История великого художника Испании - Эль Греко

Все критяне — лжецы. Но некоторые ещё и художники

Настоящее имя художника — Доменикос Теотокопулос. Он родился на Крите в семье сборщика подати и простой домохозяйки. Семья была богата, но политически сомнительная: вроде бы отец участвовал в попытке скинуть с острова власть венецианцев.

Город Кандия, где провёл детство и юность Доменикос, слыл центром искусств. Здесь работала большая гильдия художников. К 1541 году, когда будущий гений появился на свет, уже рассыпалась под натиском мусульман и дружественных крестоносцев из Западной Европы Византия. Ромейские художники, скульпторы, ремесленники хлынули в поисках спасения в Европу, в том числе — на Крит, где говорили на том же греческом и чтили тех же святых. С ними пришли и последния достижения в искусствах. В Кандии византийская школа живописи смешивалась с европейской, более плоской, более приземлённой, но не менее, пожалуй, выразительной.

Юношей Доменикос учился иконописи (он был православным), древнегреческому, латыни, его образование для художника шестнадцатого века было блестящим. Уже к 22 годам он заработал право называться мастером — тогда за этим титулом стояло не восхищение уровнем искусства, а вполне конкретные требования и пройденные проверки сродни современным выпускным экзаменам в техникумах и ВУЗах. Глядя на его критские работы, искусствоведы замечают, что Доменикос изучал не только иконопись, но и современное ему направление живописи — итальянский маньеризм. Тем не менее, художник специализировался на иконах и только на них.

Рим: первая слава и первые враги

Никто не знает, что случилось, но в 26 лет Доменикос вдруг покинул Крит, этот природный рай и рай для художника, и никогда на него не вернулся. Он уехал в Венецию, учился у Тициана (в его мастерской или пытаясь понять и копировать стиль работы — неизвестно), потом переехал в Рим. Имея замечательные рекомендации, Доменикос был принят в палаццо Фарнезе, дворце, где кардинал Алессандро Фарнезе создал центр художественной и интеллектуальной жизни города. Необычная манера письма пришлась по душе местным знатокам, и картины маэстро Доменико скупают одну за одной.

Уже эти полотна были полны тех мрачности и блеска, которыми Эль Греко прославится позже. В них всё меньше и критско-византийского, и венецианского и всё больше того неуловимо сумрачного, что кажется отпечатком личности самого художника. Известна история, когда лучший друг художника, Джулио Кловио, вошёл в его комнату и застал сидящим в темноте. Доменикос на удивление гостя ответил, что в темноте ему лучше размышляется — дневной свет мешает его внутреннему свету.

По традиции, каждый художник, приехавший в Рим, должен был настроиться на то, чтобы учиться у великих мастеров совсем недавнего прошлого — Микеланджело и Рафаэля. От нового поколения творцов ожидали восторга и почтения — и готовности следовать образцу. Доменикос же демонстрировал всю резкость своего характера. О Микеланджело говорил, что человек, мол, был хороший, а рисовать не умел. Предлагал перерисовать фреску Рафаэля «Страшный суд». Для некатолика — очень вызывающе! Но всё же - учился, учился сознательно, и в его стиль добавились находки обоих мастеров.

Тем не менее, вызывающее поведение, иностранный акцент, иноверчество вызывали раздражение у многих римлян. Доменикос скоро обзавёлся врагами. В конце концов сам Фарнезе, поссорившись с упрямым греком, изгнал его из своего палаццо.

Любимец Толедо

Возможно, напряжённая обстановка в Риме и стала причиной переезда Доменикоса сначала в Мадрид, потом в Толедо и превращение его в Эль Греко. Опять пользуясь рекомендациями и знакомствами Кловио, художник получает контракт на девять крупных картин для монастыря своего святого тёзки Доминика и на одну - для Толедского собора. Сами эти работы способны принести ему славу и поток заказов, но целью Эль Греко является нечто особенное — заказ от короля на роспись только что построенного дворца-монастыря Эскориала. Изначально собор расписывал художник Хуан Фернандес, но он умер, не закончив работу.

Действительно, король заказывает две картины и… находит их никудышными, хотя и оплачивает. Надо сказать, король Филипп II вообще был очень придиричивым заказчиком. Он, например, был недоволен и заказанными распятием от самого Бенвенуто Челлини.

Что ж. Эль Греко остаётся только быть самым талантливым художником Толедо, а впоследствии — о чём он, конечно, не догадывается — одним из символов и этого города, и Испании. Местная знать засыпает угрюмого иноземца заказами, так что у Эль Греко хватает денег открыть большую мастерскую, где не только пишут картины, но и ваяют статуи, изготавливают алтарные рамы. Почти каждая церковь Толедо считает необходимым заказать у него какую-нибудь работу. Полные тьмы и блеска, картины Эль Греко идеально выражали настроения и эстетику Испании шестнадцатого века, с ужесточением католичества и бесконечными караванами драгоценностей из далёкой Америки.

В Толедо Эль Греко жил на широкую ногу. Арендовал особняк на 24 комнаты, нанял музыкантов — они играли ему во время обеда, впервые завёл официальную любовницу. Херонима де Лас Куэвас родила художнику сына, которого он признал и сделал своим наследником, но жениться Доменикос и Херонима не могли: он не считал возможным оставить православие, а она, видимо, считала смену конфессии более страшным грехом, чем блуд. Хорхе Мануэль, сын Эль Греко, также стал художником, обучившись у отца. Кстати, его крёстным отцом был сам губернатор Толедо.

Несмотря на то, что жизнь Эль Греко становилась легче и роскошнее, картины его, напротив, исполнялись большей и большей мрачности. Впечатление усиливалось от того, как художник вытягивал сами полотна и фигуры на них, добиваясь почти инопланетных пропорций персонажей и невероятной драматичности композиции. Всполохи превратились в потусторонний свет, идущий от каждой из фигур. Цвет и драма — вот, что ставил мастер во главу угла, откровенно презирая погоню современников за натуральностью.

Он до последних своих дней оставался Эль Греко, греком, не обрывая связи с соплеменниками и не принимая католичество. И потому, наверное, даже не понял, насколько католиком и испанцем стал в каждом своём полотне.