Крепостное право было неэффективным и к тому же периодически приводило к волнениям крестьян. Необходимость его отмены сознавал еще Александр I — но сам государь так и не придумал, в каком виде можно провести эту реформу, а его преемник — Николай I — со временем перестал считать ее необходимой. В итоге подготовку и проведение реформы вынужден был взять в свои руки Александр II, и она, судя по всему, оказалась несколько запоздалой и непоследовательной.
Революция снизу
Александр II хорошо представлял, что помещики в массе своей против отмены крепостного права, и хотел обставить реформу так, будто ее инициатива исходила «снизу», от самих дворян. Заявив о необходимости реформы в своей речи, произнесенной 30 марта 1856 года перед представителями московского дворянства, он сформулировал свое отношение к освобождению крестьян: «Лучше отменить крепостное право сверху, чем ждать, когда оно само собой начнет отменяться снизу». Это был довод, который дворяне хорошо понимали: еще шеф жандармов писал Николаю I: «Крепостное состояние есть пороховой погреб под государством». Правоту царских слов они еще острее почувствовали за пятилетие, прошедшее со смерти Николая I: за эти годы в Российской империи произошло почти полтысячи крестьянских волнений.
Однако, как и его предшественники, Александр быстро понял, насколько инертными становятся его чиновники, как только речь заходит о проекте реформ. Сперва подготовкой проекта занималось Министерство внутренних дел, представившее «Записку», в которой были изложены основные принципы: земля в имении будет и далее считаться собственностью помещиков, а крестьяне будут ее арендовать, оплачивая аренду барщиной или оброком. Затем проектом занялся специальный Секретный комитет под председательством Александра. Комитет состоял из бывших николаевских сановников, вполне разделявших взгляды покойного императора и намеренно затягивавших обсуждение. Александр искал инициативу «снизу», которая позволила бы приступить к практическому воплощению реформы.
Необходимый повод был найден в литовских губерниях: виленский генерал-губернатор Назимов предложил местному дворянству обсудить, в каком виде они хотели бы ввести у себя инвентарные правила, определявшие повинности помещичьих крестьян. Вопрос был болезненным — правила весьма ограничивали произвол помещиков по отношению к их крепостным, и литовские дворяне сообщили Назимову, что не видят смысла во введении инвентарей — не лучше ли поднять вопрос об уничтожении крепостного права (при сохранении за помещиками их наделов) во всей империи?
Назимов явился с ходатайством литовских дворян в столицу, и Александр приказал составить ответный рескрипт, в котором было предложено образовать в литовских губерниях губернские комитеты из выборных от дворянства, которые обсудили бы способы освобождения крестьян. Рескрипт в основном следовал положениям «Записки», подготовленной МВД, однако в нем уточнялось, что крестьяне смогут не только арендовать землю, но и получат право выкупа своих участков в определенный срок. Его публикацией правительство сожгло за собой мосты — теперь уже нельзя было повернуть дело вспять.
Свобода или улучшение быта?
Несмотря на эту осторожность, помещики в массе были против «улучшения быта» крестьян: среди губернских комитетов центральных губерний лишь один тверской комитет в основном был настроен поддержать положения рескрипта. Из 46 тысяч помещиков Центральной России лишь 13 тысяч подписали свое согласие им последовать. А вот помещики в северных, нечерноземных губерниях, где крестьяне платили своим хозяевам оброк, добываемый благодаря местным и отхожим промыслам, увидели, что реформа для них вполне выгодна — при условии, если выкуп за землю покроет утраченный доход от крестьянских оброков.
На обсуждении губернскими комитетами и руководившим ими Главным комитетом (преобразованным из Секретного) отражалась интенсивность крестьянского движения в стране. Так, 21 апреля 1858 года Александр было утвердил поддержанную помещичьим большинством программу, где была перечеркнута сама идея освобождения крестьян — речь шла лишь о смягчении их положения, однако вспыхнувшие летом крестьянские бунты заставили правительство пересмотреть программу. В документе, принятом в декабре того же года, предполагалось не только наделить крестьян возможностью выкупа своих наделов в постоянное пользование, но и собственными органами самоуправления.
Новая программа, разработанная генералом Яковом Ростовцевым, содержала ряд важных добавлений, которые в дальнейшем отразятся на ходе реформы — предусматривалось промежуточное состояние крестьян, которые должны были выкупить землю в течение нескольких лет, а также источник их финансирования — специальный государственный кредит. В этом виде программа была направлена в возглавленные Ростовцевым Редакционные комиссии при главном комитете. Вокруг программы развернулась яростная борьба — достаточно сказать, что сам Ростовцев, человек вспыльчивый, остро переживавший обсуждение своей программы, заболел на нервной почве и скончался, не дождавшись ее претворения в жизнь. Консерваторы вновь грозили похоронить реформу в бесконечных обсуждениях, и в январе 1861 года Александр в жесткой форме призывал Государственный совет окончить работу над программой к первой половине февраля, чтобы ее было объявить до начала сезона полевых работ: «Повторяю, и это моя непременная воля, чтоб дело это теперь же было кончено. Вот уже 4 года, как оно длится и возбуждает различные опасения и ожидания как в помещиках, так и в крестьянах. Всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства».
Госсовет внял требованию царя, и 19 февраля 1861 года Александр подписал Манифест «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» и дополнения к нему — ряд актов, главным среди которых было «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости».
5 марта Александр II лично зачитал документы перед народом.
Долгожданное освобождение
«Крепостное право на крестьян, водворенных в помещичьих имениях, и на дворовых людей отменяется навсегда», — говорилось в начале «Положений». Отныне крепостные переходили в разряд «свободных сельских обывателей», уравниваясь в правах с крестьянами, которые обрели свободу раньше — теперь их нельзя было продавать, покупать, дарить, насильно переселять. Они получали в личную собственность свои дома и все недвижимое имущество, могли сами заключать браки или любые договора, выступать в суде. Крестьяне также получили свободу передвижения и самоуправление — сельские общины, управляемые сходом, объединялись в волости.
Помещики сохраняли за собой свои усадьбы, однако обязаны были предоставить в пользование крестьянам «усадебную оседлость» — участок рядом с домом, а кроме этого обширный надел земли сельской общине, которая распределяла его между отдельными крестьянскими хозяйствами.
За пользование землей крестьяне должны были отбывать барщину или платить оброк: «В сем состоянии, которое есть переходное, крестьяне именуются временнообязанными», — пояснял Манифест. Однако крестьяне имели право выкупа «усадебной оседлости», а сельские общины имели право и выкупить полевые наделы, договорившись с помещиком о цене. Фактически в этом случае государство само платило помещику большую часть (80%) выкупных денег, а крестьяне должны были возместить их государству, ежегодно внося 6% выкупной суммы на протяжении 49 лет. Освобождение крестьян проводилось с помощью заключения между помещиками и сельскими общинами, состоящими из их бывших крестьян, уставных грамот, где определялось количество земли, предоставляемой крестьянам в постоянное пользование, и размер повинностей, причитающихся с них в пользу помещика.
Чтение Манифеста об отмене крепостного права в деревне.
«Распалась цепь великая»
Манифест читали в церквах после обедни. Его обнародование вызвало сердитую реакцию помещиков — Некрасов высмеял реакцию помещиков на примере комического «князя Утятина»:
Сердитый голос барина
В застольной дворня слышала;
Озлился так, что к вечеру
Хватил его удар!
Очередь крестьян наступила чуть позже, когда они изучили порядок выкупных платежей и подсчитали, что за чуть менее полвека выплат будут должны помещику и государству на 194% больше, чем в том случае, если бы у них были деньги заплатить сразу. Кроме того, и цена покупки наделов чаще всего превышала ее рыночную стоимость — в нечерноземной зоне за нее приходилось платить в 2–3 раза дороже. Невыгодной была здесь и выплата оброка: платить временнообязанным крестьянам приходилось столько же, сколько их собратьям в черноземных губерниях (в среднем около 10 рублей ежегодно), в то время как земля их уступала по плодородности в несколько раз. Барщина оказалась выгоднее оброка: закон ограничивал пребывание на барщине 40 днями для мужчин и 30 днями для женщин. Если крестьянин имел земли больше, чем то было установлено в той или иной местности, то излишек передавался помещику.
Нищие около церкви. Картина Ивана Творожникова
Еще во время подготовки реформы в среде крепостных крестьян распространялись слухи, что их выпустят на свободу без земли — то есть без средств к пропитанию. Теперь крестьяне стали отказываться заключать с помещиками уставные грамоты. По деревне прошел слух, что нынешняя «свобода» — не настоящая, а настоящую, данную царем, помещики скрыли от крестьян. За год по империи прокатилось 1176 крестьянских восстаний — больше, чем за целое предыдущее десятилетие. Более чем в 2 тысячах сел царю пришлось подавлять волнения с помощью армейских частей. Крупные волнения, например, произошли в селе Бездна Казанской губернии, где местный крестьянин Антон Петров читал пятитысячной толпе «подлинный» манифест собственного сочинения: «Помещику земли — горы да долы, овраги да дороги, и песок да камыш, лесу им ни прута. Переступит он шаг с своей земли — гони добрым словом, не послушался — секи ему голову, получишь от царя награду!» Вошедшие в деревню войска открыли стрельбу по толпе, убив полсотни человек и ранив около восьмидесяти.
В целом реформа привела к обнищанию крестьянства — благодаря тому, что помещики забрали «отрезки» наделов, в сумме составлявшие пятую часть всех земель, средний размер крестьянского надела сократился примерно на 30%. Упала и ее плодородность: помещики охотно пользовались своим правом самостоятельного выбора земель, отдаваемых крестьянам в пользование, отдавая бывшим крепостным самые скудные наделы, лишая их сельскохозяйственных угодий, необходимых для выпаса скота и заготовки корма для него. Невыгодность перехода из временнообязанных в «выкупные» ощущалась настолько остро, что крестьяне не торопились менять статус. Правительство вынуждено было их к этому подтолкнуть: указом, принятым уже при Александре III, все временнообязанные крестьяне должны были с 1 января 1883 года превратиться в выкупных.
Что касается дворовых людей, которые составляли более 6% от общего числа крепостных, то их участь была еще незавиднее: не обладавшие землей, они остались совершенно без средств к существованию. И недаром в «Вишневом саде» лакей Фирс называет отмену крепостного права «несчастьем»: многие дворовые влились в состав огромной армии «босяков», люмпен-пролетариев — бедствия, давно не виданного в России. Словом, критики реформы не раз вспоминали слова Пушкина, написанные им в полемике с Радищевым и оспаривавшие представление об ужасной жизни крепостных: «Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен… Крестьянин промышляет, чем вздумает, и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу».
Несмотря на все эти недостатки реформы, она имела огромное значение: свободу обрели почти 22 миллиона жителей страны. Это способствовало развитию экономических отношений и общества в целом. Россия перестала быть страной, где существовало «рабство», встала на путь подлинно цивилизованной державы.
