Создание советской атомной бомбы

«Давай деньги, деньги давай!»

Тридцатые годы были временем невероятного прогресса как техники, так и науки. В Англии открыли нейтрон и позитрон, в СССР — излучение Черенкова. Однако наука стоила дорого. Грамм радия — полтора миллиона рублей. Ускоритель — десятки миллионов. Поэтому СССР в год получал целых 10-15 грамм радия с изотопами.

В марте 1938 года виднейшие физики-ядерщики СССР — Иоффе, Курчатов, Алиханов и ещё четыре строки фамилий, написали письмо товарищу Молотову, главе Совнаркома СССР. Тем в письме было три: 1) «а вот при царизме этим не занимались», 2) «а вот на Западе уже…», поэтому 3) «дайте денег».

Молотов спросил по инстанциям: «Что ответить?». Шестерёнки советской государственной машины завертелись, деньги пошли.

Про то, что атомом можно жахнуть в виде бомбы, писал ещё Герберт Уэллс в 1914 году. Боевую радиоактивность придумал фантаст Александр Богданов в «Красной звезде» — 1908. И ещё примерно полсотни фантастов того времени. А в жизни деление урана открыли только в декабре 1938 года (с публикацией в январе 1939-го) Отто Ган и Фриц Штрассман в Германии.

Третьего октября 1939 года в Президиум Академии наук СССР опять же пишут письмо, на этот раз — академик Вавилов. Если радий взрывом рассеять по площади, то эта площадь будет «биологически вредной». Поэтому надо бы устроить хранилища радия, и не в одном месте. Чтоб не рассеяли.

При этом ещё в феврале 1940 года академик Капица рассказывал детям, что в земных условиях ядерная энергия не будет использована. А если будет — понадобятся, возможно, тонны урана. Причём на выделение нужных изотопов придётся потратить энергии больше, чем получим.

Но всё-таки цепная реакция урана смотрелась очень привлекательно — хотя участвовало в ней меньше процента от массы природного урана. Но нужный изотоп, уран-235, получали пока микрограммами — а нужны были килограммы.

Доктор Стрейнджлав in Soviet Russia

И вот настало 17 октября 1940 года. Кандидаты физ-мат наук Маслов и Шпинель предложили заполнить ураном сосуд. Например, сферу. Внутри — перегородки, непроницаемые для нейтронов. Форма перегородок — пирамидки вершинами к центру сферы. Стенки их покрыты взрывчаткой. Взрываем — получаем в центре сферы сверхкритический объем урана. Весь уран рванёт.

И вот она, Бомба!

«Построение урановой бомбы, достаточной для разрушения таких городов, как Лондон или Берлин, очевидно, не явится проблемой», — бодро писали мирные советские учёные.

А ведь продукты взрыва будут ещё и радиоактивны — то есть ядовиты в тысячи раз сильнее самых сильных ядов. Причём будут ядовиты неделями — и на колоссальной площади. «Трудно сказать, какая из особенностей (колоссальная разрушающая сила или отравляющие свойства) урановых взрывов наиболее привлекательна в военном отношении» — заключили Маслов и Шпинель.

В 1946 году мирным учёным дали «не подлежащее опубликованию» авторское свидетельство.

А пока осенью 1940 года та же группа товарищей — Маслов, Шпинель плюс германский антифашист доктор Фриц Ланге —предложила обогащать уран с массовым числом 235 центрифугой.

Однако… В научно-исследовательском химическом институте (НИХИ) ответили, что разделять так уран вряд ли лучше «всюду принятого метода разделения путём термодиффузии», а эта ваша бомба вообще не рванёт. Вот статьи атомщиков.

Однако… В январе 1941 года пошли деньги на «работы по проблеме урана» — ибо новые методы разделения выдавали урана-235 в сто тысяч (!) раз больше старых.

Практически день в день разведчикам в Нью-Йорке намекнули — дескать, поищите по U-235. И они начали искать! Что характерно, довольно быстро нашли. Сначала по атомному проекту Англии, а потом и США…

А в феврале Маслов добрался аж до наркома обороны Тимошенко. Мол, кубометр окиси урана даст энергии, как Днепрогэс за 25 лет. А ведь ещё и рвануть можно, с отравой. Пятнадцатого апреля того же 1941 года Молотов щедро разрешил Академии наук строить циклотрон — вот деньги, пять миллионов. Но чтоб в 1943-м построили.

Как вы понимаете, очень скоро у СССР возникли другие проблемы.

«Подтвердил товарищ Сталин, что мы бомбу испытали»

Тем не менее, нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия осенью 1941-го (когда немцы стояли под Москвой) написал товарищу Сталину, что надо б «проработать вопрос» по атомной энергии. И академик Капица, хоть ещё и сомневался, но всё же писал в октябре 1941-го, что атомная бомба «даже небольшого размера» с лёгкостью могла бы уничтожить крупный столичный город.

В общем, советские учёные (Курчатов сотоварищи) считали, геологи копали уран, разведчики — тоже «копали». Получая вопросы напрямую от учёных.

Но уран в СССР всё никак не копался (позже, в 1949 году, грянет «дело геологов» — мол, скрывают!). Тогда чистый уран, а также его окиси и нитраты попросту купили в США и Канаде по экспортной лицензии. Десятками кило. США не возражали — мы (США) не бомбу из него делаем, чего ж не продать? А вот если запретить — тут-то все и поймут, для чего уран нужен.

Девятнадцатого мая 1944 года Курчатов пишет Сталину, как можно «рвануть» и чем именно — ураном-235 или плутонием-239.

Уже 28 апреля 1945 года зам Берии Василий Алексеевич Махнёв писал шефу: в 1947 году бомбы сможем!

Тем временем 5 мая на 1-м Украинском фронте под Берлином нашли немало урана, о чём отписали опять же Берии. В итоге в 45-м из поверженного рейха вывезли от 220 до 300 тонн соединений урана. И этот уран тут же пошёл в советские реакторы.

После 6 августа 1945-го всему миру стало ясно — атомная бомба реальна. И четыре года спустя, 29 августа 1949 года, реальностью стала уже советская атомная бомба. Мир изменился навсегда.

Сейчас даже трудно себе представить, как пошла бы история человечества, не окажись у СССР ядерного оружия. Но в нашей реальности мы до сих пор живём без атомных войн — что бы там ни пророчили фантасты.

Немалую роль в этом сыграло «изделие» со скромной аббревиатурой РДС-1 — «Реактивный двигатель специальный». Которое и сработало ровно 70 лет назад.