Индейцы отряда Джона Горхэма на тропе войны

Только вот для звания прародителя рейнджеров Роджерс немного опоздал родиться — к тому моменту, когда он начал службу рядовым бойцом роты разведчиков Даниеля Лэдда, отряды рейнджеров уже имели длинную историю и немалые боевые заслуги. Заметное место среди них занимала сформированная из индейцев рота Джона Горхэма, действовавшая в Новой Шотландии.

Земля тумана

3 мая 1744 года, на пятое после Пасхи воскресенье, на Иль-Руаяль в Заливе Святого Лаврентия пришёл первый с начала навигации корабль. Вопреки ожиданиям, он привёз в Луисбург вовсе не долгожданную провизию — хотя съестных запасов в городе оставалось всего на пару недель, а с середины апреля основу рациона бедняков уже прочно составляли моллюски и прочие маловостребованные кулинарией XVIII века дары моря. Вместо провианта в североамериканские колонии Франции прибыл изданный полутора месяцами ранее королевский ордонанс, объявлявший войну Великобритании, а также инструкции губернатору Луисбурга от государственного секретаря по делам флота графа Жана-Фредерика де Морепа.

Войну с большими опасениями ждали уже давно, и страхи колонистов были обоснованными — ещё в 1713 году по Утрехтскому мирному договору Версалю пришлось отказаться от владений на полуострове Акадия (сейчас Новая Шотландия) и Ньюфаундленде, поэтому поселения на Иль-Руаяль (сейчас Кейп-Бретон) оказались отрезаны от французской Канады. В отсутствие кораблей флота метрополии они могли рассчитывать только на собственные силы. Жителям Луисбурга, население которого достигло 3000 человек, предстояло выпутываться самим при помощи союзных индейцев-микмаков, уже много веков населявших северо-восточное побережье Америки и называвших Иль-Руаяль «уанамак» — земля тумана.

Решив, что наступление — лучшая оборона, 23 мая французы провели успешный рейд против деревушки Кансо на Новой Шотландии, а 12 июля микмаки, поднятые на борьбу с англичанами священником-иезуитом Жаном-Луи Ле Лутром, осадили Аннаполис-Ройал, бывшую столицу французской Акадии. Первый раунд осадных операций, правда, продлился недолго, — за неимением артиллерии и инженерных навыков индейцы были вынуждены отступить, — но в британских колониях угрозу восприняли со всей серьёзностью. Основания для этого имелись: как писал впоследствии губернатор Аннаполис-Ройала, «у меня не было и сотни людей, 20 или 30 из которых были совершенно негодны, а из 10–12 офицеров не было больше 2–3, кто видел бы выстрел из пушки в настоящем сражении».

Китобои

В начале июня губернатор Массачусетса Уильям Ширли получил письмо из Аннаполис-Ройал с просьбой прислать «20 или 30 смелых и воинственных индейцев», способных «внушить трепет индейцам этого полуострова, которые считают всех индейцев из Новой Англии могавками, перед которыми они испытывают большой страх». Генеральный совет штата немедленно утвердил необходимые расходы, и уже вскоре Ширли писал в Лондон, что рассчитывает «послать в Аннаполис в ближайшие дни ещё 70 солдат, собранных здесь, и состоящих, по большей части, из отборных индейцев и прочих людей, годных для действий в лесах, под командой весьма сведущего в этой службе офицера».

Губернатор несколько преувеличивал — у назначенного командиром отряда рейнджеров Джона Горхэма все предки, начиная с прадеда, занимали командные должности в ополчении Массачусетса, но у него самого боевого опыта не было вовсе по причине отсутствия войн на его веку. В 1744 году Горхэму было 35 лет, и он занимался одним из самых прибыльных в ту пору видов бизнеса — китобойным.

Наёмными работниками-китобоями у Горхэма были индейцы Новой Англии, которые уже более 100 лет жили бок о бок с колонистами. За это время племена мохеганов, пекотов, нипмуков и вампаноагов, по которым прошлись оспа и другие болезни, занесённые колонистами, потеряли независимость и привычный уклад жизни — одни индейцы переселились в небольшие резервации, другие влачили довольно жалкое существование на окраинах городов, построенных белыми. Многие приняли христианство, всё больше говорили на английском, а не на родных языках, но найти своё прочное место в экономике у краснокожих не получалось — да и что могли предложить индейцы, лишившиеся своих охотничьих угодий, но не имевшие востребованных в изменившемся мире навыков? Потребности колоний в дичи, шкурах, перьях и сушёной рыбе были относительно невелики, поэтому индейцы бедствовали, часто голодая и перебиваясь подачками колониальных властей и миссионерских обществ.

Потомки тех, кто встретил пилигримов-пуритан и помог им выжить в трудные первые годы, впадали в долги — и на этом фоне 4 фунта (около 1150 долларов в современных ценах) за китобойный сезон казались почти манной небесной. От предложения поступить на военную службу вообще было невозможно отказаться — во-первых, оно означало повышение престижа, давало шанс проявить храбрость и отвагу, возможность вернуться к полузабытым традициям воинской доблести. Во-вторых, был и экономический стимул:

«Каждой роте, партии или отдельной персоне из числа подданных Его Величества или проживающих в этой провинции, кто по собственной воле и на свой страх и риск отправится в поход и убьёт индейца мужского пола в возрасте 12 лет или старше… [будет выплачена] сумма в 100 фунтов векселями нового образца; и 105 фунтов за пленного индейца мужского пола того же возраста; и 50 фунтов за женщину; и та же сумма за детей младше 12 лет, убитых в бою; и 55 фунтов за тех из них, кто будет взят в плен».

В роте рейнджеров Горхэма белые колонисты, в основном, заняли должности младшего командного состава: это были четыре сержанта, ротный писарь и некоторые из командиров вельботов, которых было 6–7 человек. Офицерские чины получили сам Джон Горхэм (капитан), его младший брат Джозеф (лейтенант) и их кузен Уильям Борн (энсин). Из остальных 60 бойцов 55 принадлежали к индейцам племён наусетов и вампаноагов, а пятеро проводников были набраны из пеквакетов, в начале 1744 года переселившихся в Массачусетс из французских владений, а потому прекрасно знавших Иль-Руаяль. На 70 человек личного состава было лишь трое, имевших боевой опыт.

Акадия и Иль-Руаяль

Была вторая половина сентября 1744 года, когда французы, вновь осадившие Аннаполис-Ройал, увидели в море паруса двух небольших кораблей — с Иль-Руаяля ожидались подкрепления, однако оказалось, что это прибыли свежие силы на помощь осаждённым британцам. Роту Горхэма, из-за спешки даже не успевшую завершить формирование, перебросили на театр военных действий невооружённой, но эта проблема была быстро решена.

Очевидно, понимая, что от гарнизонной пехоты нет особого прока, английский губернатор приказал передать часть её мушкетов рейнджерам. Оставаться в защищавшем Аннаполис-Ройал Форте-Энн не было смысла — как впоследствии отмечалось в официальном отчёте артиллерийского ведомства, его стены «не были вообще ни на что годны, кроме как для того, чтобы предохранять скот от падения в ров». По этой причине рота Горхэма закрепилась непосредственно в городе, выбрав в качестве временной базы одно из наиболее крупных строений и установив на его крыше вертлюжную пушку.

Результаты не заставили себя ждать: уже через несколько дней подчинённые Горхэма «отогнали индейцев неприятеля, которые небольшими партиями непрестанно рыскали вокруг». Особо благотворно на боевой дух гарнизона повлияли вылазки за дровами и хворостом, которые стали возможны благодаря охране рейнджеров. Кроме того, бывшие китобои на вельботах начали планомерные набеги на тылы противника в «скалистые прибрежные области, которые полагали себя в безопасности от нападений». Как писали газеты Массачусетса, «капитан Горхэм, командир роты, направленной туда из этой провинции, на днях доставил в гарнизон скальпы трёх [микмаков]; а также одного индейского ребёнка живым». Рейды Горхэма заставили союзных французам индейцев, составлявших более половины всех сил противника у Аннаполис-Ройала, уйти для защиты своих поселений — и после этого в конце сентября неприятель решил отступить, сняв осаду

Рейнджеры были, вне всякого сомнения, полезны, но временами их иррегулярность и коммерческий подход к военному делу давали о себе знать. Так, 14 октября, когда в заливе у Аннаполис-Ройала появился французский приватир, Горхэм с 10 своими людьми вышел к нему на вельботе, однако показавшийся на поверхности кит заставил экс-китобоев немедленно забыть о противнике. Решение променять французов на кита было вполне объяснимо — скальпы неприятеля в этот раз рейнджерам вряд ли светили, а один кит давал порядка 50 бочек ворвани, стоивших около 100 фунтов, причём не векселями, а в твёрдой монете.

Поздней осенью и зимой 1744–1745 гг. военные операции затихли, чтобы с новой силой разгореться следующей весной, когда часть рейнджеров отправилась в предпринятую английским командованием экспедицию против Луисбурга, «величайшего средоточия пушек в Северной Америке». Оставшиеся в Аннаполис-Ройале в мае 1745 года попали под внезапный удар французов и микмаков, захвативших лагерь подчинённых Горхэма на Козьем острове и две шхуны. Взятых в плен угнали в Квебек, причём союзные французам индейцы по пути замучили, как минимум, двух из девяти рейнджеров. Пятеро оставшихся в живых были отданы в рабство в племена гуронов и абенаки, где со временем ассимилировались, а один впоследствии даже стал вождём.

Тем временем у Луисбурга получивший повышение Джон Горхэм был назначен ответственным за десантно-высадочные средства — и 30 апреля 1745 года на берег залива Габарус первыми ступили именно его рейнджеры и солдаты 7-го Массачусетского полка, в котором два из каждых пяти человек были индейцами. Высадка в первоначально намеченном месте в бухте Флэт-Пойнт не удалась из-за противодействия французов, но Горхэм сразу переориентировался на бухту Кеннингтон. Один из участников боя вспоминал:

«Нас высадилось всего около сотни под командованием подполковника Горхэма, который не стал останавливаться, чтобы выстроить строй, но обошёл французов с флангов, продолжая стрелять по ним, убил 4–5 из них и нескольких ранил, и взял громадное множество пленных… При высадке мы потеряли двух человек ранеными».

На этом, однако, наступательный порыв рейнджеров выдохся. Уже 12 днями позже при попытке штурмом взять Островную батарею французов, закрывавшую вход в гавань, что-то пошло не по плану — и главными причинами позднее были названы отсутствие дисциплины, нехватка младшего командного состава и пагубное воздействие крепких алкогольных напитков. Горхэм предстал перед военным советом по обвинению в срыве операции, но был оправдан.

В июне Луисбург всё же пал, и непосредственная угроза Аннаполис-Ройалу была устранена. Однако англичан сильно беспокоила лояльность жителей Акадии, ещё три десятилетия назад бывших подданными французского короля — и, по свидетельству одного из командиров французских рот морской пехоты, «сохранявших надежду вернуться в своей верноподданности к королю». В мае 1746 года рейнджеры отправились в район залива Ле-Мине, чтобы выстроить там блокгаузы и взять под контроль поселения акадийцев, где, по имевшимся сведениям, насчитывалось до 500 французских партизан. Лето прошло в перестрелках, стычках и рейдах, в которых подчинённые Горхэма понемногу стали брать верх. Как сообщалось в рапорте губернатору Массачусетса, акадийцы оставили свои дома и «из страха нашли себе ночной приют в лесах», после чего брошенные строения были сожжены рейнджерами. В донесениях губернатору Уильяму Ширли сообщалось, что «все местные обыватели, как видится, весьма страшатся грабежей со стороны индейцев», и их «невозможно, кроме как силой, убедить оказать нам даже малейшее содействие».

Осенью того же года рота Горхэма, действовавшая под видом французов, захватила в плен одного из акадийских крестьян, который на допросе сообщил важные сведения. В частности, выяснилось, что эскадра герцога д’Анвиля, посланная из Франции на помощь североамериканским владениям короны, оказалась разбита штормом на юго-восточном берегу Акадии, а большая часть французских войск ушла в Канаду — за исключением 700 человек отряда шевалье Жана-Батиста де Рамезе, продвигавшегося к Аннаполис-Ройалу. Горхэм повёл свой отряд на перехват, чтобы «так докучать и вводить эту армию в замешательство, чтобы принудить их столь же поспешно и счастливо ретироваться, как и месье Дю Вивье ранее в подобной оказии [в 1744 году]». Игра в кошки-мышки, однако, не удалась: противнику удалось ускользнуть, и во второй половине января нового 1747 года рейнджеры ушли на зимовку в Аннаполис-Ройал. Прибывшим им на смену солдатам из Массачусетса, ставшим лагерем в селении Гран-Пре, удача совсем не благоволила — в ночь на 31 января они подверглись нападению французов и потеряли убитыми, ранеными и пленными почти половину из 460 человек личного состава. Рейнджеров спешно послали обратно, но было уже поздно — перехватить врага вновь не удалось.

Фиаско у Гран-Пре укрепило губернатора Ширли во мнении, что имеющихся в его распоряжении сил недостаточно для того, чтобы обезопасить Акадию и Иль-Руаяль от французских рейдов. В этой связи полковник Горхэм получил новую, довольно непростую и непривычную для себя миссию — отправиться в Лондон и убедить королевское правительство выделить дополнительные средства североамериканским колониям. В письме от губернатора Ширли к своему патрону герцогу Ньюкаслу, который приходился братом всесильному премьеру Генри Пелхэму, говорилось, что «превеликая услуга, оказанная ротой рейнджеров полковника Горхэма гарнизону Аннаполис-Ройала, есть доказательство достоинств таких войск». В столице Горхэм произвёл большое впечатление, был удостоен аудиенции короля Георга II и получил королевский офицерский патент — став, таким образом, первым из трёх командиров рейнджеров, имевших чин не только колониальных частей, но и регулярной королевской армии. Вторым таким офицером будет его брат Джозеф и лишь третьим — Роберт Роджерс.

Высочайшее соизволение, однако, немного запоздало — вернувшись в Америку, Горхэм обнаружил, что в ожидании мира военные операции практически прекращены. Последней задачей, порученной рейнджерами, стала доставка денег, причитающихся жителям Гран-Пре за провизию для частей из Массачусетса. Уже 18 октября 1748 года был подписан 2-й Аахенский мир, завершивший Войну за австрийское наследство, известную в Новом Свете как Война короля Георга. В обмен на Мадрас, потерянный британцами в далёкой Индии два года тому назад, французскому королю вернули Луисбург — и, несмотря на все человеческие жертвы и финансовые потери, в Северной Америке был восстановлен status quo ante bellum — исходное положение, существовавшее до начала военных действий.

В игре британского и французского престолов рейнджеры заплатили высокую цену. В 1749 году в письме Генеральному совету штата Массачусетс Джон Горхэм сообщал, что его отряд настолько «ослабел из-за взятых в плен, убитых, утонувших и тех, кого в могилу свели тягости этой тяжёлой и опасной службы, что ныне в живых нет и четверти из упомянутой роты». Доля индейцев среди подчинённых Горхэма постоянно снижалась — со 100% рядового состава в 1744 году до 75% к концу 1746 года, 60% в начале 1748 года и 28% в начале 1750 года. Индейские поселения обезлюдели: в округе Барнстабл, где изначально комплектовалась рота Горхэма, в 1740-х, по расчётам исследователей, было чуть больше 100 мужчин «призывного» возраста из племён наусетов и вампаноагов — и, конечно, потеря даже нескольких десятков из них была невосполнима. Большинство новых рекрутов теперь составляли представители беднейших слоёв переселенцев — прежде всего, шотландцы и ирландцы.

Война после войны

В Новом Свете никто не питал особых иллюзий, все понимали, что подписанный в далёком Аахене мир — всего лишь передышка. Уже к концу 1748 года в британских колониях предлагалась награда в 15 фунтов (около 3560 долларов в современных ценах) любому добровольцу, пожелавшему стать под знамёна короля Георга II. Для роты Горхэма рекрутов вербовал лейтенант Коллендер, в качестве своей штаб-квартиры избравший бостонскую таверну «Под знаком ягнёнка».

Тем временем рейнджеры отправились к своим старым знакомым — акадийцам и союзным им индейцам — с настоятельной просьбой британских колониальных властей прислать своих представителей, чтобы те дали ответ на ряд нелицеприятных вопросов о содействии, оказанном французским войскам в ходе только что закончившейся войны. Дипломатическая миссия пошла не по плану. В сентябре 1748 года на встрече с племенем малеситов произошёл обмен резкими высказываниями, и индейцы открыли огонь, убив двух бойцов Горхэма. В ответ тот захватил заложников и сжёг селение малеситов. Переговоры сорвались. На следующий год в Акадию вернулся уже известный нам пламенный пропагандист-иезуит отец Жан-Луи Ле Лутр, и стало ясно, что под угрозой находится план строительства Галифакса — в перспективе, главного опорного пункта Великобритании в регионе.

Опасность Галифаксу со стороны французов, акадийцев и индейцев была настолько явной и очевидной, что даже высадку первых поселенцев в заливе Шибукту со стороны суши пришлось прикрывать рейнджерам Горхэма. Вместе с колонистами прибыли два пехотных полка, а из Аннаполиса пришла гренадерская рота третьего. Для Нового Света это было беспрецедентной для мирного времени концентрацией сил, но в 1749 году в дополнение к ним британские колониальные власти приступили к формированию ещё семи новых рот, которые должны были «пересекать леса в погоне за индейцами так же, как и полковник Горхэм со своими рейнджерами». Это решение было принято как нельзя вовремя, поскольку замыслы Ле Лутра излишней щепетильностью не отличались:

«Так как открыто противиться предприятию англичан нет возможности, я полагаю, что мы не сможем добиться большего успеха, чем если побудим индейцев продолжить войну с англичанами; мой план заключается в том, чтобы убедить индейцев известить англичан, что они не позволят строительство новых поселений в Акадии… Я постараюсь, чтобы для англичан всё выглядело так, будто этот план исходит от самих индейцев, и что я к нему не причастен».

Уже в августе британские поселения подверглись набегам микмаков, которые убили восемь человек, захватили два шлюпа и 20 колонистов, вышедших на сенокос. В ответ губернатор Галифакса Эдвард Корнуоллис установил награду в 50 фунтов за голову Ле Лутра и в 10 гиней (золотая монета в 1 фунт и 1 шиллинг) — за убитого или пленного индейца. В конце сентября или начале октября Корнуоллису пришло следующее письмо от вождей микмаков:

«То место, где ты; место, где ты сейчас находишься; место, которое ты делаешь крепостью; место, где ты ныне желаешь поселиться; место, полновластным хозяином которого хочешь стать — это место моё. Я вырос из той земли. Я был там рождён. Это место — моя земля… Мой король и твой король промеж собой разделили эти земли, и потому сейчас они в мире, но я — я не могу заключить с тобой ни союз, ни мир…

Ты забрал почти все земли, так что всё, что мне осталось — это Большая бухта [где строится Галифакс]. Но тебе жалко для меня даже этого клочка, и ты хочешь согнать меня с него. Благодаря этому я вижу, что ты сам вступаешь в противоборство со мной, не прекращаешь войну, и союза меж нами никогда не будет».

Губернатор Корнуоллис, английский аристократ, который всю жизнь прослужил в Европе и не был искушён в вопросах переговоров с индейцами, воспринял это письмо не как приглашение всё хорошенько обсудить и найти взаимоприемлемое решение, а как объявление войны. Что хуже всего, он не хотел слушать тех, кто лучше разбирался в местных условиях: «Горхэм заявил, что выступать в поход зимой непрактично. Горхэм не офицер вовсе». Подобная оценка, впрочем, не помешала губернатору гонять рейнджеров без всякой передышки: по свидетельству судьи Джона Солсбери, зимой Горхэму не удавалось провести в Галифаксе между выходами и пяти дней. Тем временем, ситуация только ухудшалась — 8 декабря микмаки захватили офицера и 18 солдат у Гран-Пре, а затем на неделю заблокировали Аннаполис-Ройал. В Галифаксе пришлось поставить под ружье всё совершеннолетнее мужское население, около 850 человек.

Корнуоллис решил нанести ответный удар, для чего был разработан хитрый план. Капитан Сильванус Кобб должен был на шлюпе подойти к перешейку Шиньекто, соединяющему полуостров с материковой частью Америки, и внезапным ударом захватить в плен Ле Лутра и ещё нескольких заложников про запас. Вместе с Коббом предстояло отплыть роте рейнджеров капитана Фрэнсиса Бартело, которой было поручено изолировать район операции с суши, а рейнджеры Горхэма ещё на Рождество 1749 года начали выдвигаться к Шиньекто в пешем порядке с задачей по пути нанести профилактический визит акадийцам в районе Гран-Пре и залива Ле-Мине.

Капитан Кобб, однако, провалил миссию, растрезвонив о ней по всему Бостону, где пополнял команду. Хитроумный иезуит, в итоге, не только смог ускользнуть, но и распорядился эвакуировать Шиньекто и другие поселения бывших подданных французского короля, прибегнув к тактике «выжженной земли» и запретив акадийцам возвращаться в свои дома — те, кто всё же решился ослушаться, рисковали подвергнуться набегу микмаков. Из Версаля инициативы отца Ле Лутра не сильно ограничивали, ограничившись лишь запретом отлучать непослушных от церкви.

Весной 1750 года ожесточённые схватки разгорелись вновь, и британцы понесли чувствительные потери. 20 марта на реке Сен-Круа Горхэм с группой рейнджеров столкнулся с превосходящими силами индейцев и акадийцев и в перестрелке был ранен в ногу. Рейнджеры заняли близлежащую лесопилку и две хижины, не имея ни достаточных запасов амуниции для продолжительной обороны, ни шансов прорваться и вынести раненых. К счастью, посланному в Галифакс гонцу удалось проскользнуть через позиции противника и через сутки привести на помощь роту рейнджеров и роту регулярной пехоты.

Губернатор был, мягко говоря, не в восторге, и обвинил Горхэма в том, что после прибытия подкреплений тот имел «в этом столкновении преимущества, редко в делах с индейцами представляющиеся», а потому должен был организовать преследование и, оповестив гарнизон Гран-Пре, зажать противника с двух сторон и нанести ему решительное поражение. Очевидно, что в этом смелом замысле прослеживаются все черты классической тактической схемы с «молотом и наковальней», но очень похоже на то, что даже после года в Новом Свете Эдвард Корнуоллис не совсем адекватно представлял себе реальные возможности своих войск и специфику борьбы с партизанами.

Затем неудача постигла майора Лоуренса, в начале мая с 500 солдатами полка Корнуоллиса (40-й пехотный) пытавшегося высадиться на перешейке Шиньекто, чтобы перерезать важнейший путь проникновения микмаков и акадийских партизан вглубь полуострова. Его встретили догорающие остатки двух церквей и полутора сотен французских домов, а также капитан Ла Корн, три года назад принимавший самое деятельное участие в январском рейде 1747 года, а сейчас занявший все близлежащие высоты своими солдатами и «местными обывателями, до последнего человека непокорно к нему присоединившимися». Ввиду трёхкратного превосходства противника Лоуренсу и его людям не оставалось ничего иного, кроме как откланяться и отчалить, чтобы, как записал французский офицер, «не потерять свои скальпы». Последующие недели майор провёл в районе Гран-Пре, укрепляя блокгауз, когда-то построенный Горхэмом, а теперь переименованный в Форт-Эдвард в честь губернатора Корнуоллиса.

В сентябре получивший чин подполковника Лоуренс с солдатами двух полков регулярной пехоты и тремя ротами рейнджеров (всего около 1000 человек) предпринял повторную высадку на перешейке. Полевые укрепления французов на берегу были взяты штурмом, однако при зачистке окружающей местности начались проблемы. Попал в засаду и погиб капитан Бартело, 7 из 60 его рейнджеров погибли, ещё несколько были взяты в плен и ритуально замучены. В октябре после переговоров с индейцами — и тоже из засады — был застрелен мировой судья и офицер колониальных частей Эдвард Хау. Ответный рейд Горхэма с 30 рейнджерами на французскую территорию был отражён акадийцами. В довершение ко всему посланные Ле Лутром индейцы разорили всю округу в тылу британцев, которым теперь предстояла довольно скверная зима на скудном пайке. Отряды микмаков добрались даже до окраины Галифакса, где убили и сняли скальпы с садовника губернатора и его сына.

После того, как сошёл снег, набеги продолжились — особо тяжёлые последствия имели рейды на деревушку Дартмут, находившуюся на противоположном от Галифакса берегу залива. В марте союзные французам индейцы убили 15 жителей селения, ранили семь и угнали в плен троих. Посланная на перехват пехота попала в засаду, потеряла своего сержанта убитым и отказалась от дальнейшего преследования. 13 мая примерно 60 микмаков и акадийцев в предрассветной темноте напали на Дартмут, сожгли 36 домов и перебили 20 человек, включая женщин и детей, а шестерых взяли в плен. Выкуп за пленных составил 886 фунтов (около 200 000 долларов в современных ценах).

Ободрённый успехами Ле Лутр послал микмаков и малеситов вглубь полуострова, но уже в середине года в процесс вмешалась экономика и властной рукой развела британцев и французов по разным углам ринга. С одной стороны, у французов случился кризис снабжения: большую часть провианта и товаров, предназначенных для союзных индейцев, пришлось отдать эвакуированным акадийцам, после чего микмаки и малеситы отказались выходить на тропу войны. С другой — в Лондоне выяснили, что расходы Корнуоллиса в 4,5 раза превысили плановые, и что в Акадии (Новой Шотландии) сосредоточено уже четыре полка регулярных королевских войск, затраты на которые вместе с ротами рейнджеров достигли 15% бюджета колонии, а новых ассигнований от Парламента не предвиделось.

Воспользовавшись передышкой, и Джон Горхэм, и отец Ле Лутр независимо друг от друга отплыли в Старый Свет, чтобы решить финансовые вопросы. Повезёт только иезуиту, которому будут выделены средства из королевской казны. Горхэм заразится оспой и в декабре 1751 года умрёт в Лондоне.

Продолжение следует: Индейцы отряда Джона Горхэма: от Канады до Кубы