Как Ганс Христиан Андерсен ездил в гости Чарльзу Диккенсу

Два главных детских писателя — два больших нелюбителя детей

Из-за того, что персонажем «Оливера Твиста» был мальчик, и кончался роман очень назидательно — всех плохих ждала расплата, и все хорошие получили награду — он моментально стал популярным детским романом. Родители ценили в нём моралистичность, дети — приключения. Успех «Оливера Твиста» сделал Диккенса одним из главных детских писателей Англии, хотя большая часть его творчества если и изображала главного героя ребёнком, то только для того, чтобы он вырос в лишениях.

Сам Диккенс тоже попробовал вкус лишений в детстве. Он родился в семье чиновника. Но отец угодил в долговую тюрьму, и одиннадцатилетнему мальчику пришлось содержать себя и семью, работая с понедельника по субботу на фабрике по производству ваксы. Воскресенья он проводил в кругу семьи в тюрьме. По счастью, через несколько лет умерла одна из пожилых родственниц Чарльза. Отец расплатился с долгами и нашёл себе место. Но мать настояла, чтобы мальчик продолжал работать на фабрике — видно, не верила, что муж сможет долго удержаться на плаву.

По счастью, время показало, что Диккенс-старший вполне справляется со службой. Чарльза забрали с фабрики и отправили учиться. Проучился он совсем немного: в 15 лет его пристроили на работу в адвокатскую контору младшим клерком, но уже через год, самостоятельно изучив искусство стенографии, сумел устроиться репортёром. Он довольно быстро стал популярен и в этой профессии, и как писатель, женился и завёл кучу детишек. Но с детьми обнаружилась незадача. Они ему нравились, только пока были обаятельными карапузами. Стоило им только начать приближаться к подростковому возрасту, и Чарльз к детям охладевал. Эта история повторялась раз за разом со всеми девятью его (выжившими) законнорожденными детьми.

Если Диккенс был из приличной (несмотря на историю с долгами) буржуазной семьи, то Андерсен, наоборот, был ребёнком типичных маргиналов своего времени. Когда его родители поженились, живот у невесты, что называется, уже на нос лез. Кроме того, со временем мать Ганса Христиана всё крепче пила. Отец его был башмачником, любившим фантазировать на тему своего аристократического происхождения. Было у будущего писателя и полным-полно незаконнорождённых братьев и сестёр — одна из сестёр работала проституткой. Тётка как раз держала в Копенгагене бордель. Бабушка тем временем сидела в тюрьме за блуд — точнее говоря, за рождение детей вне брака, а дедушка славился как городской сумасшедший.

Сам Ганс Христиан был одержим идеей, что однажды станет знаменитым. Сейчас может показаться, что он ясно понимал свой талант и свою судьбу, но современники видели перед собой очень нескладного, нервного паренька с огромным носом и крохотными глазками, настолько же неказистого, насколько симпатичным находили окружающие Диккенса с его густыми каштановыми кудрями и выразительными чёрными глазами.

Андерсен был не только некрасив, но и изумительно необразован. Кроме того, он полагал, что главный его талант — в поэзии. Приехав в Копенгаген и заселившись в бордель тёти, он обивал пороги, пытаясь пристроить стихи. Проблема со стихами была в том, что он искренне переписывал чужие по-своему. Естественно, образцами служили строки классиков и знаменитостей. Когда издатели указывали на этот факт, юноша искренне удивлялся: убудет от них, что ли?

Один из меценатов, финансовый директор Королевского театра Коллин, поверив в одарённость юноши, отправил его доучиваться в школу, устроив ему королевскую стипендию. Но в школе над великовозрастным учеником откровенно издевались одноклассники, а директор оскорблял и запрещал заниматься творчеством. Андерсен страдал и писал полные отчаянья письма меценату; тот был неумолим, считая, что юноша просто слишком себялюбив. Наконец, директор, обнаружив написанное Андерсеном стихотворение «Умирающее дитя» (кстати, вскоре ставшее очень популярным) подверг парня таким унижениям, что за молодого поэта попросили уже учителя. Коллин забрал Андерсена обратно в Копенгаген и нашёл ему частных учителей.

Жизнь молодого дарования наладилась. Доходы были скромные, но произведения брали на публикацию, пьесы ставили в Королевском театре, писателя охотно принимали у себя многие состоятельные горожане. А в 33 года король Дании вообще назначил ему пожизненную стипендию за вклад в культуру страны! Но воспоминания о четырёх ужасных годах в школе Андерсена не оставляли, и детей он не любил теперь всей душой.

Как и Диккенс, несмотря на всё многообразие своего творчества, многими Андерсен воспринимался как детский сказочник. Его книги охотно переводили в Англии, добавив в и без того милые сентиментальные сюжеты сиропа просто от себя. Диккенс, сам очень сентиментальный человек, читал их с большим удовольствием и считал Андерсена гением детской литературы.

Путешествия великого сказочника

Андерсен обожал посещать известных людей своего времени. Так, однажды он объявился на пороге у Виктора Гюго в Париже, а заодно уж свёл знакомство с Бальзаком и обоими Дюма. Ради знакомства с Якобом Гриммом приехал в Германию, но серьёзно разочаровался в нём, когда узнал, что Гримм сказок датского коллеги не читал. Позже второй из братьев Гримм, Вильгельм, как раз большой почитатель Андерсена, нарочно приехал в Копенгаген извиниться за Якоба. Познакомился датчанин и с Генрихом Гейне (и очень ему не понравился), и с королём баварским Максимиллианом.

Ничего удивительного, что, получив письмо от Диккенса с комплиментами таланту и приглашением при случае недельку-другую пожить в загородном доме Диккенсов, Андерсен немедленно собрался и выехал. Его не смутило даже полное незнание английского языка. Честно говоря, письмо Диккенса не было таким уж неожиданным. Андерсен обожал его творчество и, сведя с коллегой шапочное знакомство на каком-то приёме в Лондоне, восемь лет бомбардировал его письмами — очень уж хотел дружить. Диккенс отвечал редко, но всё же, видимо, решил, что свести знакомство поближе стоит.

Надо сказать, момент для явления Андерсена был так себе. Во-первых, у Диккенса были финансовые проблемы: он ужасно безалаберно вёл дела. Во-вторых, жена узнала о существовании параллельной сожительницы, и обстановочка в доме была та ещё. Андерсен, однако, никакого напряжения не заметил и вообще счёл, что ему очень рады. А раз так, почему бы не остаться на пять недель вместо двух?

Уже после первой недели Диккенс сбежал в Лондон, предоставив своему семейству как-нибудь самим разбираться с гостем. Гость тем временем не уставал поражать воображение хозяйки и детей. Он буквально катался по лужайке в рыданиях, потому что какая-то газета опубликовала негативный отзыв на его рассказ. Перед двухчасовой поездкой в кэбе он тщательно спрятал от вора-кэбмена в ботинки деньги и часы, а также, по уверениям Диккенса, записную книжку, ножницы, рекомендательные письма и ещё много чего. В результате стёр ноги, сидя в кэбе, в кровь и опять рыдал.

За пять недель пребывания Андерсен успел войти в: восторг от английского гостеприимства, депрессию от непонятости, запой и, наконец, состояние влюблённости по отношению к миссис Диккенс, которая, тем временем, уже и не знала, как ему намекнуть на то, что пора бы и честь знать.

Наконец, Диккенс вернулся из Лондона, чтобы лично, на рассвете, собрать вещи гостя, усадить его в повозку, которой Диккенс тоже правил лично, и доставить его на вокзал. На прощение англичанин вручил датчанину подробный план, как из Лондона добраться до Копенгагена. После отъезда гостя Диккенс повесил рукописную табличку в одной из комнат, которая гласила, что здесь жил полтора месяца сам Андерсен и это время показалось хозяевам дома вечностью.

Зато Андерсен о своём посещении дома Диккенсов отзывался очень тепло. Восхищался взаимной любовью хозяев, их гостеприимством и, отдельно, как высшим проявлением заботы — закидыванием его с вещами на рассвете в экипаж и врученный план отъезда.