«Собачий сегун»: история Токугава Цунаеси, который наделил бездомных собак большими правами, чем людей

Когда Собачий Сегун был щенком

Более поздний рисунок Токугавы Цунаёси

Говоря по правде, Цунаеси вообще не должен был править Японией. У него уже были старшие братья, которых готовили к судьбе повелителей, а его отец, сегун Иэмицу, вообще сделал все, чтобы младший сын не пробился во власть. В наши дни такому ребенку, как Цунаеси, в детстве дали бы диагноз «синдром дефицита внимания». Он был гиперактивным и неуправляемым пацаненком, которому туго давались знания и элементарная усидчивость. Чтобы как-то сбалансировать характер принца, его обучали наукам, искусствам и проводили с ним занятия на душещипательные религиозные темы. Обучать его важным для правителя вещам, вроде военной стратегии или управления государством, никто и не думал.

Сначала умер отец Цунаеси, затем брат и вот встал вопрос о престолонаследии. В то время Японией формально правили императоры, но на деле их власть была символической, и они были просто заложниками сегунов. Однако когда возник династический кризис, возникла идея отдать власть императору уже по-настоящему. Тогда сторонники сегуната пошли на крайнюю меру и сделали сегуном младшего из наследников. Кажется, такой поворот стал неожиданностью для всех, даже для самого Цунаеси, которому на тот момент было уже за тридцать. Он привык жить жизнью кидалта и матушкиного пирожочка, вряд ли кто-то верил, что власть над империей ему по плечу.

Великий просветитель, реформатор, дурак и эксцентрик

После того, как Токугава Цунаеси становится сегуном, начинается самое интересное. Если бы его правление было просто идиотским — это было бы не так интересно. Быстро бы поднялось восстание или возник бы заговор, правителя отравили бы или сместили — и все снова стало бы как раньше. Но Собачий Сегун был вовсе не таков. Годы его правления запомнились как крайне противоречивые: он издавал неимоверно тупые указы и тут же делал что-то, что способствовало процветанию страны. И все это одновременно, словно у него было раздвоение личности.

Так, например, едва вступив на престол, Его Сегунское Величество озаботился проблемой, которая актуальна до сих пор. Выяснив, что в его стране наблюдается крайнее неравенство в доходах между бедными и богатыми, он пришел к самому простому и наивному из решений. Для того, чтобы нищие не страдали от самодовольного вида аристократов, он запретил тем выглядеть красиво и пользоваться шелками и драгоценностями. Кроме того, была запрещена проституция и работа официанток. Особенно последнее, почему-то, касалось чайных заведений — согласно мнению сегуна каждый должен был заваривать себе чай сам.

Не удивительно, что ни к каким результатам эти указы не привели, разве что в стране резко возросло благосостояние контрабандистов, нечистых на руку чиновников и держателей борделей.

И в то же самое время в стране Ниппон начался расцвет искусств и ремесел. Случился настоящий японский Ренессанс, Гэнроку. Денежная система и торговля стали более-менее стабильными, расцвели театры Но и Кабуки, а уровень образования был одним из самых высоких в мире. При этом Цунаеси умудрялся показывать себя как совершенно умалишенный и неадекватный правитель, вызывая недоумение не только у иностранных свидетелей, но и у всего народа.

Собачий Сегун получает свою кличку

Однако самым его эксцентричным поступком, который прославил правителя в веках, стал выпуск указов «О запрете лишения жизни живых существ». Цунаеси был воспитан крайне набожным человеком — он одновременно считал себя буддистом и проявлял усердие в неоконфуцианстве. Цунаеси любил лично читать занудные лекции и проповеди о конфуцианской морали своим подданным. Разумеется, отказаться от таких мероприятий было равносильно признанию в государственной измене.

Как ярый буддист, Цунаеси ненавидел насилие и жестокость по отношению к живым тварям. Поэтому он провозгласил, что любой, кто причинит вред животным, будет жестоко побит палками и даже казнен. Как эта тяга к доброте связывалась с высшей мерой наказания — непонятно. Монархам по статусу периодически полагается чудить, так что поначалу подданные восприняли эти законы не слишком серьезно. А зря.

Если сначала законы о защите зверушек были просто пустым звуком, то со временем правительственные силы начали действительно карать за неуважение к животным. Торговля рыбой и ее улов были запрещены (и это на островном государстве!), убийство собак, куриц, змей, кошек и загнанных лошадей могли приравнять к убийству человека, а за такое полагалась казнь.

Сегун Цунаеси писал указы о защите животных ежедневно, так что вскоре накопился целый кодекс, соблюсти который ни один человек, кажется, был не в состоянии.

Особенно Цунаеси опекал псин всех мастей, за что и получил свое прозвище. Например, в те времена стаи бродячих собак часто разоряли деревни и посевы, но крестьянам строго запрещалось обижать напавших четвероногих. Согласно постановлению сегуна, крестьяне, которые подверглись нападению, должны были сначала поклясться в том, что ни за что не покалечат собак. Далее беднягам, которым можно только посочувствовать, требовалось уговорить бродячих псов уйти с помощью ласковых слов. Кидать в них камнями и даже кричать возбранялось — несчастные песики могли обидеться и получить психологическую травму.

Для того, чтобы заставить глупых крестьян полюбить живность, несколько деревень подвергли массовым казням. Сделано это было в назидание всем, кто не хочет соблюдать буддистские каноны доброты и гуманности. Другой случай рассказывает о крестьянах, которых казнили за ловлю рыбы на блесну — так животные дольше мучались, а значит, загрязняли карму рыбака. Казнь в таком случае, видимо расценивалась как очищение от греха рыбоубийства.

Горожанам, особенно в столице, было не лучше. По повелению Цунаеси, была создана служба ину-мэцуке, которая занималась доносами на тех, кто посмел непочтительно обойтись с собакой. К любой, даже самой вонючей и бешеной псине, необходимо было обращаться «о-ину сама», то есть «госпожа собака». Тех, кто не соблюдал это правило, ждало побивание палками, и это было не таким уж редким явлением в те годы. Неудивительно, что за убийство пса полагалась смертная казнь. А для того, чтобы народ не начал делать это тайно, все собаки отлавливались, проходили регистрацию и выпускались обратно. Вскоре столица, Эдо, а с ней и другие крупные города, оказались заполнены стаями псов, которые распространяли болезни, грызли горожан насмерть и обнаглели настолько, что начался массовый отток жителей за город.

Чтобы решить проблему, сегун повелел создать на окраине Эдо гигантский собачий вольер, где для них создали что-то вроде рая. Псов кормили три раза в день и гораздо лучше, чем крестьян на полях. Когда оказалось, что собачки плохо едят рис, сегун повелел кормить их рыбой и мясом. При этом крестьян, которые позволяли себе есть животную пищу, осуждали. Еще чего, холопы решили питаться словно господа!

Разумеется, все расходы восполнялись из бюджетных средств. Получившиеся дыры в государственной казне Цунаеси прозорливо восполнял благодаря конфискации средств у крупных аристократов. Всего он изъял на благо страны полтора миллиона коку риса (который тогда был валютой) — сумма по тем временам просто гигантская.

Почему Цунаеси был так одержим собаками?

Триптих Цукиока Ёситоси, 1875 г., Здесь все сёгуны периода Токугава. С собакой сидит Цунаёси

Одержимость сегуна жизнями собак объясняют одним весьма странным бзиком в его сознании. Цунаеси за все 29 лет правления так и не смог оставить наследника. То есть у него, на самом деле, родилось два сына, но первый умер от болезни в восемь, а второй, рожденный от наложницы, погиб в три года. Причем второго сына отравила законная супруга сегуна, завидовавшая тому, что какая-то дрянная служанка может стать матерью будущего правителя вместо нее.

Будучи ревностным буддистом, Цунаеси видел причины всех этих смертей в дурной карме. Некий придворный святоша объяснил сегуну, что все его беды идут от того, что в прошлой жизни он принес страдания какой-то собаке. Учитывая, что сам правитель родился в год собаки, с точки зрения астрологии картина выходила прескверная.

Впрочем, одержимость собаками у Цунаеси была скорее религиозно-политической. Ему нравилось ежедневно писать законы в их защиту, но сам он относился к псам, вроде как, прохладно. У него был единственный (да и то не факт, что любимый) белый пес по кличке Такемару, но дворец не был завален статуэтками или картинами собак, как это бывает у безумных фанатов животных. Очевидно, жить по тем идиотским законам, которые он принял для подданных, сам Цунаеси не особо-то и стремился.

Но все старания сегуна задобрить высшие силы пошли прахом: новый наследник не родился, а на Японию одна за другой свалились несчастья: пожар в Эдо уничтожил множество домов (а ведь город сгорал дотла совсем недавно!), по стране пронесся тайфун, а под конец правления проснулась и начала извергаться Фудзи.

Перед смертью Собачий Сегун завещал, чтобы его песьи законы соблюдались вечно. Но их отменили почти сразу же после объявления смерти правителя. Райская жизнь для лишайных и привыкших к безнаказанности собак закончилась. По понятным причинам японцы устроили блохастым приличный геноцид, так что все законы сегуна привели к обратным последствиям.

Бонус: как получилось, что такой неадекват привел страну к процветанию?

Так закончилась история Собачьего Сегуна. Но в ней осталась одна слишком приметная дыра: как получилось, что абсолютно неготовый к правлению Цунаеси сделал страну стабильной и процветающей? Как вышло, что человек, который не понимал, что превратил столицу в рассадник болезней и бешеных стай, стимулировал японское Возрождение?

Тут есть три важных причины. Во-первых, он, как правитель, стоял на плечах титанов. Его пра-прадед, Иэясу, объединил страну, а все последующие сегуны старались вести страну к стабильности. Его отец был тем еще самураем и уже в 16 лет прославился тем, что зарезал своего любовника, пока они резвились в ванной. Но зато он жестко подавил несколько восстаний и приструнил христианское подполье, после чего началась более или менее стабильная жизнь. Накопившуюся позитивную инерцию было не так-то просто погасить даже Собачьему Сегуну.

К тому же, в действительности, он особо и не лез в политику. Как сегун, он серьезно заботился лишь о религиозных указах и раздавал крупные посты своим любовницам и любовникам. Один из летописцев указывает, что только любовников-мужчин, которых Цунаеси одарил высокими чинами, насчиталось 130 человек. В Японии тех времен это не казалось чем-то экстраординарным, больше всего элиту возмущало, что сегун спал с кем попало. Хотя, согласно Бусидо, он должен был направлять свой нефритовый жезл исключительно на самураев и благородных дам.

Цунаеси крайне повезло с советниками, которые, по всей видимости, правили за него. Пока он издавал указы о том, как именно обращаться к собаке на улице, они правили страной на свое усмотрение. Сначала в наследство от отца молодому правителю достался умудренный Хотта Масатоши, а затем на его место встал фаворит (и, возможно, любовник Собачьего Сегуна) Янагисава Есиясу. Сейчас, спустя все эти века, кажется, что это именно им Япония обязана периодом Гэнроку и расцветом ремесел. Впрочем, лучшие годы театра случились все же благодаря сегуну. Он просто обожал театральные постановки и музыку, так что даже обязывал приезжих голландских дипломатов смотреть самые модные представления, чтобы эти глупые варвары причащались искусством. Правда, сами приезжие больше всего запоминали не Кабуки, а невыносимый запах псины и лай, которые носились над столицей.