Репутация этого напитка претерпела колоссальные изменения: в первой половине 18 века джин считался почти что скотским пойлом, разрушавшим семьи, понижавшим рождаемость, превращавшим людей в буйных животных. Всему виной — неконтролируемое производство и потребление. Сейчас джин — это что-то вроде водки, но, возможно, слегка повыше классом, то есть можжевеловому напитку удалось не только оправдаться, но и поднять свой имидж. Чем же джин в свое время заслужил репутацию опасного и сильного наркотика?
Точно неизвестно, кто именно и когда впервые получил напиток, напоминающий по вкусу то, что мы сейчас называем «джином». Наиболее распространено мнение, что его происхождение связано с Голландией. Якобы врач по имени Франциск Сильвий в 17 веке первым дистиллировал спирт с можжевеловыми ягодами. К середине столетия в Голландии появилось множество производителей, которые экспериментировали с производством напитка на основе можжевельника, и вскоре эта крепкая настойка стала завоевывать международный рынок, добравшись до Альбиона. Голландская версия значительно отличалась от английской: крепость этого напитка была выше, вкус — сильнее, а цвет больше напоминал виски или бренди. Но сама идея изготовления алкоголя на основе можжевельника прижилась в Британии на ура.
Распространению джина в Англии способствовала еще и так называемая «Славная революция», в ходе которой был свергнут Яков II Стюарт, а на его место пришел Вильгельм III, король голландского происхождения. Изначально предполагалось, что напиток следует употреблять как микстуру — в определенных дозах и с целью вылечить недуги вроде подагры и расстройства пищеварения. Однако очень скоро джин из лекарства превратился фактически в пойло. Правительство разрешило нелицензированное производство джина и, в то же время, значительно подняло налоги на заморские алкогольные напитки вроде французского бренди — все это привело к появлению огромного количества различных лавчонок, торговавших джином сомнительного качества. Напиток стремительно завоевывал алкогольный рынок, и к 1740-му году вытеснил даже столь любимое британцами пиво, превысив объем его производства в 6 раз.
Изначально джин был вроде микстуры от подагры и расстройства пищеварения
Практически копеечная стоимость изготовления джина сделала его доступным для самых бедных слоев населения, что завоевало напитку не лучшую славу. Иногда рабочие получали часть жалования джином вместо денег. В 1730-х годах многочисленные питейные заведения, где подавался джин, активно использовали в рекламе формулировку «Напейся за 1 пенс, упейся вусмерть — за два, а солома — бесплатно». Под «соломой» имелась ввиду соломенная постель. Иными словами: бахни джина — а проспаться мы тебя уложим прямо тут в уголке. В одном только Лондоне на тот момент действовало около 7 тысяч джиновых питейных, а всего в год столица дистиллировала примерно 10 миллионов галлонов напитка. Производители платили всего 2 пенса налога за галлон джина против 4 шиллингов и 9 пенсов за галлон крепкого пива. Купить джин можно было не только в таверне, но и прямо с рук — у бакалейщика или даже парикмахера.
Если зажиточные горожане еще могли позволить себе баловаться французскими винами и бренди, то для бедняков самым верным способом напиться был именно джин. Потребление напитка было столь высоким, что вскоре это отразилось на показателях рождаемости и смертности — во всяком случае, именно джин считали виновником бедственного положения. В 1723-м году смертность в Лондоне превысила рождаемость: в течение следующих 10 лет около 75% детей умирали, не достигнув возраста 5 лет. Джин стали называть «разрушителем материнства»: чрезмерно активное потребление среди женщин и мужчин привело к падению фертильности. Более того: у запойных «джиновых» дети рождались с различными деформациями и многочисленными болячками.
Девиз питейных 18 века: бахни джина — а мы тебя уложим в уголке
Повальное употребление джина спровоцировало, помимо прочего, еще и рост преступности. Неумеренность в питие можжевелового напитка прочно увязалась в сознании современников с социальным и моральным разложением общества. Женщины бросали больных новорожденных, семьи продавали дочерей в проститутки, чтобы заработать на выпивку, джином поили маленьких детей, чтобы те не плакали и быстрее засыпали, — именно такой рисуется картина периода, вошедшего в историю под названием «джиновой лихорадки» или «джинового безумия». Писатель Даниэль Дефо был одним из тех, кто публично высказался на тему «джин — причина большинства проблем Лондона». А английский художник Уильям Хогарт выпустил гравюру под названием «Переулок джина», где максимально драматично отобразил последствия «джиновой лихорадки». Всего за несколько десятилетий джин из целебного эликсира превратился в настоящий наркотик для бедных.
Вскоре забеспокоились и власти: выяснилось, что каждый лондонец выпивает в среднем 50 литров джина в год. Первый «Джиновый акт», принятый в 1736-м году, предусматривал обязательное получение платной (50 фунтов) лицензии на изготовление напитка. В ночь перед вступлением закона в силу производители распродавали товар по невероятно низкой цене. Было принято решение повысить налог — в результате, джином стали торговать нелегально, из-под полы, и качества продукта упало еще ниже. Пошлины последовательно снижались в течение следующих 6 лет, и к 1742-м году были отменены.
Неумеренность в питие джина увязалась с моральным разложением общества
Более-менее эффективным показал себя акт 1751-го года, когда производителям запретили распространять напиток среди нелицензированных продавцов. В качестве своеобразной компенсации правительство стало массово закупать … чай, в надежде вдохновить население на потребление безалкогольных напитков. Кроме того, власти напомнили британцам о старом-добром пиве. Во второй половине 18 века потребление джина значительно снизилось, а принятый в 1830-м году акт, отменивший пошлины на производство пива, вновь вывел этот слабоалкогольный напиток на лидирующие позиции. «Можжевеловка» отвоевала репутацию достойного алкоголя, когда, в 1832-м году был представлен лондонский сухой джин. Появились коктейли, изготовленные на основе джина, и, в целом, он приобрел имидж куда более высококлассного спирита.