Голландская экспедиция (1799): пока войска не пришли в совершенное расстройство

Ещё после первой битвы при Бергене 19 сентября 1799 года генерал Иван Эссен, сменивший Ивана Германа на посту командующего русскими войсками в Голландской экспедиции, в своём приказе по армии жаловался на поведение солдат:

«Но как скоро некоторые из них удалились от трусости или будучи увлечены подлым желанием грабежа, то успехи, мужественно начатые, были остановлены (…) Я думаю, что немалая часть наших были перебиты в беспорядке недостойными своими товарищами; и столь велик был сей беспорядок, что все мною употреблённые старания и других храбрых офицеров для собрания войск, все наши усилия были бесполезны».

Действительно, в спешке собранные и в беспорядке отступавшие от Бергена русские войска открывали огонь по своим. Однако это была не единственная беда союзников. Именно совокупность этих бед и привела к печальному финалу Голландской экспедиции.

Мародёры, возмутившие графа Ростопчина

Проблемы коалиционного войска ширились и росли. Русские и англичане отдалились от места высадки, и с учётом непогоды доставка провианта и припасов для их корпуса стала представлять собой непростую задачу. С завоёванных территорий солдаты не могли взять ничего, поэтому приходилось сидеть на поставках из Англии. Бо́льшая часть занятых голландских провинций была затоплена, поэтому поток грузов сначала шёл в Ден-Хелдер, а потом по раскисшим от дождя и морской воды дорогам с превеликими сложностями добирался до войск. Кроме того, надо было обеспечить продовольствием жителей завоёванных территорий и «оранжистов», чьи силы насчитывали 3000 человек. А между тем запасы неумолимо подходили к концу.

К 5 октября из-за болезней и скверного снабжения русские и англичане могли выставить всего 27 000 человек. На протяжении шести недель союзники выдержали пять битв и несколько более мелких стычек, которые обеим сторонам стоили немалых людских потерь — примерно по 10 000 человек. Как отмечал позднее военный министр и историк Дмитрий Милютин,

«в союзной армии оставалось под ружьём не более 18 000 человек, то есть менее половины той первоначальной силы, которая высажена была на берега Голландии».

К этому следует добавить расцветшее в русской армии мародёрство и дезертирство. Генерал Эссен сообщал:

«К большому стыду нашему столь мало царствует порядок и военная дисциплина в корпусе войск наших, что я принужден буду принять наистрожайшие меры. Солдаты оставляют в марше свои батальоны. Они и остаются позади для гнусного грабежа. Пришедшие в селения расходятся, опустошают сады и грабят дома жителей, нам преданных и расположенных давать нам всё нужное добровольно».

Министр иностранных дел граф Ростопчин с возмущением писал главнокомандующему русскими войсками в Италии Суворову:

«Какое постыдное поведение войск наших в Голландии; в первом деле бросились грабить. Оставили генералов и оттого разбиты; в другом не хотели идти, полк лёг на землю. О, проклятые! Генерал-майор Арбенев, штаб-офицер и ещё три офицера бежали, и только море их одно могло остановить. Арбенев исключён, а те ошельмованы».

К 4 октября французы успели перекинуть на усиление командующему их войсками Гийому Брюну шесть батальонов из Бельгии. Чем дальше откладывалось новое сражение, тем сильнее становились силы французов и голландцев из партии «патриотов» в регионе.

Поэтому 6 октября главнокомандующий союзными силами герцог Фредерик Йоркский принял решение о новой битве. В канун сражения он ещё раз попытался связаться с командирами французов и батавцев, предлагая им капитулировать. Английский генерал Дон в качестве парламентёра явился во французский лагерь, но был задержан и в статусе военнопленного отправлен в Лилль. Предлогом послужили найденные у него листовки с подписанным принцем Оранским воззванием к голландскому народу сбросить французское иго и переходить на сторону коалиции.

В принципе, этот инцидент ещё раз подтвердил, что союзники слишком понадеялись на обещания принца Оранского, а в действительности все слова о верноподданнических чувствах голландцев, якобы поддерживавших принца, оказались пшиком.

Битва при Кастрикуме

6 октября в 8 часов утра вся линия союзных войск двинулась вперёд, чтобы дать ещё одно сражение Брюну. Русский авангард под командованием генерала Седморацкого выбил французов Пакто из селения Кастрикум и без особых проблем овладел ею. Думая, что наступление продолжится с такой же лёгкостью, русские пошли вперёд, по при этом между ними и Аберкромби, двигавшимся вдоль морского берега, образовался разрыв в 3–4 км.

Французы не преминули этим воспользоваться. Брюн приказал дивизии Будэ ударить в стык русским. При этом генерал Эссен, остававшийся с главными силами, вообще не имел представления о положении Седморацкого и спокойно стоял в 5–6 км в деревне Эгмонд-Биннен. Если же вспомнить, что у русских благодаря «заботе» англичан не было лошадей — сам Седморацкий командовал пешком — и они не могли послать Эссену вестовых, то последовавшие события станут более понятными.

11 французских батальонов ударили по русскому авангарду и буквально выбили его из селения. Эссен, узнавший наконец, что происходит, послал Седморацкому усиление в размере трёх батальонов (1300 человек). Но французы-то атаковали одиннадцатью! В результате русские имели вдвое меньше сил — шесть батальонов против одиннадцати. Тем не менее Седморацкий смог закрепиться на окраине Кастрикума, где продержался шесть часов в ожидании подмоги и удара англичан с флангов.

Вот как этот бой описывали голландские источники:

«После прибытия Брюна с его пятью батальонами битва за деревню Кастрикум началась во всей её свирепости. Город постоянно переходил из рук в руки, к трём часам дня интенсивность его несколько спала, но это обуславливалось недостатком у сторон боеприпасов.

Русские получили очередное подкрепление (два полка Эмме и Жеребцова) и ударили во фланг Брюну, но их удар был смягчён песчаной местностью — они потеряли темп, завязнув в дюнах, и это позволило генералу Пакто перегруппироваться, получить боеприпасы и ударить во фланг наступающим. Ошеломлённые русские опять были выбиты из Кастрикума и начали отступать по единственному мосту на Флойсбург, который они защищали всего двумя орудиями».

А вот как житель Кастрикума описывал отступление русских:

«Они отходили, забирая всё, что попадалось под руку — горшки, серебряные ложки и вилки, серебряные цепочки, утюги, церковные медные ключи, серебряные и золотые монеты, кровати, простыни, наволочки и одеяла, скатерти и салфетки, мужскую и женскую одежду и обувь, и даже железные вставки от колёс, вёдра, кольца от бочек и лошадиные подковы».

А что же англичане? Эссен несколько раз посылал к Аберкомби с просьбой поддержать атаку, но тот шёл по зыбучим пескам вдоль берега и физически не мог ускориться. Когда англичане вышли к месту боя, их встретили две французские бригады, усиленные артиллерией. Изрядно вымотавшиеся во время марша англичане остановились.

Около 15:00 Аберкромби решил поддержать русских, которые к тому времени расстреляли почти весь свой боезапас и еле держались, зацепившись за селение Боккум. Через два часа англичане атаковали французов с тыла, и те откатились к Кастрикуму, который опять на их плечах заняли русские. Однако на помощь пришел Вандамм, поведя в атаку батавских гусар и несколько пехотных батальонов. Русские снова были выбиты и откатились к Боккуму. Наступившая темнота положила сражению конец.

Капитуляция

По итогам очередного сражения ни одна из сторон не достигла запланированного результата: коалиция не могла разгромить Брюна, французы и голландцы не могли разбить герцога Йоркского. Обе стороны к вечеру оказались на тех же самых позициях, с которых и начали бой. Русские потери составили 1100 человек, английские — 1400, французско-голландские — 1382.

На следующий день, 7 октября, генералы на военном совете обрисовали герцогу Йоркскому бедственное положение коалиционных войск:

«По мнению их, не было никакой возможности возобновить атаку на сильную позицию неприятельскую, и тем менее было бы благоразумно подвергать армии случайностям нового боя, что неприятель имел в тылу ещё другие выгодные позиции, а, следовательно, в случае даже успеха союзники не приобрели бы выгод решительных. Оставаться же долго на месте было также невозможно: в осеннюю ненастную погоду с каждым днём число больных быстро возрастало; армия редела, а затруднительность снабжения её увеличивалась. Войска, крайне утомлённые, нуждаясь во всём самом необходимом, стоя день и ночь наготове, пришли бы наконец в совершенное расстройство. По всем этим соображениям английские генералы предложили главнокомандующему отступить на прежнюю позицию на Зейпе и там дождаться новых повелений из Лондона».

Показательно, что русских на совет не пригласили — к этому моменту раздоры в стане союзников достигли критической точки.

К вечеру армия получила приказ начать отступление. Трагикомизм ситуации заключался к том, что 8 октября контр-адмирал Митчелл решил оставить все голландские порты, кроме Ден-Хелдера, и отвести свои корабли к острову Тексел, тем самым вообще покинув залив Зёйдерзее. Батавские войска спешно заняли Энкхейзен и Меденблик, что ещё более сузило возможности поставок продовольствия и боеприпасов армии.

15 октября состоялся новый военный совет, на котором было решено оставить Голландию и вернуться в Англию. Но как это сделать? Ведь французы и голландцы будут атаковать заслоны и всеми силами постараются разгромить коалиционные войска при посадке на суда. Герцог решился «войти в сообщение с неприятелем», чтобы договориться о «золотом мосте» для русских и англичан. Опять-таки, русские на совете не присутствовали и узнали обо всём по факту, уже после заключения англо-голландской конвенции.

Генерал Нокс проследовал в Алкмаар, где расположил свою штаб-квартиру Брюн, и заключил перемирие, по которому союзные войска до конца ноября обязывались покинуть голландские земли.

Войска грузились на суда в спешке, на море были постоянные шторма и дожди, пришлось даже некоторые контингенты высадить обратно на берег, потому что из-за шквалистых ветров корабли не могли покинуть Ден-Хелдер. Количество судов было ограничено, и союзникам пришлось побросать в море большинство припасов и оставить на берегу до 300 лошадей. 16 ноября англичане и русские покинули Тексел. Голландская экспедиция завершилась полным провалом.

Домой

По самой распространённой версии, злобные англичане временно разместили русские войска на островах Гернси и Джерси, причём, как мы помним, припасов у них не было — что выкинули за борт, что оставили в Голландии. Из-за этого многие солдаты погибли, а остальные начали промышлять грабежом.

На самом деле русские войска вывезли в Англию, но вот потом произошёл следующий инцидент. В Ярмуте был пойман на воровстве и посажен в тюрьму русский солдат. Командование корпуса настаивало на его выдаче, намереваясь наказать преступника по русским военным законам. Однако британское правительство не могло пойти на такой шаг. В письме премьер-министру Питту Дандас выражал уверенность, что,

«совершив преступление против гражданского законодательства в другой стране, виновник должен быть наказан по законам этой страны».

Этот инцидент оказал большое влияние на отношение англичан к русским. Российский посол в Англии граф Воронцов был вынужден запретить солдатам и офицерам, «какого бы они чина либо звания ни были», приезжать в Лондон без дозволения, а, если такое разрешение было, следовало «являться для извещения, где стоит квартирою, зачем именно приехал и когда именно отселе выедет». Посол опасался новых происшествий, и по-человечески его можно понять. Однако именно Воронцов настоял на том, чтобы русский корпус перевели на зимовку подальше от Лондона, на острова Джерси и Гернси. При этом граф поспешил уведомить генерала Эссена, что эти острова управляются одними законами с Англией, и рекомендовал принять все необходимые меры, чтобы

«не допустить того, чтобы за недосмотром могли случиться беспорядки и грабежи, подобно Ярмутским».

Российские войска вернулись в Ревель только в августе 1800 года.

В результате безуспешной Голландской экспедиции русские потеряли до половины своего корпуса. Для Батавии самым неприятным последствием этой кампании оказалась потеря флота: голландцы лишились 16 линейных кораблей, пяти фрегатов, трёх корветов, одного брига и т.д. — всего 55 судов. Технически они были сданы не британцам, а штатгальтеру принцу Оранскому, у которого потом за символические деньги Адмиралтейство эти суда и «выкупило».