Василий Шульгин: защитник евреев или антисемит?

Положение русских евреев в начале XX века

Еврейский вопрос в Российской империи стоял остро. Существовал ряд спорных законодательных ограничений их прав. Например, черта оседлости — территория, за пределами которой запрещалось селиться, процентная норма в образовании (то есть максимальный допустимый процент иудеев в средних и высших учебных заведениях), закон о «западном земстве», в соответствии с которым евреи Западного края лишались избирательных прав. Обостряло ситуацию активное участие еврейской молодёжи в революционном движении. Таким образом, конфликт развивался как бы по спирали: евреев ограничивали в правах, поэтому они становились активными участниками социалистических кружков, за что их пытались ещё сильнее притеснить.

Итак, у значительной части общества, особенно консервативно настроенной, сформировалось представление о еврейском вопросе как об одном из важнейших во внутренней политике, что вызвало широкое обсуждение в прессе. Масла в огонь подливали нашумевшие дело Дрейфуса, а затем и дело Бейлиса об убийстве в Киеве 12-летнего русского мальчика. Очень быстро возникла версия о ритуальном характере преступления, якобы совершенного иудеями. Убийство Андрея Ющинского произошло 12 марта 1911 года в Киеве. Спустя неделю труп мальчика с множественными колотыми ранами обнаружили в пещере. Было возбуждено уголовное дело и проведены судебно-медицинские процедуры. Существовало две основных версии произошедшего. В соответствии с первой, убийство было совершено киевскими ворами. Ющинский дружил с сыном скупщицы краденного Веры Черебяк. Предположительно, мотивом послужило то, что мальчик был в курсе преступных действий банды, и они опасались, что он их раскроет. Эта версия считается самой правдоподобной, однако после оправдания Бейлиса расследования не последовало.

Согласно второй версии, преступление совершил Мендель Бейлис, убийство Андрея Ющинского носило ритуальный характер; мальчик якобы был «умучен жидами» с целью получения крови христианских младенцев. Близилась еврейская Пасха, и кровь, ходили слухи, нужна была для выпечки мацы.

Бейлис был обвинён в убийстве 3 августа 1911 года. Следствие длилось два года. 28 октября 1913-го подсудимого оправдали киевские присяжные.

Дело Бейлиса в печати

Основными идеологическими противниками в этом вопросе были либеральные и консервативно-монархические (националистические) издания. За два года процесса над Менделем Бейлисом стали обыденностью заявления такого рода: «Русское знамя» докладывает о «зверствах жидов в Киеве». А «Русские ведомости», например, параллельно публиковали статьи, где называли обвинения кровавым наветом, нелепостью и «пятном на истории человечества». Однако в этой полемике было одно исключение.

Газета «Киевлянин», во главе которой стоял сначала Д. И. Пихно, а потом его пасынок В. В. Шульгин, практически являлась печатным органом «Всероссийского национального союза» — националистической организации (а точнее, её киевского подразделения). Более того, Шульгин был открытым антисемитом и видным участником Киевского Клуба Русских Националистов, а в его издании часто появлялись материалы о черносотенных партиях и союзах. Но в отличие от других монархических изданий, «Киевлянин» активно отстаивал позицию невиновности еврея Бейлиса.

Первая статья, разоблачающая фальсификацию дела, увидела свет именно в «Киевлянине» благодаря Дмитрию Пихно. 30 мая 1912 года было опубликовано «Частное расследование по делу об убийстве Андрея Ющинского». Бывший следователь Н. А. Красовский при помощи журналиста С. И. Бразуль-Брушковского выдвинул альтернативную версию произошедшего. Согласно ей, на самом деле речь шла о мести воровской шайки мальчику за мнимый донос, а не о ритуальном убийстве. Публикация такого рода в монархической газете, да ещё и при редакторе-антисемите, стала сенсацией и возмутила соратников по идеологическому лагерю.

Дальше — больше. После смерти Пихно редактором стал Василий Шульгин. Он продолжил отстаивать точку зрения предшественника и практически с первого дня судебного процесса начал публиковать собственные статьи в защиту Бейлиса. В номере от 27 сентября 1913 года Шульгин, сам будучи юристом, утверждал, что «обвинение против Бейлиса есть лепет, который любой защитник разобьёт шутя». В первые же часы выхода этой статьи тираж был конфискован, а автора судили «за распространение в печати заведомо ложных сведений о высших должностных лицах» (правда, он был помилован Николаем II). Тем не менее, часть номеров успели раскупить, и они разошлись по всему Киеву. Последовала не только карательная реакция властей, но и критика от политических соратников: Шульгин в мемуарах расскажет о целом потоке брани в его адрес, обвинений в продажности «жидам». Например, в известной статье националиста М. О. Меньшикова он назван «маленьким Золя», «еврейским янычаром», русским прихвостнем. Несмотря на град оскорблений от монархистов, Шульгин сохранял правые позиции и верность националистическим взглядам. Однако же указывал, что никто так и не опроверг его слова, и среди всей ругани не было ни одного аргумента. Именно поэтому он настаивал на лживости обвинений против Бейлиса до самого завершения процесса и даже посвятил очередному разоблачению следствия половину выпуска «Киевлянина».

Василий Шульгин: взгляды публициста

Многие современники не могли понять поступков Шульгина: его критиковали как националисты, так и либералы. Всё дело в своеобразном взгляде на еврейский вопрос. Василий Шульгин верил в постоянную «борьбу наций» за экономическое благополучие, культурное превосходство. В связи с этим он называл себя «политическим» антисемитом, то есть испытывал «неприязнь» к евреям лишь в той степени, в которой они, по его мнению, «вредили русскому народу и русскому государству».

Вне зависимости от своей личной благосклонности, насилие и произвол в отношении кого бы то ни было Шульгин объявлял недопустимыми методом борьбы. Он всегда был большим противником погромов и «не только не громил, а с оружием в руках защитил не одну еврейскую семью в 1905 году». Такое мировоззрение привело его к защите Бейлиса на страницах своей газеты, оно же заставляло его высказываться в Думе против ограничений прав еврейского народа. Как он писал после революции, правительству следовало «во главу угла поставить еврейский вопрос. Манифест 17 октября этого не сделал, он даровал конституцию «русскому народу», но забыл упомянуть о еврейском равноправии. Это было больше, чем преступление, это была ошибка…».

Так, в Шульгине как будто уживались две личности: с одной стороны, антисемита, а с другой — непримиримого поборника справедливости, который осуждал всякий произвол со стороны власти. В 1929 году он напишет: «Я — антисемит. «Имею мужество» об этом объявить всенародно», а также уточнит, что говорил об этом на протяжении последних двадцати пяти лет, то есть на протяжении всей политической и издательской деятельности. Однако многие поступки публициста свидетельствовали об обратном.