Французский истеблишмент на службе у Третьего рейха

14 июня 1939 года немецкая колонна триумфально проходит по центральным улицам Парижа, на Эйфелевой башне водружают гигантский флаг со свастикой. Немцы возвращают «должок» за унижение от французов в 1919 году, заставивших подписать тогда акт о капитуляции в Компьенском лесу. Однако первые шаги к этому были сделаны несколько раньше. Немецкая пропаганда заранее подготовила благодатную почву для вторжения: подкупы известных журналистов с целью распространения прогерманских статей, например, в таком известном издании как «Le Figa­ro», пышные приемы в Германии французских ветеранов Первой мировой войны и демонстративное освещение в СМИ с целью пропаганды. Кроме того, парижская элита была очарована манерами немецкого посла Отто Абеца, который устраивал роскошные банкеты в честь почетных гостей из «братской» Франции.

Гимном республики Виши стала песня в честь Петена «Маршал, мы здесь!"

Геббельсовская пропагандистская машина работала на полную катушку: чтобы задобрить галлов, во Франции продолжали работать все увеселительные учреждения, в которых немецкие офицеры наравне с французами предавались бурной светской жизни. Стоит отметить, что на территории Франции начали действовать концентрационные лагеря для евреев и прочих «врагов государства» (всего существовало около 200 лагерей по данным Дени Пешански «Франция лагерей: интернирование, 1938−1946»). Будущих узников отлавливала новая военизированная милиция и далее этапировала в Освенцим, Дахау и другие лагеря смерти. Однако, многие деятели искусства послушно продолжали свою активную деятельность и даже неплохо заработали в период диктатуры вишистского правительства. «Поймут ли меня, если я скажу, что оккупация была невыносима, но мы к ней замечательно приспособились?» — задавался вопросом знаменитый писатель-экзистенциалист Жан-Поль Сартр, который впоследствии стал одной из ключевых фигур левацкой идеологии. В то «непростое» время вместе с женой они продолжали выпускать книги и ставить свои пьесы, даже после краткосрочного пребывания писателя в тюрьме за свои коммунистические взгляды.

Но среди французской фемиды встречались и уже состоявшиеся нацисты — Пьер Дриё ля Рошель — как яркий представитель «потерянного поколения» и один из самых одаренных французских писателей начала-середины XX века — прошел свой творческий путь от леворадикального сюрреалиста до одного из рупоров и идеологов фашистской доктрины во Франции. С начала 1920-х писатель в своих книгах («Масштаб Франции») активно пропагандировал идею «упадка государства» после Первой мировой войны, когда Франция потеряла лидирующие позиции на мировой арене. Под влиянием этих идей и призывов набирающих популярность молодых радикальных националистов, Дриё восхищается сначала итальянским фашизмом Муссолини, а затем после посещения Германии в 1934 году начинает возлагать большие надежды на скорейшее появление национал-социалистического государства во Франции по образцу нацистской Германии. На конец 1930-х годов приходятся самые известные произведения Дриё, такие как «Болотные огни», «Мечтательная буржуазия», «Мужчина, увешанный женщинами» — все они, так или иначе, намекают на все тот же «упадок» и «разложение французского общества». Однако, все эти обстоятельства не помешали писателю приобрести широкую известность за пределами Европы. Воззрения Дриё были очень идеалистическими — он воспринимал оккупацию Франции и других европейских стран не иначе, как революцию, смывающую границы между европейскими странами со слабыми, по его мнению, правительствами.

Однако позже к концу Второй мировой войны его взгляды по отношению к немецким оккупантам поменялись, и он уже обвинял Гитлера в несостоявшейся мировой национал-социалистической революции после нападения на Россию. Сталина наряду с Гитлером и Муссолини он тоже почитал за мудрого вождя и человека с железной волей. В 1945 году после освобождения Франции Дриё, не дождавшись ареста и публичной казни, покончил жизнь самоубийством с третьей попытки, наглотавшись снотворным. Существует мнение, что в перерыве между этой «русской рулеткой», он отверг предложение друга вступить в добровольческий танковый отряд и тем самым искупить свою вину. В его активе имелся один козырь: когда-то в начале оккупации он спас арестованных писателей, придерживавшихся коммунистических взглядов, среди них был и Жан-Поль Сартр. За эту услугу он обещал активное содействие коллаборационному правительству.

«…оккупация была невыносима, но мы к ней замечательно приспособились"

Но обратимся к другим представителям французской элиты времен Виши. Известный политик, в недавнем прошлом президент Франции Франсуа Миттеран был тоже в этой компании. С малых лет будущий политик воспитывался в консервативной католической среде. Будучи студентом в колледже святого Павла Франсуа, Миттеран зарекомендовал себя активным членом молодежной организации «Католического действия» и одновременно придерживался и левых католических взглядов (был знаком с Марком Санье и его движением «Сион»), так и сочувствовал ультраправым католическим организациям типа «Национальных волонтеров». Миттеран также участвовал в ксенофобских демонстрациях и писал статьи в пользу «Французской социальной партии» под руководством одиозного полковника Жана Франсуа де ля Рока — приверженца крайне правых монархических взглядов.

Начало оккупации Миттеран встречал с нескрываемым оптимизмом и искренним восхищением маршалом Петеном, который возглавлял временное правительство до августа 1944 года. И даже дослужился до присвоения «Франциск Галлик» — самой главной награды вишистского режима. Однако уйти от правосудия господину Миттерану все же удалось, несмотря на то, что он подпольно помогал организации французского Сопротивления вплоть до освобождения Парижа. До сих пор историки не могут прийти к единому мнению о «темном» прошлом Франсуа Миттерана, потому что документы о его деятельности в годы оккупации таинственным образом исчезли сразу после освобождения Франции.

Час расплаты для коллаборационистов настал после разгрома Германии

В годы правления Виши кинозалы и театры не пустовали, ведь на потеху завоевателям блистали знакомые всем артисты: Фернандель пел песни и веселил публику своей знаменитой улыбкой, а Луи де Фюнес развлекал оккупантов игрой на рояле. И даже нетрадиционная сексуальная ориентация Жана Маре мало смущала вишистскую администрацию. В те годы фильмов снималось больше, чем во всей остальной Европе. Фильм «Дети райка» про реформатора театра Фредерика Леметра, вышедший на экраны в 1945 году, стал предвестником зарождения кинематографа «новой волны».

На театральных подмостках Парижа в те годы блистали такие актеры как Жерар Филип. Он получил широкую известность за роль Калигулы в пьесе Альбера Камю в 1942 году. Марлен Дитрих, посетившая спектакль, осталась в полном восхищении от игры актера. Именно она убедила Жерара Филипа попробовать себя в кино: «Где Вы ещё с Вашей молодостью, красотой и талантом сможете развернуться в романтическом амплуа? Романтизм в театре — дело прошлое, а в кино — будущее. С вашими данными, Жерар, на экране можно делать чудеса». После освобождения страны отца талантливого актера приговорили к смертной казни за пособничество оккупационному режиму, однако сын помог сбежать во франкистскую Испанию. Каждый делал свой выбор, оказываясь конформистами или попросту заложниками обстоятельств.

После первой волны репрессий по отношению к пособникам Виши тысячи людей было казнены в первые месяцы после освобождения. Генерал Де Голль, возглавивший временное правительство, был вынужден прекратить жестокие расправы над людьми, чтобы не допустить раскола в обществе. Особенно не повезло женщинам, состоявшим в отношениях с немецкими офицерами. К ним были применены жестокие пытки и публичные расправы. Наиболее ярко эти события отражены в фильме режиссера Алена Рене «Хиросима, любовь моя» (1959), где главная героиня вспоминает себя и своего возлюбленного — немецкого офицера, убитого местными жителями в последние дни оккупации. Ее муки и терзания о прошлом можно было перенести на всю Францию, которой потребовалось продолжительное время на восстановление репутации в европейской семье. Прошлое, о котором хочется всеми силами забыть, никуда не исчезает, — с ним можно только смириться, признать ошибки и жить дальше.