Штурм Грозного: самый темный час

Контуры айсберга на горизонте

Вся первая война в Чечне прошла под знаком штурмовщины. Решение о вводе войск в республику было принято на эмоциях в течение очень короткого срока после того, как провалилась попытка взять Грозный при помощи тайной операции в ноябре 1994 года. Тогда отряды чеченцев-лоялистов попытались ворваться в столицу республики с помощью российских танкистов.

Штурм окончился катастрофой, а некоторые танкисты попали в плен. Прошло буквально несколько дней — и началась лихорадочная подготовка уже к полномасштабной силовой операции. Темпы просто поражают — 29 ноября было принято окончательное решение, а к пятому декабря требовался законченный план операции. До шестого декабря предполагалось создать ударные группировки, ещё три дня потратить на блокаду Грозного, четыре — на его штурм, и к 21 декабря закончить всю кампанию.

Это при том, что численность и вооружение дудаевцев даже переоценивали — считалось, что всего боевиков более 30 тысяч с артиллерийским и танковым кулаком.

Меж тем российские силовые структуры находились далеко не в лучшей форме. После распада СССР «в наследство» Вооружённым силам РФ досталось огромное множество частей и соединений. Однако лишь очень немногие из них были укомплектованы по штату. Советская армия готовилась воевать в Третьей мировой войне дивизиями и полками, которые предстояло укомплектовать людьми по мобилизации.

Никто, разумеется, не стал бы объявлять мобилизацию для войны в Чечне. Однако на практике это привело к тому, что туда отправились части, многие из которых десятилетиями стояли в глубоком тылу в качестве «консервов». Недоставало даже офицеров, сплошь и рядом взводами командовали «двухгодичники» — выпускники гражданских вузов, видевшие службу в гробу и толком не имевшие профессиональной подготовки.

Положение дел с рядовыми было ещё хуже. Те, что всё-таки имелись, практически весь срок службы посвящали хозработам. В лучшем случае солдаты ухаживали за техникой и имели хотя бы базовые навыки. Но типичная картина — призывник, державший автомат в руках буквально два-три раза за весь срок службы и едва способный выполнять свои формальные обязанности.

Тем не менее, при планировании операции оптимизм командования Объединённой группировкой войск просто-таки зашкаливал. Никто не собирался давать хотя бы несколько недель на боевую подготовку и слаживание. Доукомплектование велось на ходу, солдаты и офицеры сплошь и рядом знакомились уже в эшелонах, а то и вообще уже в Чечне. Зачастую солдаты просто не умели использовать своё оружие и технику — в особенности это касалось артиллеристов и вообще представителей технических родов войск.

Призывники восемнадцати лет отправлялись на войну едва обученными — или вовсе необученными.

Более того, на поле боя эти вооружённые дети часто имели даже не нулевую, а отрицательную боевую ценность — они требовали целенаправленных усилий для своего спасения. Впервые оказавшись под огнём, некоторые просто впадали в ступор. Поэтому те солдаты и офицеры, кто всё-таки мог выполнять какие-то боевые задачи, неизбежно воевали «за себя и за того парня».

На вопросе об укомплектованности частей, воевавших в Грозном, стоит остановиться отдельно. Хотя это часто бывает трудно понять даже реальным штабным офицерам, не то что диванно-офицерскому составу боевых кухонь, ни одну битву не выиграл тактический значок «бригада» на карте. От номеров вступающих в Грозный частей рябило в глазах. Однако сплошь и рядом они не соответствовали своей штатной численности.

Характернейший пример. За тактическим значком, обозначавшим 81-й Самарский полк, скрывалось около 500 человек. Казалось бы, ещё не так плохо, но, если углубляться в детали дальше, останется только схватиться за голову. За вычетом тыловиков и миномётчиков, у самарцев оставалось не более 340 бойцов — и почти все они составляли экипажи БМП и БТР.

На войну 81-й полк пошёл, имея около 150 (по другим данным, аж 200) разных боевых машин. Итог подвёл начальник штаба полка Семён Бурлаков: «В мотострелковых отделениях не было пехоты». В Грозный пошёл не полк. Туда пошли экипажи бронетехники. Это означало, что вести бои во дворах, брать под контроль территорию — некому. Танки и БМП, вопреки болтовне на этот счёт, вполне могли вести бой в городе. Но для этого им требовалось взаимодействие с пехотой, которая отстреливала бы гранатомётчиков, давала целеуказания, использовала огневую мощь и броню для решения своих задач. Однако во многих подразделениях, входивших в Грозный, пехоты просто не было.

Схожая история была и с другими частями. Так, от многострадальной Майкопской бригады в город вступили, в общей сложности, лишь около 450 человек.

В реальности укомплектованный по штату батальон сильнее «тощей» бригады, даже если бригада формально многочисленнее. Разницу почти всегда составляли именно «активные штыки» — бойцы, воюющие с автоматами и пулемётами в руках в пешем строю. Но в подразделениях, подходивших к Грозному в конце декабря, не могли и мечтать о том, что их доведут до штатной численности.

Всё это звучит как описание халтуры скандального уровня.

Так оно и было, но всё же естественен вопрос: почему взрослые люди — политики и генералы — сочли, что и так сойдёт?

У России имелся опыт операций, в которых и в самом деле «сошло». Очевидный пример — операция января 1990 года в Баку. Тогда части Советской армии вошли в город, где начались массовые беспорядки, и заняли его после довольно кровавого, но короткого противостояния с местными демонстрантами. С точки зрения политики и массовой психологии ничего хорошего в 1990 году не произошло, не говоря уже о человеческой трагедии, но военные продемонстрировали, что такой финт провернуть могут. К тому же имелся опыт недавнего противостояния в Москве — опыт октябрьских уличных боев, казалось бы, опять же показывал, что массы войск с танками самой по себе достаточно для успеха.

Кроме того, ещё довольно свежи в памяти были быстрые кампании в Приднестровье, Осетии/Ингушетии и Таджикистане, где даже небольшие силы регулярных российских частей быстро и радикально меняли ход событий.

В общем, как ни парадоксально прозвучит, было из-за чего расслабиться. Чечня ещё не стала той самой Чечнёй — она могла показаться очередной задачей в общем ряду.

Само по себе решение штурмовать Грозный окончательно приняли только 26 декабря. К этому моменту российские войска находились в окрестностях города. Командующий ОГВ генерал Квашнин не собирался задерживаться у ворот, однако это неизбежно означало, что никакого времени на подготовку не будет. Для занятия Грозного скомплектовали четыре ударных группы — «Восток», «Северо-восток», «Север» и «Запад», входившие в город с разных направлений. При этом непосредственно в город под Новый год отправилась лишь часть сил, едва ли превышающая численно отряды дудаевцев, а многие узнавали о том, что им предстоит атака, буквально за несколько часов до выхода.

Правда, реальные возможности дудаевцев были намного ниже, чем им приписывали. Позднейшие разговоры о «трёх кольцах обороны» так и остались разговорами. Даже будь у Дудаева пресловутые «кольца» — кто бы их занимал?

В реальности фактор «мамы-анархии» постоянно действовал на стороне дудаевцев. Никакого систематического инженерного оборудования местности они, разумеется, не вели. Максимум — баррикада из автобусов, некрупная траншея или пробитая для снайпера бойница. Всё это — без особой системы. Единственная идея, которая, похоже, по-настоящему сработала по части специальных приготовлений к наступлению русских — это заначки с боеприпасами к гранатомётам, устроенные в некоторых зданиях.

Вообще, гранатомёты были сильной стороной дудаевцев — их запасли громадное количество. Судя по потерям бронетехники, речь шла о тысячах выстрелов к РПГ и одноразовых «шайтан-трубах», но боевики постоянно использовали их ещё и для стрельбы по пехоте, по сообщениям, — даже по отдельным солдатам.

Иностранных наёмников, о которых много говорилось, было статистически незначимое число. Массовое явление «моджахедов» состоялось уже позднее, экзотические персонажи типа Сашко Билого имелись буквально в единичных экземплярах (и стали известны именно из-за экзотики, а не потому, что сыграли какую-то серьёзную роль).

Практически на 100 процентов выдумана история про снайперш-биатлонисток из Прибалтики.

Вообще, рассказы про женщин-снайперов в 90-е годы бродили с войны на войну, причём в зависимости от конфликта гуляли легенды про русских, осетинок, украинок…

В Грозном рассказывали об эстонках. Причём — ещё один бродячий сюжет — им приписывали любовь к стрельбе в пах. Хотя образ красавицы-кастраторши с СВД чрезвычайно популярен, на практике за обе чеченские войны зафиксированы буквально единичные случаи, когда реально обнаруживались женщины-снайперы, и это были местные уроженки.

Как ни ужасно, среди боевиков присутствовала и «родная кровь». Один из офицеров 45-го полка ВДВ позднее вспоминал, как застрелил не просто «дорогого соотечественника», а офицера, приехавшего к Дудаеву подработать. Этого типа уложили более-менее рефлекторно, но при попадании в плен таким, конечно, не приходилось рассчитывать на понимание и прощение.

В целом численность боевиков в Грозном известна только «на глазок». Командовавший обороной города бывший полковник Советской армии Аслан Масхадов располагал несколькими тысячами людей, которым он мог бы отдавать приказы. Относительно управляемыми были многочисленные, по несколько сот штыков, отряды Басаева и Гелаева.

Кроме того, насчитывалась масса отрядов из людей, которые сами называли себя «индейцами», — небольшие группы, почти всегда односельчане, подчинявшиеся в основном сами себе. Численность таких отрядов варьировалась от нескольких до нескольких десятков боевиков, а вооружение могло включать как РПГ и снайперские винтовки, так и охотничьи ружья.

Об уровне дисциплины в этом воинстве говорит, например, история, случившаяся уже во время штурма. Отряд боевиков из села Майртуп захватил брошенный танк — и боевая машина им так понравилась, что бойцы просто уехали на нём красоваться в родное село. Басаев, которому они теоретически подчинялись, рвал и метал, но поделать ничего не мог.

Войско Дудаева было прекрасно приспособлено к партизанским действиям — децентрализовано и собрано из людей, желающих воевать — но его чисто военные качества не стоит переоценивать.

К сожалению, главным козырем отрядов Дудаева была слабость наших вооружённых сил.

Катастрофа на Новый год

Наибольших успехов в первые часы штурма Грозного добилась формально наиболее слабая по численности группировка — «Северо-восток» генерала Рохлина.

Рохлин не пошёл через назначенные ему улицы — теоретически там было проще всего провести колонны, но чеченцы это тоже прекрасно понимали. Но Рохлин наилучшим образом среди прочих провёл разведку и продвигался по нетривиальному маршруту — причём прикрывал собственные тылы, закрепляя за собой ключевые позиции.

В общем, эта группировка изначально действовала по-боевому, так что её наступление 31 декабря оказалось наименее «интересным» и кровавым. В частности, именно группа Рохлина заняла консервный завод, превращённый в опорный пункт внутри Грозного.

Гораздо хуже дело пошло у «Востока». Группировка генерала Стаськова действовала наобум, практически без артиллерийской поддержки (тут была «уважительная» причина — артиллеристы не умели обращаться со своим вооружением). Охранение отсутствовало. Разведка отсутствовала.

Достаточно быстро «восточные» столкнулись с сопротивлением и начали нести потери. Часть колонны была отсечена огнём и отступила. Из-за неразберихи и отсутствия связи тяжёлые потери «восточные» нанесли ещё и сами себе — друг друга принимали за боевиков. Отряды «восточных» шли по городу под постоянными обстрелами, не закрепляясь нигде. Около кинотеатра «Россия» основные силы «Востока» остановились, и там их атаковали боевики. Несмотря на царивший на поле боя бедлам, «Восток» по крайней мере смог давить противника огнём.

Ночь прошла относительно спокойно… а наутро по «Востоку» отработала собственная авиация. «Дружественный огонь» выбил сразу несколько десятков человек убитыми и ранеными. Группировка «Восток» в полном беспорядке вывалилась на исходные позиции.

Группировка «Запад» шла в боевых порядках. С разведкой дела обстояли настолько же плохо, но всё-таки само выдвижение было организовано получше. Однако «западные» страдали от тех же самых проблем, что и все остальные — взаимодействие с соседями не налажено, ориентироваться в городе получается кое-как. «Западные» не слишком углублялись в город, и ограничились выходом к парку им. Ленина на окраине. Там авангард попал в окружение, но это не было «котлом» в полном смысле, и «западные» смогли продержаться до подхода помощи.

Однако всё это было просто-таки обычными на войне проблемами на фоне того, что произошло с группировкой «Север» генерала Пуликовского.

В группировке, которая втянулась в самый жестокий бой Новогоднего штурма, поначалу не происходило ничего экстраординарного. Более того, ещё до полудня её части выполнили свои формальные задачи. Перестрелки возникали, но боевые машины довольно спокойно въехали в Грозный. Однако беспорядок, воцарившийся дальше, едва ли поддаётся описанию.

Выполнение задач сводилось к занятию точек на карте, никто не вёл зачистку дворов (тех, кто это мог сделать, было уж очень мало), никто не пытался установить, где же, собственно, противник и каковы его силы. Около 11 часов произошло одно из ключевых событий дня — силы 131-й майкопской бригады и 81-го самарского полка получили приказы двигаться в глубину города. Майкопцы отправились к железнодорожному вокзалу — то есть на другой конец Грозного. Самарцы получили задачу одним батальоном идти к «Президентскому дворцу» — зданию бывшего республиканского комитета КПСС в центре города, а другим — к тому же вокзалу. Позднее ответственность за этот приказ пытались возложить на самих офицеров в поле, якобы те же майкопцы «пропустили поворот», но сейчас мы можем вполне уверенно говорить: приказ на марш к вокзалу им отдали «сверху».

На этом перегоне начались обстрелы. Отрядам «индейцев» и более дисциплинированным дудаевским частям требовалось время, чтобы сориентироваться, но теперь было ясно, куда направляются «ленточки» колонн, и они начали всё чаще попадать под удары. Запас гранатомётов и боеприпасов к ним у чеченцев был отличный, так что машины обстреливались с разных сторон и чаще всего получали по несколько попаданий. Колонны местами разрывались, кое-где, наоборот, возникали заторы.

У офицеров были старые карты, на которых отсутствовали целые микрорайоны и отдельные крупные сооружения, но даже их офицеры-«двухгодичники» часто не умели читать.

Самарцы регулярно получали новые задачи, только дезориентировавшие их, но фактически не могли исполнить ничего из того, что от них требовали. Полковник Ярославцев, командовавший самарцами, быстро получил ранение. Под вечер был ранен и сменивший его начштаба полка. В итоге 81-й находился неподалёку от «вожделенного» здания у площади Орджоникидзе, но ни о каком штурме дворца или хотя бы его блокировании и речи не шло.

Тем временем, майкопцы и часть сил самарцев вышли к вокзалу и товарной станции. Руководил действиями на вокзале командир 131-й бригады полковник Савин.

Хотя сам по себе железнодорожный вокзал довольно крупный, площадь перед ним невелика. На ней расположили технику, люди находились в зданиях. Здесь произошло нечто труднообъяснимое. Хотя непосредственно на вокзале и вокруг него было не так уж мало людей (непосредственно на вокзале находился один из батальонов 131-й), не был никем занят «дом Павлова» — жилой дом напротив вокзала — и не контролировался частный сектор вокруг. Периметр обороны изначально оказался очень жидким, техника на привокзальной площади — крайне уязвимой. Сам вокзал, несмотря на свои размеры, был сомнительной цитаделью — низкий, зато с очень крупными окнами. Собственно, жилые дома вблизи вокзала выглядят как раз более удобным объектом для защиты. Почему Савин не занял окрестные здания, уже не спросишь — полковник погиб. Возможно, он полагал, что у него слишком мало людей для этого — тем более восемнадцатилетние рядовые никуда не делись, выделять самостоятельные задачи группам, состоящим в основном из таких военнослужащих, Савин боялся. Но это уже предположения постфактум. Реальность такова: боевики изначально имели в своём распоряжении никем не занятые готовые позиции, на которых могли сосредоточиться и с удобством обстреливать майкопцев на вокзале.

Поразительно, но в штабе Объединённой группировки как раз царил оптимизм. Считалось, что «в оборону Грозного вбит лом». В действительности из четырёх группировок, входивших в Грозный, две «просто» не добились успехов, а основные силы третьей сами приехали в «котёл». Но штабистам это ещё предстояло осознать.

На поле боя всё поняли раньше.

Со второй половины дня начались перестрелки — и к ночи они стали нарастать. Нельзя сказать, что вообще никакие здания вокруг вокзала не пытались занять, но по ходу боя мотострелки отходили к нему. Дудаевцы разобрались, что происходит, поняли, что крупный отряд находится в районе вокзала, как прибитый гвоздями, — и атаковали небольшими отрядами. Каждый удар казался не смертельным сам по себе. Но скопище техники было слишком уязвимо для гранатомётчиков, а обстрелы по окнам постепенно находили жертв. Тем более что к вокзалу подтягивались разные группы — на периметр обороны постоянно кто-то нажимал.

Савина быстро ранили. Он продолжал командовать обороной, но теперь майкопцы находились в окружении, и их положение час от часу становилось хуже. Части майкопцев и самарцев находились слишком далеко от любых потенциальных спасителей. Боевики же изначально имели серьёзное преимущество — пятиэтажки и частный сектор, под прикрытием которых могли расстреливать стоящую на площади технику.

Перед полуночью обстрел приостановился — не из-за празднований, разумеется, просто от дыма пожаров и опустившегося тумана ничего не было видно.

По дороге колонны окруженцев распадались. Во время этого «марша смерти» погиб полковник Савин. Части 131-й бригады и 81-го полка пробирались на исходные позиции отдельными группами, уже не представляя собой единых подразделений. Правда, некоторого успеха из отрядов спасителей добился замполит 81-го полка Игорь Станкевич. Он сумел сколотить организованный отряд, к которому прибились некоторые группы самарцев. Вообще, из всех выходивших из Грозного групп чаще удавалось спастись тем, кто пробирался пешком через дворы. Машины, привязанные к улицам, быстро сжигались «летучими отрядами» боевиков.

Новогодний штурм стал апофеозом боёв за Грозный. Более трети всех потерь российских войск в битве за город приходятся буквально на пару суток — с утра 31 декабря по ночь на 2 января. Около 80 человек попали в плен. До 500 погибли.

Отношение к пленным было разным. Кого-то старались сохранить для демонстрации журналистам. Над другими всячески издевались. Часть пленных позднее выменяли, иных убили уже через много недель после сдачи. Так, подполковник Зрядний, попавший в плен тяжело контуженным, был расстрелян уже весной 1995 года по приказу Гелаева. Последний случай массового пленения военных произошёл уже 5 января, когда сдался окружённый взвод мотострелков 503-го полка на западе Грозного. Такая капитуляция была чем-то необычным даже для той войны. Комвзвода, лейтенант Ященко, вернулся из плена уже в январе (его подчинённых освободили несколько позднее), пошёл под суд, но был амнистирован. Надо сказать, не все так реагировали на предложения сдаться. Так, к десантникам в западной части Грозного ходила с предложениями о капитуляции целая команда, включая депутатов российской Думы и попавшего в плен ранее офицера. Как описал реакцию десантников правозащитник А.Черкасов, «для них разговоры о том, что им позволят с оружием в руках выйти из города, были не только неприемлемы, но и непонятны». Когда мы говорим о страшном упадке духа в российских частях, воевавших в Первую чеченскую, не стоит забывать и об этих людях — для которых разговоры о сдаче были «не только неприемлемы, но и непонятны».

Почему так произошло — объяснить, к сожалению, можно легко. Для разгрома наступающих отрядов — в первую очередь группировки «Север» — было сделано буквально всё. Даже несовершенные первоначальные планы менялись буквально через каждые три часа. Апогеем всех этих метаний стала попытка выгнать самарцев к президентскому дворцу, а майкопцев — к вокзалу. Говорить о тактике, об организации боя в большинстве случаев просто бессмысленно — элементарные требования уставов не выполнялись практически нигде, а часто они и не могли быть выполнены.

Горящие на улицах БМП стали памятником безответственности и некомпетентности.

После нокдауна

Попытка взять Грозный кавалерийским наскоком потерпела оглушительный провал. Теперь предстояло завладеть им путём правильного штурма. Сделать это силами, которые участвовали в Новогоднем штурме, было, конечно, нереально — группировка «Север» была фактически разбита, другие понесли тяжёлые потери. Однако в Грозный начали прибывать свежие части. Что очень важно, это были подразделения с высокой численностью пехоты.

Одним из таких подразделений был 45-й полк спецназа ВДВ. Вместе с ним действовал отряд в два десятка бойцов группы «Вымпел»: всего более 400 штыков, причём хорошо подготовленных и способных воевать на улицах, не цепляясь за бронетехнику.

«Вымпел» в этот период сотрясался от реорганизаций, которые в итоге чуть было не угробили подразделение полностью, поэтому в Чечне он воевал под разными «псевдонимами». В Грозном его именовали «управление специальных операций ФСК». Мы будем исходить из того, что кошка — это кошка, даже если официально она называется хомяком.

Тогда же, в январе, в Грозный начали прибывать сводные батальоны морской пехоты. По дурному обычаю времени их комплектовали как обычно — с миру по нитке — и далеко не все бойцы были изначально морпехами. Многие попали в батальоны морской пехоты с борта корабля, даже из экипажей подлодок. Но это были люди с высоким боевым духом, способные и готовые воевать не только в связке с бронёй. Кроме того, к Грозному подходили вполне обычные мотострелковые подразделения на смену разбитым частям.

Одновременно перенарезали группировки, участвующие в штурме. Остатки группировки Пуликовского переподчинили Рохлину, чьи отряды понесли наименьшие потери. Именно рохлинцам предстояло стать ударной силой нового штурма. Майкопцы и самарцы после новогодних боев представляли собой сомнительное подкрепление (их в конце концов вывели из Грозного), зато 45-й полк тоже получил именно Рохлин. В его же распоряжение отправлялась свежая 74-я мотострелковая бригада.

Командующий «объединённым „Севером“» в итоге сосредоточил в своих руках большинство сил, воюющих в Грозном — часть сил «Востока» вскоре подчинили ему же.

На тот момент положение было, мягко говоря, невесёлым. Резервы подходили не одновременно, многих ещё предстояло дождаться. Отряды чеченцев проникали в тыл уже пробившихся в глубину города частей. Поэтому первым делом 45-й полк ВДВ занялся очисткой собственного тыла. Затем началось продвижение в глубину Грозного.

Десантники имели подготовку и снаряжение для действий ночью, чем и пользовались на всю катушку. Характерный пример их действий — штурм десятиэтажного здания Института нефти и газа, оно же «Свечка». Сначала на подходах к «Свечке» устроили наблюдательные пункты и снайперские позиции. Штурм начался с прицельного обстрела дудаевцев из бесшумного оружия, так что те сначала даже не поняли, что уже идёт бой. Началась паника. Штурмовая группа не стала гордо идти со стороны фасада, а проникла в «Свечку» через пролом сзади. При этом атакующие держали связь с танкистами, стрелявшими по зданию спереди, чтобы те переносили огонь на верхние этажи по мере зачистки нижних десантниками. Все действо прикрывалось дымзавесами.

Здание зачищали довольно долго, но в итоге взяли под контроль без сюрпризов, закрепились внутри, нарезав новые секторы наблюдения и обстрела — и на закуску сумели уложить контратакующих «духов». Как легко заметить, всё это мало напоминало метания по городу на БМП в новогоднюю ночь.

После того, как за дело взялась хорошо подготовленная самостоятельная пехота, дудаевцы «неожиданно» оказались уже не настолько страшными.

Схожим образом развивались события на востоке. Штурмовые группы из мотострелков, танков и «тунгусок» с автоматическими пушками зачищали дворы и дома под прикрытием артиллерии. Специфику действиям «восточных» сообщало сравнительное обилие техники и тяжёлого оружия у противника. «Восток» претендовал даже на захват в бою гаубиц и танков. В этом районе в советское время располагались военные городки, и значительную часть этого добра, похоже, составляло имущество, брошенное уходящими частями, да так и не освоенное дудаевцами за отсутствием специалистов. Среди захваченного было даже несколько ПЗРК.

Как дудаевцы прохлопали такое ценное для них и более-менее простое в освоении вооружение, сказать трудно.

Нужно, конечно, понимать: это не означало, будто всё вдруг стало прекрасно. Недостаток выучки и проблемы со снаряжением никуда не делись. Одним из ужасных эффектов недоученности солдат стали постоянные промахи артиллерии. Пушкари раз за разом накрывали вместо боевиков городские кварталы, а то и вообще своих. Авиация регулярно наносила удары куда получилось, а не куда требовалось. Связь работала ненадёжно. Случались даже отказы пехотных офицеров от огневой поддержки: казалось менее страшным вообще не иметь прикрытия артиллерии, чем получить «дружественный» 152-мм снаряд на голову.

Однако теперь армия, по крайней мере, действовала на своём уровне, хотя и невысоком. Боевики не являлись регулярной армией, и бодание лоб в лоб с частями, имеющими тыл и регулярное снабжение боеприпасами, было для них губительно.

К середине января войска сосредоточились на штурме центрального квартала Грозного — Совмина и «Президентского дворца» с прилегающими сооружениями. Штурм вели совместно морские пехотинцы, десантники и мотострелки. Особого военного значения эти строения не имели — исключительно символическое, хотя там по-прежнему сидел штаб обороны Грозного во главе с Масхадовым и Яндарбиевым.

Как бы то ни было, и русские, и чеченцы вели бой за эти здания с поражающим воображение остервенением. Вокруг «дворца» собрались наиболее дисциплинированные отряды боевиков — собственно дудаевцы, которыми Дудаев и Масхадов могли по-настоящему командовать. Так что военный смысл для русских в захвате «дворца» всё-таки имелся — это давало возможность нанести тяжёлые потери самым боеспособным группам противника.

Именно с боями за Совмин связан один из самых известных — и самых спорных — эпизодов битвы за Грозный.

Позднее Рохлин утверждал, что боевики вывесили в окна Совмина трупы российских солдат.

Многие говорили, что видели убитых или раненых, вывешенных боевиками в окна на обозрение. Чеченская сторона эту историю, разумеется, отрицает. Фотографий или видеозаписей, подтверждающих версию о распятых, нет, но само по себе это ни о чём не говорит — журналистов в Грозном января 95-го было куда меньше, чем бывает в современных горячих точках. Можно предположить, что пленные или, что вероятнее, убитые были выставлены или вывешены в окнах на какое-то непродолжительное время — всё-таки обстановка была не такая, чтобы у кого-то нашлось время заниматься садистскими игрищами.

Середина января прошла в боях за правительственные здания просто-таки сталинградских достоинств. Боевикам лобовое сражение не сулило ничего приятного — у них не было ни резервов, ни сопоставимого количества тяжёлого оружия. Как бы это оружие ни мазало, по боевикам прилетало чаще.

Немногочисленные резервы Масхадова быстро исчерпались, попытка упереться рогом вела к тому, что отряды дудаевцев просто перемалывались градом снарядов. В результате если за Совмин, гостиницу «Кавказ» и здания вокруг пришлось рубиться врукопашную, то бои внутри самого «дворца» не были ни долгими, ни бурными. Девятнадцатого января штурмовая группа, вошедшая во «дворец», обнаружила, что там остались только одиночки и совсем маленькие группы боевиков. Те покинули поле боя и отступили за Сунжу.

Для многих солдат именно взятие этого злополучного «дворца» стало моментом психологического перелома — когда они убедились, что Грозный всё-таки будет взят…

По окраинам в тыл

Боевики отошли на юг, в район площади Минутка. Однако они ещё не были разгромлены и располагали довольно крупными силами. Тем более что Грозный по-прежнему не был изолирован.

Боевики перемещались в город и наружу через южную окраину. Почему её не блокировали, сказать трудно. Вероятно, ответ будет звучать классически — недостаток сил. Однако объяснения объяснениями, а на практике войска продолжали мучительные бои в застройке, медленно и ценой крови выталкивая боевиков. Общий накал боёв несколько снизился — сражаться так же интенсивно, как в первые две недели, не хватало ни физических сил, ни людей.

Только в феврале командование ОГВ наконец начало решать проблему южной окраины. Основу группы, отсекающей чеченскую столицу с юга, составили два мотострелковых полка, 245-й и 324-й, и уже сражавшаяся в Грозном 166-я бригада. Прорыв оказался чрезвычайно удачным — в тыл боевикам вышли не без накладок, но уверенно.

Кстати, именно эти бои стали настоящим звёздным часом разведроты 166-й гв. мотострелковой бригады. Впоследствии она стала широко известна благодаря боям под Бамутом в 1996 году, когда журналисты сделали репортаж о её колоритных бойцах и командире с позывным «Гюрза». Зимой 95-го эта рота ещё не называлась «бешеной», командир у неё был другой (капитан Игорь Баталов), но воевала она отменно эффективно. В ночь на 21 февраля разведрота просочилась к высоткам южнее Грозного, заняла их и начала наводить на противника артиллерию.

Отдельный предмет гордости Баталова и его людей — этот успех был достигнут при нулевых потерях убитыми.

Источник «чуда» очевиден — тщательная подготовка к бою и отработанное взаимодействие. Звучит донельзя банально, но жизни спасает.

После этого удержание Грозного окончательно стало для боевиков бесполезной и опасной затеей. Кольцо по-прежнему не было плотным, поэтому им удалось покинуть город относительно спокойно.

К шестому марта последние отряды дудаевцев ушли из Грозного — город заняли российские войска.

Это мы, Господи…

Вид Грозного после битвы не поддавался никакому описанию. Сражение практически полностью уничтожило крупный город. Хотя постсоветское пространство уже знало жестокие войны, руины Грозного мало с чем могли сравниться. Впоследствии город пережил ещё два крупных (летом 96-го и зимой 1999–2000-го) и несколько мелких сражений, и в нулевые его пришлось восстанавливать фактически с нуля.

Вопрос о потерях в этом сражении вызывает неожиданные трудности. Проще всего дела обстоят с российскими войсками. Всего с момента начала штурма до 1 апреля ОГВ в Чечне потеряла 1426 человек, из которых, согласно поимённым спискам, 1356 — это жертвы непосредственно штурма города. То есть от четверти до трети всех потерь российских вооружённых сил убитыми в первую войну в Чечне. Из них более 500 человек погибли с 31 декабря по 3 января. В плен к боевикам угодили до сотни человек.

Сколько потеряли сами боевики, неизвестно. С подсчётами их потерь вообще всё сложно, поскольку большую долю как бойцов, так и потерь с их стороны составляли «индейцы», которые, понятно, не очень дружили с отчётностью.

Что касается мирных жителей, то с ними всё тоже непросто. Попытка анкетирования беженцев дала циклопические 25-29 тысяч погибших, эти данные в наше время считаются мейнстримом, но изначально это была косвенная и, похоже, сильно завышенная цифра. В наше время, к сожалению, примеров подобных штурмов городов много — от Фаллуджи до Ракки и Мосула, и, как правило, потери гражданских в таких историях составляют от нескольких сот до нескольких тысяч убитых.

«Информированные прикидки» в исполнении, например, Анатоля Ливена и Сергея Максудова дают по одной — пяти тысячам погибших. Наконец, у нас есть единственная в этой печальной саге цифра, полученная не косвенными методами. В 2008 году в Грозном обнаружили огромную братскую могилу, содержащую останки 800 человек. По словам уполномоченного по правам человека в Чечне Нурди Нухажиева, это люди, которых для захоронения целенаправленно собирали военные по Грозному в течение 1995 года. Всех их свозили в одно место, причём скорбную работу начали уже в первых числах января. Вряд ли можно думать, что при такой постановке дела в захоронениях оказалось лишь несколько процентов убитых.

 Восемьсот человек, конечно, не 80 тысяч, но всё же это много. Вряд ли ошибёмся, сказав, что это в основном жертвы неудачных артобстрелов и авианалётов. Кто-то, впрочем, погибал и в контактных боях. Отдельную проблему составляло то, что боевики могли в острой ситуации побросать автоматы и начать уверять прибежавших солдат, что они-то как раз совершенно мирные жители. Свою лепту внесли дудаевцы — например, в конце декабря они развернули обратно автобусы, на которых люди пытались уехать из города, — потому что беженцев якобы обязательно депортируют. Некоторых убили вообще в результате шпиономании среди дудаевцев. Так, один из боевиков позднее рассказывал, как вместе с товарищем ходил расстреливать «российского агента» — гражданского русского. «Агент» оказался отчаянным и перед гибелью успел пырнуть ножом одного из расстрельщиков.

Примерно 800 человек — это оценка снизу, причём единственная «твёрдая» оценка, основанная на числе наличных мёртвых тел. Кстати, судя по числу гражданских жертв при штурмах крупных городов ближе к нашему времени (Фаллуджа, Ракка, Мосул...), она, скорее всего, ближе к истине, чем цифры в десятки тысяч погибших.

 Таких разовых потерь вооружённых сил и мирных жителей в новейшей истории России не было никогда. Надеемся — никогда больше не будет.

Грозный стал гигантским памятником худшей эпохе российских вооружённых сил. То, что даже в таких условиях нашлись люди, способные выполнять боевые задачи, люди, благодаря которым Грозный в итоге всё-таки был взят, — это повод для радости и гордости. Но для российской армии как военной машины это, безусловно, «победа, которую мы потерпели». Планирование, командование, выучка, боевой дух, оснащение — трудно было приискать утешение хоть где‑то.

Можно, конечно, порадоваться, что уроки первого Грозного хотя бы частично постарались учесть ко второй войне. Но в действительности таких ошибок в принципе не следовало допускать.

Однако боевые действия не закончились. Грозный остался за спиной войск, наступавших по равнине центральной Чечни, — но впереди была ещё вся война. И этот штурм Грозного стал не последним.