Амир Тимур, или Тамерлан, не только увлекался собиранием пирамидок из черепов поверженных врагов, но и был большим выдумщиком. Согласно некоторым сведениям, когда в 1391 году он сошёлся в бою с золотоордынским ханом Тохтамышем близ реки Кондурчи (территория современной Самарской области), то, существенно уступая ордынцам в численности войск, амир подкупил ханских знаменосцев, чтобы те в разгар битвы побросали свои бунчуки. Татары решили, что хан убит, их напор и желание биться ослабли, и Тимур в итоге одержал верх.
Он умел удивить, и делал это не раз и не два за те тридцать с лишним лет, что суммарно провёл в походах. Но самый эффектный свой трюк Хромой Тимур провернул уже на седьмом десятке — во время Индийской кампании.
Как пацан к успеху шёл
В конце 1396 года Тамерлан вдруг понял, что непрерывно воюет вот уже 26 лет, и решил хоть на время вернуться в Самарканд — свою столицу. Ему было шестьдесят.
Два года наслаждался он покоем у себя дома — обновлял городскую инфраструктуру, возводил новые парки и дворцы, стремясь превратить Самарканд в «центр Вселенной», способный затмить Константинополь и Багдад.
Но сколько волка ни корми — он всё в лес смотрит. Едва заслышав, что в богатейшем Делийском султанате разразилась гражданская война, Хромой Тимур решил, что это прекрасный шанс для него.
Когда-то давно он начинал как простой разбойник, не имевший над собой ни господина, ни знамени, и во главе ватаги удальцов добывал себе славу и богатство мечом.
Став владыкой огромной империи, он не утратил этой «разбойничьей» предприимчивости, постоянно высматривая, что и где плохо лежит.
На протяжении всей жизни он позиционировал себя защитником ислама, но правда состояла в том, что это был простой оппортунизм. Особенно если учесть, что абсолютное большинство держав, которым Тимур объявлял «джихад», были мусульманскими. Вот и теперь, в марте 1398 года, Тамерлан объявил, что Индия «погрязла в идолопоклонничестве», — а это значит что? Правильно, ввести ограниченный контингент вооружённых сил в рамках программы интернациональной взаимопомощи, и всё в таком духе.
Туда, за Гиндукуш
Переход армии Тимура через Гиндукуш не вошёл в легенды подобно маршу Ганнибала через Альпы, а зря! Двигаясь по маршруту через перевал высотой в три с лишним тысячи метров, солдаты Тамерлана были вынуждены то и дело вступать в схватки с воинственными и дикими обитателями этих мест. Шли они только по ночам, когда лёд под ногами подмерзал и становился более прочным. Но даже это не помогало. Один Аллах ведает, сколько воинов амира так и не увидели далёкую Индию, сорвавшись в пропасть или пав от стрел воинственных горцев.
Сам Тимур, будучи уже далеко не молодым, разделял все тяготы и риски со своими воинами.
К сентябрю войско амира достигло берегов великой реки Инд. Инженеры спешно навели мосты, и спустя два дня армия была на противоположном берегу.
Марш на Дели сопровождался резнёй и убийствами. Войско Тимура с его прямого попустительства забирало буквально всё, что не было прибито гвоздями, тысячи местных крестьян были обращены в рабство.
Это была своего рода пиар-кампания — амир словно бы говорил «Батя в здании!».
Когда же рабов набралось столько, что возникла реальная опасность бунта, Тимур просто приказал перерезать бо́льшую их часть в целях безопасности. Самаркандская арифметика — бессмысленная и беспощадная.
От такой жести погрустнели даже собственные воины амира — а уж они-то за годы походов под его началом чего только не видели. Многие сочли, что теперь Аллах от них отвернётся, — к тому же у индийцев были слоны, про которых ходило множество небылиц. Поговаривали, что их погонщики прикрепляли к бивням животных большие лезвия, которые предварительно окунали в особо забористый яд. Поэтому даже малейшей царапины хватало, чтобы отойти в мир иной.
В целом комплиментарные по отношению к Тимуру хронисты отмечали, что даже старшие командиры в его армии были всерьёз обеспокоены и подумывали, что в сложившейся ситуации развернуться и ещё разок сгонять через Гиндукуш было бы не так уж и плохо.
Тамерлан же отреагировал в необычном для себя стиле. Понимая, что, зарезав ещё кого-нибудь, он делу не поможет, амир выдал своим воинам лопаты и прочий хозяйственный инвентарь и вывел их на «тимбилдинг-ивент». Он приказал рыть рвы и насыпать валы отсюда и до горизонта. Инженеров же он отправил мастерить рогатки по типу «чеснока» — такими ещё с древних времён боролись с неприятельской конницей.
Только эти должны были быть существенно больше и крепче. Когда укрепления вокруг лагеря были готовы, Тимур распорядился собрать в одном месте всех имевшихся при войске верблюдов, привязать их там, после чего закрепить на спинах животных связки соломы и хвороста. Большинство воинов решили, что старый совсем спятил, но, помня крутой нрав амира, не рискнули ослушаться и сделали всё, что он велел.
Тамерлан вообще ценил и любил разнообразные хитрости. Покорив в 1396 году Грузию, Тимур схлестнулся с турками-османами, которыми в те времена правил другой яркий государь-полководец — султан Баязид I Молниеносный.
Две легенды встретились 20 июля 1402 года на равнине близ Анкары. Стояла невыносимая жара, и Баязид предусмотрительно расположил своё войско вдоль течения ручья Чубук, чтобы его воины могли напоить коней и утолить жажду сами. Он не знал, что инженеры амира Тимура опередили его и загодя возвели выше по течению искусственную запруду, оставив лишь небольшое отверстие, по которому в прежнее русло поступало немного воды. Турки сразу не заметили подвоха, но, когда битва была уже в разгаре и воины султана захотели утолить жажду, они увидели, что ручей обмелел.
Что касается солдат Тимура, то у них не было недостатка в воде, и, сохранив больше сил, они в итоге одержали верх. Тамерлан разграбил Анкару, а пленённого Баязида посадил в клетку. Так что солдаты, имевшие много таких примеров перед глазами, слушались не только из страха. Они догадывались, что амир всё-таки не сошёл с ума на самом деле, — это смекалочка.
Ночь твоя — добавь огня!
Наконец, 17 декабря 1398 года армия султана Махмуд-хана выступила из Дели навстречу захватчикам. Помимо многочисленной конницы и пехоты Махмуд имел в рукаве козырный туз — 120 боевых слонов. Битва началась на флангах — с обеих сторон там стояла конница. Долгое время чаши весов колебались, однако в какой-то момент всадники Тимура начали одолевать. И тогда султан Дели бросил в бой свои «ходячие танки».
Слоновья лавина покатилась в сторону воинов амира. Применение слонов, помимо прочего, представляло собой своеобразную психическую атаку — они истошно трубили, поднимали облака пыли, а погонщики что было сил били в большие медные барабаны, установленные на спинах животных. Какофония стояла адская, и воины Тимура начали подаваться назад.
И в этот момент Тамерлан бросил на стол свой козырь — слуги вывели вперёд тех самых верблюдов, «тюнингованных» охапками соломы, которую тут же подожгли. После чего начали подталкивать древками копий несчастных животных вперёд. Ревущие от ужаса и боли, горбатые «брандеры» неслись навстречу индийской элефантерии. И теперь уже для слонов настал черёд реветь от страха. Охваченные паникой, они инстинктивно повернули вспять и принялись давить собственную пехоту. Хронист писал, что головы индийцев раскалывались, подобно кокосам, упавшим с дерева.
Сражение плавно перешло в разгром и резню. А уж войдя в Дели, воины Тимура вообще ни в чём себе не отказывали, устроив великому городу невиданный погром.
Симпатизирующие Тамерлану хронисты делали стыдливую оговорку, что сам амир якобы в это время отдыхал, и понятия не имел о том, что творят его воины. Да-да, конечно, мы охотно им верим.
За три дня было убито порядка 50 000 жителей города. Всего же завоеватели пробыли в Дели две недели, после чего, взяв с собой всё, что можно было унести, подались прочь с чувством выполненного долга — сытые, материально обеспеченные и очень довольные жизнью и собой. Городу же потребовалось целое столетие, чтобы полностью восстановиться после визита Хромого Тимура.
К слову, Тамерлан прихватил с собой и некоторое количество слонов — впоследствии он использовал их в упомянутой битве против Баязида I под Анкарой. Практичный был человек, ничего не скажешь. Впереди были ещё несколько лет походов, и даже свою смерть завоеватель встретил не дома на мягком ложе, а во время экспедиции в Китай в 1405 году. Хворь, поразившая его постаревший и изношенный организм, оказалась единственным врагом, против которого у Тимура не нашлось никакой хитрой уловки.