Убийство Столыпина: кто помогал Дмитрию Богрову спланировать преступление?

Дмитрий Григорьевич родился 10 февраля 1887 года. Происходил из богатой семьи, состояние его отца оценивалось в 500 тысяч рублей. Юноша получил прекрасное образование; во время учебы в первой киевской гимназии он дополнительно занимался иностранными языками, много читал. По окончании гимназии поступил на юридический факультет Мюнхенского университета. Лекции Богров посещал мало, занимаясь сообразованием. В 1906-м он вернулся в Киев. К этому времени молодой человек всерьез увлекся идеями анархизма. В 1907-м его арестовали, однако быстро освободили. По официальной версии — из-за отсутствия улик, подтверждающих антиправительственную деятельность. В действительности причиной освобождения стало сотрудничество с киевским охранным отделением.

Богров направился за границу, жил в Лейпциге и Париже. Имеются сведения о том, что на одном из заседаний анархистов он сообщил о своем намерении совершить убийство государя или крупного чиновника. В 1909-м будущий террорист вернулся в Киев, а в следующем году направился на службу в Петербург по юридической части. Богров находился под пристальным вниманием охранки, однако улики для обвинения его в антиправительственной деятельности отсутствовали.

Из писем Богрова вырисовывается портрет человека, склонного к меланхолии: «Нет никакого интереса в жизни. Ничего, кроме бесконечного ряда котлет, которые мне предстоит скушать в жизни. И то, если моя практика это позволит. Тоскливо, скучно, а главное — одиноко». Этот портрет дополняет анархист И. С. Гроссман-Рощин: «Богров жил протестом против нудной обыденщины и никогда не был просто весёлым, радостным, упоённым борьбой и риском». «У него была характерная черта: умел носить маску, лгать, и в этом был талантлив. Умел производить впечатление», — отмечали современники.

При этом он был склонен к неожиданным поступкам. «Я стал отчаянным неврастеником… В общем же все мне порядочно надоело и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное, хотя и не цыганское это дело», — сообщал Дмитрий Григорьевич в одном из своих писем. Прежде чем совершить преступление, он направил прощальное послание родителям: «Я знаю, что вас глубоко поразила неожиданность всего происшедшего, знаю, что вы должны были растеряться под внезапностью обнаружения действительных и мнимых тайн. Последняя моя мечта была бы, чтобы у вас, милые, осталось обо мне мнение, как о человеке, может быть, и несчастном, но честном».

Анархист проник в Киевский оперный театр по пропуску, выданному охранкой. Киевский генерал-губернатор А. Гирс свидетельствовал: «При самом начале второго акта <…> я медленно прошел по левому проходу к своему креслу, смотря на стоявшую передо мной фигуру П. А. Столыпина. Я был на линии 6-го или 7-го ряда, когда меня опередил высокий человек в штатском фраке. На линии второго ряда он внезапно остановился. В то же время в его протянутой руке блеснул револьвер, и я услышал два коротких сухих выстрела, последовавших один за другим. В театре громко говорили, и выстрел слыхали немногие, но когда в зале раздались крики, все взоры устремились на П. А. Столыпина, и на несколько секунд все замолкло. П. А. как будто не сразу понял, что случилось. Он наклонил голову и посмотрел на свой белый сюртук, который с правой стороны, под грудной клеткой, уже заливался кровью».

Парижская газета «Будущее» утверждала, что у преступника был сообщник: «Д. Богров побежал не сразу после выстрела, а как бы дожидался чего-то и побежал лишь после некоторой паузы, которая и сгубила его. Теперь непонятная пауза объяснилась. Оказывается, что ему было обещано, что в момент выстрела электричество в театре внезапно и нечаянно потухнет, чтобы он мог, пользуясь темнотою, броситься незаметно в известный, оставленный без охраны проход, в конце которого были припасены для него военная фуражка и шинель, а снаружи дожидался автомобиль с разведенными парами».

Убийцу Столыпина приговорили к смертной казни. Его повесили в Лысогорском форте. В отношении мотивов преступления взгляды исследователей разошлись. «Был ли Дмитрий Богров романтиком? Нет. В нем жило что-то трезвенное, деляческое, запыленно-будничное, как вывеска бакалейной лавочки… Я очень легко представляю Богрова подрядчиком по починке больничных крыш, неплохим коммивояжером шпагатной фабрики… И он бы серо и нудно делал нудное дело. Но точно так же представляю себе и такой финал: в местной газете, в отделе происшествий появляется петитом набранная заметка: «В гостинице «Мадрид» покончил самоубийством коммивояжер шпагатной фабрики Д. Богров. Причины самоубийства не выяснены», — полагал И. С. Гроссман-Рощин. По мнению анархиста П. Лятковского, Богров совершил преступление из стремления прославиться: «Он не хотел быть мелкой сошкой, чернорабочим от революции, а стремился лишь к совершению чего-либо грандиозного, из чувства тщеславия».

Существовала также версия о том, что Богров действовал по приказу заграничных анархистов. Брат преступника назвал эту версию несостоятельной. Такую же оценку событиям в сентябре 1911-го дал политический деятель и журналист Гершен Сандомирский: «Никаких немедленных импульсов, которые его толкнули бы на совершение акта, не было. Речь может идти лишь о внутреннем процессе перерождения, вне зависимости от каких либо внешних обстоятельств… Мне Богров представляется типичным героем Достоевского, у которого была «своя идея». К этой идее он позволил себе идти сложными, извилистыми путями, давно осужденными революционной этикой».

Петр Аркадьевич Столыпин был похоронен в Киево-Печерской лавре в соответствии с его завещанием — политик хотел быть погребенным там, где его убьют.