Алое знамя революции
Историки часто упоминают, что только эта победа спасла всю Европу от безудержной коммунистической экспансии. А что случилось бы на самом деле, если бы Тухачевский сумел разбить Пилсудского?
Итак, удар Первой ударной группы Пилсудского не состоялся. Истощённые польские войска отчаянно дрались на своих позициях — но наступательный порыв красноармейцев оказался сильнее.
В последние дни августа 1920 года над горящей Варшавой взметнулось алое знамя революции.
Перед многотысячной толпой на Замковой площади у древней твердыни польских королей командарм Тухачевский, потомок шляхтичей Речи Посполитой, произнёс вдохновенную речь о торжестве идей коммунизма и неумолимой поступи Красной армии, несущей освобождение трудящимся всего мира от гнёта капитала.
В те же дни Сталин взял потерявший надежду Львов.
Прибывший в Варшаву из Белостока Временный революционный комитет Польши во главе с Юлианом Мархлевским провозгласил установление на всей территории страны власти Польской Республики Советов.
Лондон, Париж и Вашингтон пребывали в мрачном шоке. Их общества и армии смертельно устали от многолетней мясорубки — а тут на горизонте маячило её продолжение.
К польской границе стягивались остатки немецкой армии и многочисленные фрайкоры (военизированные реваншистские формирования. ) — они уже разгромили коммунистов внутри Германии и горели стремлением не пустить в свою страну «красные орды» с востока.
Польское общество было потрясено. Оно больше века жило мечтой о возрождении независимой Польши — желательно в границах 1771 года. Поляки раз за разом поднимались на совершенно безнадёжные, самоубийственные восстания. И вот на фоне мировой бойни возник долгожданный шанс на освобождение.
И вдруг такая незадача. Опять русские — да ещё и коммунисты с их странными идеями и свирепыми методами.
Польские армии потерпели поражение — и общество яростно заскрипело зубами. Кто-то пытался бежать за границу, но гораздо больше поляков страстно ждали первой же возможности подняться на новое восстание. Они собирали оружие и формировали подполье; возникали боевые отряды. Всё стремительно и привычно — навыки конспирации отработались за бесчисленные десятилетия.
Новые власти могли сколько угодно рассказывать о том, как они борются за счастье простых польских рабочих и крестьян, страдающих под пятой польской буржуазии. Это не нашло отклика. Слишком явно нити управления тянулись к Москве.
Польское общество от верхов элиты до последних люмпенов прониклось яростным национализмом. Классовые интересы были на далёком, даже не третьем плане — пока иноземцы не уйдут обратно. Попытки властей Польской Республики Советов установить те же социальные и экономические правила, что и в Советской России, не нашли поддержки.
В польскую Красную армию и органы ВЧК шли служить считанные единицы. Остальные демонстрировали к ним ледяное презрение, а кое-где и резали прямо на улицах. Охранять революционную законность пришлось всё тем же русским, латышам и евреям — и это не добавило популярности новой власти. Усиление репрессий лишь раззадорило сопротивление — слишком сильными были национальные чувства.
Вся Польша от Балтийского моря до Карпат ходила ходуном под победителями и яростно шипела от искренней, застарелой ненависти. Долго это продолжаться не могло.
Пролетарская Германия
Тухачевский, Ленин и Троцкий стремились не только наказать поляков за нахальную попытку вернуть «кресы всходные» («восточные окраины» — территории нынешних западной Украины, Белоруссии и Литвы. ) по самые Днепр и Двину.
Весь 1919 год Германия пылала огнём революции. Немецкие города охватили восстания, коммунисты и сочувствующие им рабочие под алым знаменем насмерть сходились в уличных боях.
Фрайкоры переломили ситуацию и жестоко подавили восстания. Самые отчаянные вожди и бойцы компартии погибли или сидели в тюрьмах. Остальные готовились к продолжению борьбы и ждали нового шанса.
В Кремле надеялись, что в голодной, обнищавшей и задавленной требованиями победителей Германии всё же найдётся достаточно горючего материала, чтобы пламя пролетарской революции вспыхнуло ещё сильнее. Достаточно лишь поднести спичку — лучше всего в виде вышедшей к немецкой границе Красной армии.
Вот только после гипотетического взятия Варшавы РККА подошла бы к ней в самый неудачный из моментов. Коммунистическое движение, разгромленное за прошлый год, только начало возрождаться из пепла. Спустя пару лет немецкие города опять сотрясли восстания под красными знамёнами — но в 1920 году с этим всё было хуже некуда.
Наладить поток оружия и добровольцев при формальном сохранения мира с Веймарской республикой Советам не удалось. А объявление войны — это риск прямого столкновения с Антантой. Вожди коммунистической революции не могли это себе позволить. Слишком очевидным было соотношение сил.
Муки Антанты
В стане Антанты тоже всё шло очень плохо.
Её страны измучила война. Солдаты не желали больше воевать. Попытки послать их сражаться ради какой-нибудь Польши могли перерасти в бунты — тем более, что прямо в это время ещё шла война с непокорными турками, которые не желали подчиниться Севрскому договору и отдать большую часть страны соседям и великим державам.
Но в Лондоне, Париже и Вашингтоне прекрасно понимали: если разгромленная, но всё же высокоразвитая промышленная Германия станет красной, и граница между миром капитала и миром революции пройдёт по Рейну — получившийся «красный монстр» увеличит свои силы в разы.
Для любого «министра-капиталиста» эта перспектива была категорически недопустима. Не воевать нельзя. Свои войска воевать не хотят — но ведь есть же те, кто хотят!
В Германии фрайкоровцы, ветераны Первой мировой, готовились убивать и умирать, лишь бы в их стране не победили коммунисты. Именно из их ярости в нашем мире родился ужас нацизма.
В Крыму окопалась армия Врангеля. Её бойцы точно так же ненавидели коммунистов и мечтали повторить поход Деникина на Москву — были бы снаряды и патроны.
Польша кипела и жаждала освобождения.
Англичанам пришла на помощь стратегия непрямых действий. Ну и американские деньги — со своими у джентльменов после войны было не очень густо, а в Вашингтоне точно не хотели перспективы красной Европы.
Скрепя сердце, Антанта облегчила положение Германии.
Германская армия стремительно увеличивалась и возрождалась из пепла.
Французы смотрели на это мрачно и печально — но и в Париже прекрасно понимали, что немцы точно не пойдут на них сейчас, не до того им.
Через всю польскую границу шёл усиливающийся поток контрабандного оружия. Просто потому, что как бы отчаянно и жестоко это ни пытались предотвратить чекисты — контрабандистам помогал практически каждый поляк, от мала до велика.
Английскими и французскими судами кишели воды у крымских берегов, а за ними маячили тяжёлые орудия боевых кораблей. Белогвардейцы воспряли духом, и в штабах армии Врангеля закипела работа по подготовке нового похода на Москву.
Чем всё закончилось?
Ни революции в Германии, ни большой войны за неё между Советами и Антантой не случилось — никто не был к такому готов. Спустя год-два РККА пришлось уйти из Польши — контроль над ней обходился слишком дорого, во всех смыслах.
Германия не стала «окном в мир» для советского государства и особенно торговли. Её обиду за поражение сгладила помощь Антанты в критический момент — ведь «красные орды» уже стояли на пороге. Зато, вероятно, этого хватило, чтобы нацисты в Германии так и не победили.
Впрочем, более умеренные реваншисты вполне могли взять власть и тоже учинить мировую войну.