«Бумажная архитектура» Пиранези: дворцы, темницы, книги

В 2020 году едва ли не главной литературной сенсацией стал роман-притча английской писательницы Сюзанны Кларк «Пиранези». Главного героя, исследующего в ожидании Приливов бесконечные Залы, украшенные Статуями, зовут Пиранези — так же, как итальянского гравёра XVIII века. Роман полон неявных, но ясно различимых отсылок к его творчеству.

Кларк, разумеется, далеко не первая, кто попал под обаяние величайшего «архитектурного фантаста» Джованни Баттиста Пиранези (1720−1778). И его работы, и сама его личность обладают мощной харизмой, против которой мало кто способен устоять. Разве что Гёте скептически относился к деятельности Пиранези (почему — расскажем позже). А вообще «бумажный архитектор» еще при жизни успел застать начало пиранезимании — не столько даже подражания, сколько страстного и восхищённого наследования.

«По мотивам Пиранези» создавались гравюры и театральные декорации, строились дворцы и мосты, сочинялись эссе и романы. На альбомах офортов Пиранези вырастали целые поколения архитекторов, его работы увлеченно коллекционировали и передавали по наследству. Те, кто не видел Рима вживую, представляли его — и неплохо! — «по Пиранези».

Российская самодержица Екатерина II признавалась, что без ума от «архитектурных трактатов» Пиранези. Работавшие при её дворе архитекторы — Джакомо Кваренги, Чарльз Камерон, Василий Баженов — либо дружили с Пиранези, либо находилиись под его сильнейшим влиянием, и это сказалось на облике многих построек Петербурга, Москвы, Царского Села. Архитекторы, работавшие в России позднее — от Огюста Монферрана в XIX веке до Бориса Иофана в ХХ — также не могли избегнуть влияния «Видов Рима» Пиранези, когда проектировали знаковые здания российских столиц, будь то Исаакиевский собор или сталинские высотки. Да едва ли не всё специфически-имперское в русской архитектуре выросло из одухотворенного и грандиозного Рима, воссозданного в гравюрах Пиранези!

А героем литературных опусов Пиранези стал задолго до романа Кларк.

В 40-х годах XIX века писатель-романтик и оккультист-любитель Владимир Одоевский сочинил «Труд кавалера Джамбаттиста Пиранези» — произведение, где архитектор-фантаст Пиранези мечтает, как соединит сводом вулканы Этну и Везувий, а за этими триумфальными вратами развернётся парк спроектированного им замка.

Чуть ранее у британского романтика Томаса де Квинси, в его нашумевшей «Исповеди англичанина, любителя опиума», герой в своем опиумном видении следует за Пиранези, а тот, балансируя над бездной, карабкается по бесконечным лестницам и отвесным стенам грандиозных воображаемых темниц (так называется самый загадочный цикл пиранезиевских гравюр). Де Квинси намекает: придумать «Темницы» «бумажный архитектор» мог в измененном состоянии сознания. Это открывает путь будущим сюрреалистам — те станут трактовать Пиранези как субъекта вечного «трипа», путешествия в тёмные и неизведанные глубины собственного «Я». «Невозможная архитектура» Маурица Корнелиса Эшера лишь завершит линию, начатую в «Темницах» Пиранези.

Гюго делал и литературные, и графические переложения «Тюрем» Пиранези. Готье и Бодлер полагали, что Пиранези одним из первых проник в тайны человеческого подсознания. Эссе о Пиранези есть у Олдоса Хаксли. Умберто Эко «держал в уме» Пиранези, описывая библиотеку-лабиринт в «Имени Розы».

Две подлинных гравюры Пиранези из сюиты «Тюрьмы» украшали кабинет Сергея Эйзенштейна. «Я давнишний поклонник архитектурного неистовства „Тюрем“ Пиранези», — говорил режиссер, написавший эссе «Пиранези, или Текучесть форм».

В построении кадра Эйзенштейн нередко ориентировался на пиранезиевские «расширяющиеся пространства». Режиссера также интересовало у Пиранези явление параллакса (греч. παράλλαξις, от παραλλαγή, «смена, чередование») — когда в рамках одной гравюры меняется угол зрения на предмет в зависимости от позиции зрителя. Эйзенштейн добивался подобного эффекта при монтаже.

Что мы знаем о Пиранези?

Портрет Джованни Баттисты Пиранези, 1779

С самого детства Джованни Баттиста всё шло к тому, что он станет архитектором — и никем другим. Лет в 7−8 его любимым занятием было измерять ширину стен, высоту карнизов, расстояния между оконными и дверными проёмами. В 10 лет Пиранези нарисовал проект, которым вроде бы даже воспользовались при постройке настоящего, не игрушечного, здания. Его отец был уважаемым каменотёсом, а дядя по матери — архитектором водного магистрата Венеции.

Юношей Пиранези очень много читал. Под влиянием старшего родственника Анджело, картезианского монаха, выучил латынь и полюбил античных авторов. Среди художников больше всего его интересовали ведутисты — Визентини, Каналетто, Гварди, Лука Карлеварис; венецианские театральные представления поражали его воображение масштабностью декораций (их влияние позднее будут находить в пиранезиевских гравюрах). А потом Пиранези впервые влюбился. Девушка, вызвавшая у него прилив чувств, как раз незадолго до этого вернулась из Рима (давней мечты Пиранези) и с восторгом описывала, где она побывала и что видела в Вечном городе.

И тогда, по легенде, молодой Пиранези пообещал себе завоевать — нет, не сердце девушки, а Рим.

Нужно сказать, что и в начале XVIII века Италия продолжала быть конгломератом отдельных государств со своими правителями, границами и различающимися укладами. Не так-то просто было венецианцу устроиться в Риме — там он считался иностранцем. Но отец Пиранези придумал для него способ обосноваться в Вечном городе, добыв для сына должность штатного рисовальщика в свите венецианского посла.

Так Пиранези в возрасте примерно 20 лет впервые оказался в Риме. Городе, которому он поклянётся вернуть былое величие. Не больше и не меньше.

Римские каникулы

Но поначалу Рим Пиранези разочаровал.

Еще в XV веке гуманист Джованни-Франческо Поджио-Браччолини сетовал: «Форум, где римский народ провозглашал свои законы и назначал своих правителей, ныне занят огородами и лугами, где бродят буйволы и свиньи. Сколько общественных и частных зданий, столь прочно построенных, что, казалось, могут пережить века, теперь лежат разрушенные, разграбленные, размётанные во прахе, как члены могучего великана».

Пиранези застал Рим не в лучшие его времена: город ветшал и приходил в упадок. Современная архитектура показалась ему неинтересной и вялой. Пиранези жаловался в письмах друзьям на «неимение меценатов этого благороднейшего искусства, что подтверждается отсутствием построек, подобных Форуму Нервы, Колизею или дворцу Нерона». Отсутствие тех, кто желал бы инвестировать в масштабные архитектурные проекты, положило конец мечтам начинающего зодчего.

Одарённый архитектор, которому не на что и незачем строить… Если бы Пиранези был послабее духом, он бы впал в отчаяние и разуверился в своем призвании. Но человеком он был выдающегося темперамента и необыкновенного энтузиазма. Создавать грандиозную архитектуру он начал не в реальном пространстве, а на бумаге.

«Ни у князей, ни у богачей не заметно никакой склонности к крупным расходам, — у меня, как у любого современного архитектора, не остаётся иного выхода, как выражать свои архитектурные идеи лишь одними рисунками» (Джованни Баттиста Пиранези)

Рембрандт руин

Пиранези, немного наивно мечтавший о грандиозных зданиях, которые построят в Риме по его чертежам, вынужден будет вернуться в Венецию. Там он успеет еще поучиться у знаменитого Джованни Баттиста Тьеполо, отчетливо понимая, что Венеция всё же — «не его» город. И через несколько лет всё равно вернётся в Рим, который больше не покинет, снимет мастерскую на Виа дель Корсо и начнёт выпускать небольшие гравюры с городскими видами, которые очень скоро станут пользоваться огромной популярностью у римлян, а еще большей — у многочисленных туристов, стекавшихся в Вечный город, заменяя им и путеводители, и памятные открытки.

Общительность и одарённость Пиранези очень скоро сделают ему имя в среде римской аристократии. Его будут приглашать декорировать городские карнавалы — там уж, создавая временные замысловатые конструкции из дерева, Пиранези отведёт душу. Он также примет участие в создании полной топографической карты Рима.

И римская знать, и коллеги-художники сходятся во мнении: личность он харизматичная, но уж больно странная. Вспыльчивый, горячий, прирождённый авантюрист. По слухам, Пиранези едва не убил своего учителя, гравёра Джузеппе Вази, когда решил, что тот утаивает от него профессиональные секреты. «Талант, но совершеннейший безумец», — отрекомендует Пиранези импозантый Луиджи Ванвителли, придворный архитектор неаполитанских Бурбонов.

Этот имидж сложился у Пиранези и из-за его образа жизни. Большую часть своего времени он проводил не в мастерской, а среди римских руин, которые фанатично любил. То, в чём рядовые римляне видели лишь ветхие развалины, Пиранези воспринимал как материальыне свидетельства грандиозности римской цивилизации — идея величия Рима станет для него первостепенной. Современники растаскивали остатки мраморных глыб для своих хозяйственных нужд — Пиранези же, напротив, спешил их сохранить, подробнейше и тщательнейше зарисовав то, что осталось от архитектуры Империи.

Конечно, многим он казался одержимым. Сутками не вылезает с раскопок. Что-то всё время обмеряет, зарисовывает, записывает. Питается всю неделю пустым рисом, а если ночь застала его в момент неотложного дела — как можно быстрее перенести на бумагу удачно найденный ракурс — не гнушается и спать лечь в античной гробнице.

К «отеческим гробам» Пиранези был серьёзно привязан, в строгую логику римской архитектуры — по-настоящему влюблён. Буквально знал в своих любимых местах каждый камень. Неистовствовал, когда кто-то эти камни сдвигал.

С детства мечтавший стать архитектором, Пиранези волей-неволей превратился в серьёзного археолога. Гравюры Пиранези «Виды Рима» произвели своего рода археологическую революцию: никто до него не фиксировал римские древности с такой скрупулезной дотошностью, с такой анатомической детальностью. Никому не было до них дела настолько сильно, как Пиранези, убеждённому свято: Рим — лучший город земли!

Теперь его называли не только «бумажный архитектор», но «Рембрандт античных руин».

Виды Рима

Над сериями гравюр с видами Рима, а также с изображением античных арт-объектов (ваз, треножников, канделябров, обелисков etc.) Пиранези работал в течение всей творческой жизни. Около 25-ти лет они принесли ему первый серьёзный успех у современников, а умрёт Пиранези в 58, работая над изображением виллы Адриана. Сохранить для потомков исчезающие виды Рима он без преувеличения считал своей миссией.

Собственно, имя начинающему гравёру сделала серия, которую коротко именуют Prima parte. Полное название — «Первая часть архитектурных набросков и перспектив, придуманных и награвированных Джованни Баттиста Пиранези, венецианским архитектором». Вот эти тщательно исполненные, эффектные гравюры, которые принесли Пиранези первый успех.

Наследие Пиранези составляют два основных жанра: во-первых, изображение римских древностей, и во-вторых — фантастические архитектурные пейзажи.

Архитектурные виды Пиранези часто сопровождают эпитеты «мощные, грандиозные, колоссальные». Пиранези анатомически точен в изображении подробностей римской архитектуры, и при этом никто не назовёт его изображения сугубо реалистичными. Тут есть парадокс: его здания выглядят, с одной стороны, как в реальности (не зря же Пиранези с детства учился пространственным измерениям и имел чрезвычайный глазомер), а с другой стороны — они гораздо эффектнее, выше, совершеннее. «Ни у римских императоров, ни у египетских фараонов не хватило бы могущества, чтобы построить эти здания, — заметил Павел Муратов в „Образах Италии“, — Триумфальные арки, храмы и римские мосты были поняты им не как создания людей, но как дела героев». Недоброжелатели говорили: Пиранези страдает гигантизмом.

Но Пиранези знал, что делает. Он создавал «свой» Рим — идеальный имперский город (вот почему всем создателям архитектуры любых империй будет впоследствии не обойтись без Пиранези). Не все приняли такой Рим. Гёте, например, пренебрежительно заметил: «Насочинил Пиранези!» Ему, классику, претила эта барочная избыточность. Но то, что «насочинил» гравёр-венецианец — новый миф о Риме — оказалось чрезвычайно востребовано зрителем.

«Римские» гравюры Пиранези, распространившиеся по Европе в тысячах оттисков, привлекали в Рим огромное число туристов. Пиранези, чья мастерская поставила офорты с изображением Рима на поток, стал катализатором новой волны туристического бума.

Для стиля Пиранези характерны эффектные ракурсы архитектурных форм, четкий параллельный штрих и идеально ровные прямые линии, глубокая контрастная светотень, широкая гамма тональностей серого. «Магия черно-белого у Пиранези — многотональная, — поясняет итальянский искусствовед Федерика Росси, — Говорили, что он работал при луне. Лунный свет даёт именно такие оттенки серого».

Воображаемые темницы

В 25 лет Пиранези выпустил странный цикл из 14 гравюр «Фантастические композиции темниц». Нельзя сказать, что зрители его оценили — приятнее было повесить на стену римский вид, а не какие-то непонятные тюрьмы. Через 15 лет Пиранези переиздаст этот цикл, добавив еще два гравюры и озаглавив «Темницы, сочинённые кавалером Дж.-Батт.Пиранези, венецианским архитектором». Современники вновь не поняли Пиранези, гравюры плохо раскупались. Но для потомков «Темницы» — мрачные, нервозные, провокационные — стали сенсацией и неиссякаемым источником вдохновения.

…Под мощными нависающими сводами располагаются странные пространства-лабиринты. Их назначение не так-то просто понять: то ли фрагменты циклопических дворцов, то ли экзотические пыточные из самых неприятных сновидений. Мосты прерываются посередине или ведут в темноту, лестницы — в никуда. Тяжелые блоки и брёвна, цепи и канаты усиливают ощущение чудовищности пространства. Кого-то пытают на дыбе, где-то оживают и сходят с барельефов львы, но едва ли не более страшным оказывается пространство, совсем лишённое фигур. Словно невидимо висит под этими гигантскими сводами нечто томительное и таинственное.

Пиранези акцентировал в названии, что его тюрьмы — воображаемые, сочинённые. Но у зрителей всегда есть потребность объяснить фантастическое реальным. Многие пытались отыскать действительно существовавшие прототипы «Тюрем». Возможно, это знаменитая и древняя Мамертинская тюрьма, располагавшаяся в северной оконечности Капитолия? Туда сажали пленных королей и даже, по преданию, апостолов Петра и Павла. Нет, на неё не очень-то похоже… А может быть, Пиранези изобразил «мурацци» — 400-метровые подземные укрепления в Венеции с грандиозными дамбами? Он точно мог бывать там, ведь мураццци находились в ведении его дяди Маттео Луккези, архитектора Водного магистрата Венеции! Однако люди постромантической эпохи поняли пафос Пиранези: они стали толковать «Тюрьмы» как «внутреннее путешествие» души героя, как своего рода автобиографию или исповедь. «То, что пролёты лестниц запечатлели внутренний бег самого автора, — очевидно», — утверждал Сергей Эйзенштейн.

Мастерская, личная жизнь и смерть Пиранези

Когда доходы Пиранези выросли, «бумажный архитектор» сменил адрес — переехал с семьёй с Виа дель Корсо в Палаццо Томати на Страда Феличе. «Счастливое» название улицы (ныне это виа Систина, 48) не подвело: в своем новом доме Пиранези устроил всё так, как всегда хотел. Прежде всего — оформил свою мастерскую в виде римских руин.

Стены мастерской Пиранези покрыл росписью, создававшей иллюзию живописных развалин. А его интерьер сплошь состоял из фрагментов античных алтарей и урн, заменявших художнику шкафы, стулья и тумбы. Светильниками мастеру служили античные канделябры. Конуру сторожевому псу Пиранези заменял фрагмент гигантской декоративной вазы из мрамора.

Здесь можно было прицениться к работам Пиранези или обсудить с ним какой-нибудь чрезвычайно волновавший его вопрос — например, откуда произошла римская цивилизация. Пиранези, говорят биографы, мог часами увлеченно говорить о египтянах или этрусках, а вот к греческой античности относился прохладно.

Помимо гравюр, мастерская Пиранези торговала антиками. Например, ваза выше на фото из Эрмитажа, по легенде, была найдена на раскопках виллы Адриана. Однако специалисты установили, что многие фрагменты вазы были доработаны Пиранези: «Дно вазы, ручки в виде завитков лозы винограда и основания ручек в форме протомы силена были искусно подобраны мастером Пиранези, а не принадлежали одному памятнику, что хорошо видно по тому, как фрагмент с протомой силена врезан в дно».

Муратов в «Образах Италии» рассказывает историю женитьбы Пиранези: «Однажды он сидел и рисовал что-то на Campo Vaccino — на тогдашнем Форуме. Проходившая мимо девушка, в сопровождении маленького брата, привлекла его внимание своими черными глазами и стройной фигурой. Он вступил с ней в разговор и узнал, что она дочь садовника виллы Корсини. Бросив карандаш, он неожиданно вскочил на ноги и прямо спросил ее, хочет ли она выйти замуж. Утвердительный ответ позволил ему повести дело таким образом, что у родителей девушки не было ни времени, ни возможности отказаться. Через пять дней после этого происшествия он отпраздновал свою свадьбу».

Скоропостижный брак Пиранези с Анджелой Паскини, по-видимому, оказался благополучным. В нём родилось двое детей — дочь Лаура и сын Франческо, который тоже станет известным гравёром — его работы есть и в российских собраниях.

Пиранези умер в 58 лет от болезни почек. Похоронили Джованни Баттиста в Риме, на Авентинском холме, в небольшой церкви Санта Мария дель Приорато, примечательной тем, что это единственное реальное строение, спроектированное «бумажным архитектором».