Сражение под Малоярославцем глазами современников: как с величайшим упорством дрались французы

Из «Записок» генерала А. П. Ермолова:

«В четырех верстах, не доходя села Фоминского, укрывшись в лесу близ дороги, капитан Сеславин видел Наполеона с огромною его свитою, за ним его гвардию и другие многочисленные войска. Пропустивши их, схватил несколько пленных и расторопнейшего из них, гвардейского унтер-офицера, привез с собою, который показал следующее: «Уже четыре дня, как мы оставили Москву. Маршал Мортье с его отрядом, по взорвании кремлевских стен, присоединился к армии. Тяжелая артиллерия, кавалерия, потерявшая лошадей, и все излишние тяжести отправлены по Можайской дороге под прикрытием корпуса польских войск в команде генерала князя Понятовского. Завтра главная квартира императора в городе Боровске. Далее направление на Малоярославец.

Если бы партизан Сеславин не мог предупредить [за]благовременно, был бы Малоярославец беспрепятственно занят неприятелем.

Туманно было утро и не рано начали проясняться предметы. Мы увидели Боровск, окрестности его, занятые войсками и артиллериею в больших силах; часть пехоты, вышедшую из города по почтовой дороге; по речке Протве во многих местах конные пикеты, которые тотчас сбиты, но подкрепленные скрытыми в лесу резервами, усилили перестрелку. Генерал барон Меллер, хотя и не желал по краткости дня завязать дело, принужден был однако же послать часть войск и половину артиллерийской роты. Проскакавши с версту молодым березником, еще сохранившим лист, представилась нам невдалеке почтовая из Боровска дорога и на ней бивуак армии италианского вице-короля Евгения и французский корпус маршала Даву. Не теряя времени возвратились мы на левый берег речки Протвы.

Войска Донского храброго Сысоева полка избранному расторопному офицеру приказал я с несколькими казаками неприятельским берегом доехать до Малоярославца, узнать, что происходит в городе, и ночью отыскать нас на возвратном пути к генералу Дохтурову. Гораздо за полночь догнал он нас и донес, что мост чрез речку Лужу у самого Малоярославца разобран жителями, с которыми он переговаривался чрез речку. От атамана Платова прислан в город разъезд казаков. У моста стоят три баталиона неприятельской пехоты. В девять часов утра городничий и другие гражданские чиновники были при своих местах, но вскоре потом удалились, и в городе большое смятение.

Проведши всю ночь, с краткими для отдохновения привалами, рано поутру соединились мы с VI корпусом. Он расположен был близ города на дороге в Калугу. С левого же фланга стоящей батарейной артиллерии действие направлено было на мост, который неприятель старался всячески исправить.

Первый полк, присланный генералом Дохтуровым, был 33-й егерский. Долго противился он, выгодно расположенный на вершине крутого от речки подъема, но часть города, прилежащая к мосту, оказывалась постоянно в руках неприятеля, и он успел по набросанным кладкам перевезти в город два орудия. Войска его умножались и начинали вступать в улицы. Противолежащий берег покрылся войсками вице-короля италианского.

В помощь 33-му егерскому присланы под командою полковника Вуича 6-й и 19-й егерские полки. Генерал Дохтуров войска, находящиеся в городе, поручил в мое распоряжение. Неустрашимо защищались они, но преодолеваемые превосходством, должны были отступить и, теснимые, с трудом вывезли мы нашу артиллерию, и наших уже не было в городе. Неприятель занимал крайнюю черту его при ограниченном числе артиллерии.

В это время против правого фланга нашего лагеря появилась пехота, вероятно высланная для обозрения сил наших и расположения их, ибо в короткое время действием батарей наших вынуждена возвратиться в город. По приказанию генерала Дохтурова с неимоверною быстротою явились ко мне пехотные полки Либавский и Софийский. Каждый полк особенно приказал я построить в колонны, лично подтвердил нижним чинам не заряжать ружья и без крику ура ударить в штыки. Генерал-майору Талызину назначил вести Либавский полк, с Софийским послал полковника Халяпина. Вместе с ними пошли все егерские полки. Атаке их предшествовала весьма сильная канонада с нашей стороны. С большим уроном сбитый неприятель оставил нам довольное пространство города, в средине которого храбрый полковник Никитин занял возвышенность, где было кладбище, и на ней поставил батарейные орудия. Долго неприятель не мог употребить против нас равного количества артиллерии, вероятно остерегаясь подвергнуться опасности по затруднению в случае отступления.

Прошло уже за половину дня. Большие массы войск французской армии приблизились к городу и расположились за речкою Лужею; умножилась артиллерия, и атаки сделались упорнее. Я приказал войти в город Вильманстрандскому пехотному и 2-му егерскому полкам, составлявшим резерв. Они способствовали нам удержаться, но уже не в прежнем выгодном расположении, и часть артиллерии я приказал вывезти из города. С величайшим упорством дрались французы.

Из воспоминаний француза Ложье:

«Малоярославец, 25 октября. Армия расположилась биваком на своих позициях; император провел ночь в Городне. Ночь была очень холодна. Задолго до рассвета все уже поднялись и жались около больших костров. Мягкий сезон сменился суровым, и этот переход показался нам очень резким. Император прежде, чем отправиться на ночь в Городню, послал своего адъютанта Гурго на передовые посты, чтобы выяснить характер движений неприятеля. Нынешним утром, около 5 часов, Гурго доложил о своих наблюдениях. Нам передавали, что император имел совещание с Неаполитанским королем, маршалом Бессьером, генералом Лобуа и Гурго насчет того, желательна ли новая битва или, напротив, ее следует бояться. В 7 ½ часов он выехал из Городни в сопровождении большой части своего штаба, герцога Ви-ченцского, принца Невшательского и генерала Раппа, но вскоре возвратился обратно. В 10 часов состоялся новый выезд императора, пожелавшего взглянуть на поле вчерашней битвы.

По первым сведениям выясняется уже, что мы потеряли более 4000 человек. Из генералов и штаб-офицеров Пино, Фантана, Джифленга, Левье, Маффеи, Лакесси, Негрисоли, Болоньяна и др. убиты или ранены. Рассказывают про батальонного командира Негрисоли: получив первую рану, он вернулся в строй; но затем поражен был еще одной пулей и упал со словами: «Вперед, итальянцы! Я умру счастливым, если вы победите!»

Казаки приближались к разным частям нашей армии, включая и наши экипажи. Отряд драгун королевской гвардии под начальством капитана Колсони и лейтенантов Бримбилла, Кавалли и Банканеры саблями разогнали их. Затем император сделал нам смотр. «Честь на этот день всецело принадлежит вам — сказал он, обращаясь к вице-королю, — вам, и вашим храбрым итальянцам, которые решили эту блестящую победу». В 5 часов, осмотрев все и отправив разведочные отряды вдоль Калужской дороги, он возвратился в Городню. Недовольный вид, какой у него был при отъезде, заставил нас думать, что у него возникли несогласия со своими старшими генералами и что если бы дело зависело только от него, то битва возобновилась бы.

Мы, волнуясь, готовимся к новому сражению и с нетерпением ждем сигнала. Однако проходит день, и, к нашему великому изумлению, никакого приказа нет. К вечеру по войскам передают распоряжение отступать. Мы должны этой же ночью достичь Уваровского, регулируя свое движение с движением корпуса Даву, шедшего в арьергарде. Отступление должно начаться нынешним вечером, в 10 часов. Отдан приказ сжигать все, что мы ни найдем на пути.

Это неожиданное отступление после выигранной битвы произвело на нас самое тяжелое впечатление. Верно или ошибочно, но мы начинаем считать себя окруженными опасностями. Громадность пути, полная опустошенность страны, через которую мы переходим, обескураживает нас, и никто не может уяснить себе мотивы этого внезапного отступления».

Из воспоминаний француза Дедема:

«Император шел во главе армии, стараясь рассчитать ее движения так, чтобы дать возможность вице-королю дойти до Малоярославца раньше чем русские, которые шли следом за нашей армией по другой стороне р. Лужи, могли догадаться, какое место мы наметили для переправы через реку. Мы хотели дать генеральное сражение на прекрасном и удобном плоскогорье около города, там, где перекрещивались две дороги: одна в Калугу, другая в Леташево.

Генерал Дельзон, очень видный офицер на службе в итальянской армии, получил приказ выступить к 12 часам ночи, чтобы поспеть рано утром к Малоярославцу и перейти мост, но он подумал, что успеет еще накормить своих солдат супом, и выступил из города только в 2 часа пополуночи. Это запоздание на два часа совершенно изменило ход событий и решило, может быть, судьбу и армии и мира. Когда показалась первая бригада дивизии Дельзона, двигавшаяся по направлению к мосту, тогда же мы увидели и первую русскую колонну: солдаты ехали в повозках, чтобы поспеть скорее для защиты города.

В первый момент это обстоятельство смутило итальянцев, но генерал Дельзон бросился вперед сам, чтобы ободрить их, и был тотчас же убит со своими обоими братьями; один из них был бригадным генералом, а другой — его личным адъютантом. Тогда двинулся вперед со своей армией вице-король, но русские получили подкрепление, и завязалась кровопролитная битва»

Из воспоминаний француза Лабома:

«Улицы можно было различить только по многочисленным трупам, которыми они были усеяны. На каждом шагу попадались оторванные руки и ноги, валялись раздавленные проезжавшими артиллерийскими орудиями головы. От домов остались лишь только дымящиеся развалины, под горящим пеплом которых виднелись наполовину развалившиеся скелеты. Масса больных и раненых, покидая поле битвы, укрывались в этих домах. Мы встречали многих из них, спасшихся от пожара, с обожженными лицами, обгоревшими волосами и в обгорелых одеждах. Их стоны были так ужасны, что самые жестокие люди, содрогаясь, отворачивались от них и не могли удержать невольных слез.

Мы содрогались от ужаса при виде несчастий, которым подвергает нас деспотизм, и невольно вспоминали о тех варварских временах, когда можно было умилостивить богов не иначе, как принося им человеческие жертвы на окровавленных алтарях. Около двенадцати часов Наполеон вместе со своей свитою хладнокровно объезжал поле битвы».