Процесс Сократа: «выше людского суда»

 В 399 году до н. э. Афины переживали далеко не лучший период своей истории: поражением закончилась Пелопоннесская война, в результате чего установилась власть спартанских марионеток — Тридцати тиранов. После недолгого, но кровавого правления они были свергнуты, но это не решило главных проблем — бедности и высокого уровня социальной напряженности. Вопрос «Кто виноват» занимал умы афинян ничуть не меньше, чем «Что делать?»

В подобных случаях обычной реакцией общества является поиск «пятой колонны», развращающей умы, в первую очередь — неокрепшие юношеские. Не стали исключением и Афины начала 4-го века до н. э.

«Предлагается смертная казнь»

Весной указанного года драматург по имени Мелет вручил архонту-басилевсу, выборному должностному лицу, занимавшемуся вопросами культа, восковую дощечку, содержавшую обвинения против философа Сократа: «Это обвинение составил и, подтвердив присягой, подал Мелет, сын Мелета из дема Питтос, против Сократа, сына Софрониска из дема Алопеки: Сократ повинен в отрицании богов, признанных городом, и во введении новых божественных существ; повинен он и в совращении молодёжи. Предлагается смертная казнь».

Государственного обвинения в Афинах не существовало. Его мог выдвинуть любой полноправный гражданин, который при этом давал клятву в том, что говорит правду. В задачу архонта-басилевса входило установить, имеет ли обвинение под собой какие-либо основания, и передать дело на рассмотрение суда.

Мотивы Мелета достаточно очевидны: амбициозный молодой сочинитель, чьи трагедии ни разу не были отмечены ни публикой, ни критикой, стремился к славе любой ценой. Вполне вероятно, что к Сократу он имел личную неприязнь: зная ехидный характер философа, нетрудно предположить, что Сократ комментировал его «творческие удачи» совершенно определённым образом. По крайней мере, на суде обвиняемый главного обвинителя не особенно щадил: «По-моему, афиняне, он — большой наглец и озорник и подал на меня эту жалобу просто по наглости и невоздержанности, да ещё по молодости лет».

Аналогичный мотив двигал, скорее всего, и вторым обвинителем по имени Ликон — также честолюбивым графоманом, разве что уже непервой молодости и искавшим славы не на театральных подмостках, а в публичных выступлениях. Однако было очевидно, что за Мелетом и Ликоном стоит истинный инициатор и дирижёр обвинения. Им был Анит, богатый торговец кожами, один из влиятельных афинских политиков, сыгравший важную роль в свержении режима Тридцати тиранов. Кожевенник и философ были хорошо знакомы, не раз публично спорили. Сегодня мы назвали бы Анита государственником, горячим сторонником традиционных афинских ценностей, крайне настороженно относящимся к сократовской идее индивидуальной свободы. Афиняне шептались, что у Анита имелись также личные причины ненавидеть Сократа: якобы его собственный сын после знакомства с учением философа стал пренебрежительно относиться к отцу, его образу жизни и занятиям.

Самый демократичный суд в мире

Ещё в 6-м веке до н. э. великий реформатор Солон ввёл в государственное устройство афинского полиса широкое демократическое начало. Одним из наиболее ярких его проявлений стала гелиэя, суд, состоящий из 6 тысяч гелиастов — выборных судей (5 тысяч были действующими, тысяча — запасными).

Судьёй мог быть любой свободный житель Афин старше 30 лет. Судьи получали за свою деятельность небольшую плату. Для рассмотрения конкретного дела собиралась многочисленная коллегия: так, незначительные гражданские иски рассматривались составами в 201 судью, для уголовных дел требовалось ещё более представительное собрание. Решение принималось тайным голосованием. Во избежание подкупа состав судей определялся жребием непосредственно перед началом процесса. Время, отведённое на рассмотрение дела, строго фиксировалось при помощи специального водяного устройства; судебная сессия продолжалась в течение светового дня (Сократа судили зимой, и длительность процесса определили в 9 с половиной часов).

Кощунник и растлитель юношества

 Имели ли обвинения, выдвинутые против Сократа, под собой какие-либо основания? Взаимоотношения философа с традиционным пантеоном олимпийских богов были, мягко говоря, неоднозначными. Сегодня нам трудно обоснованно судить о воззрениях мудреца на религию (от Сократа не осталось ни одной собственноручно написанной строчки, о его учении мы знаем только по рассказам его учеников и отзывам недоброжелателей), но ясно одно: представления Сократа о божественном начале расходились с общепринятыми. Вполне возможно, по сути, он не покушался на последние, но малограмотным в большинстве своём гелиастам в ходе судебных прений стало очевидно, что у Сократа есть собственный взгляд на то, на что его иметь, по их представлениям, было предосудительно. Всего тридцать пять лет назад за одно предположение, что солнце не божество, а раскалённый камень, философа Анаксагора приговорили к смерти, и только заступничество всесильного на тот момент Перикла спасло ему жизнь.

Ещё более серьёзным представлялся афинянам пункт о развращении юных умов. Обвинители напомнили горожанам, что учениками Сократа в своё время были три ненавистных им человека: предатель Алкивиад, великий полководец, перешедший на службу к спартанцам, фактический лидер проспартанских Тридцати тиранов Критий и его помощник Харикл. Многие соглашались с тем, что учитель несёт ответственность за последующее поведение своих учеников, даже если он и не склонял их напрямую к предательству интересов родного города.

Помимо этого, многих судей, людей зрелого возраста, по-видимому, вообще раздражала популярность Сократа у молодёжи, и они считали его ответственным за то, что двадцатилетние балбесы дерзят и не уважают старших.

Досталось Сократу и за его далеко не восторженные отзывы о великих литераторах прошлого, Гомере и Гесиоде. В период шатаний и брожения умов многим жителям Афин их творчество представлялось необходимой «скрепой». Наконец, обвинители упомянули и отсутствие у Сократа общественной позиции, выразившейся в том, что он избегал выборных должностей. «Сократ нас не уважает, — как бы говорили обвинители. — Ему не дорого то, что дорого нам, он ёрничает и глумится над тем, что свято для каждого истинного афинянина! И это в то время, когда мы — в кольце врагов!»

Союзник обвинения

 Нельзя не заметить, что сам Сократ приложил немалые усилия к тому, чтобы утвердить судей в этом мнении. Вопреки устойчивой традиции, он не привёл в суд плачущих жену и детей, которые должны были разжалобить судей. Вместо того чтобы признавать себя виновным в отдельных грехах и каяться, он произнёс сложную, полную философских рассуждений и довольно высокомерных поучений речь, что тоже не могло не раздражать крестьян и ремесленников на судейских скамьях: «Не шумите, мужи-афиняне, исполните мою просьбу — не шуметь по поводу того, что я говорю, а слушать; слушать вам будет полезно, как я думаю». Наконец, уже будучи признанным виновным (суд голосовал дважды: первый раз по вердикту о виновности или невиновности, второй раз — по вопросу о конкретном приговоре), он попросил в качестве наказания бесплатный обед в Пританее, круглом здании на главной площади Афин, что было большим почётом.

Трудно сказать, чего добивался таким образом семидесятилетний философ. Скорее всего, он не желал «прогнуться» под первоначально не настроенный слишком уж кровожадно суд. Покайся, «окажи людя́м уважение» и отделаешься малой кровью, парой часов позора — это не для Сократа. Ведь он столько лет учил своих юношей внутренней свободе, чувству собственного достоинства, ироничному отношению к авторитетам и табу. «Я могу вам сказать, афиняне: послушаетесь вы Анита или нет, отпустите меня или нет — поступать иначе, чем я поступаю, я не буду, даже если бы мне предстояло умирать много раз».

Приговор гелиэи — смертная казнь — был вынесен подавляющим большинством голосов, 360 против 141. Интересно, что за него проголосовало около сотни судей, в первом туре высказавшихся за невиновность мудреца…

«Тише, сдержите себя!..»

Сократу ещё почти месяц придётся дожидаться смерти: в Афинах смертные приговоры не приводились в исполнение в период, когда на остров Делос к храму Аполлона отправлялась праздничная делегация. За три дня до её возвращения один из почитателей философа, Критон, предложил ему побег в плодородную Фессалию, где знаменитого афинянина готовы были принять и спрятать. Вполне вероятно, это устроило бы и большинство жителей Афин: многие из них уже пришли в себя и полагали, что суд погорячился.

Сократ категорически отказался. Он не считал вынесенный ему приговор справедливым, но полагал недостойным настоящего гражданина нарушать закон. Ведь он сам любил повторять: «Кто добродетелен, тот выше людского суда». Кроме того, истинный философ должен относиться к смерти спокойно, ведь она ему неведома, и, значит, грех считать её злом.

Он выпил приготовленную для него чашу с ядом и продолжил беседовать с друзьями и учениками. Некоторые из них плакали, и Сократ обратился к ним со словами: «Ну что вы, что вы, чудаки! Я для того главным образом и отослал отсюда женщин, чтобы они не устроили подобного бесчинства, — ведь меня учили, что умирать до́лжно в благоговейном молчании. Тише, сдержите себя!»

Последней фразой Сократа была просьба не забыть принести в дар богу врачевания Асклепию петуха — похоже, смерть он воспринимал как исцеление…