Начало оккупации
Командиром айнзацгруппы В в 1941 году был назначен бригаденфюрер (позднее группенфюрер) СС, генерал-лейтенант полиции Артур Небе. В ноябре 1941 года его на этом посту сменил бригаденфюрер СС, генерал-майор полиции Эрих Науманн. Под их руководством зондеркоманды 7а, 7b и 7c, а также айнзацкоманды 8 и 9 выполняли свои задачи на оккупированной территории. Эти подразделения должны были выявлять и ликвидировать партийных и комсомольских активистов, проводить розыскные мероприятия и аресты, уничтожать советских партийных работников, офицеров и политработников Красной армии, а также другие «радикальные элементы» (партизан, пропагандистов и т.д.). В задачи айнзацгруппы входила также ликвидация «неполноценных» категорий населения — евреев, цыган, инвалидов и людей с психическими заболеваниями.
Судьба последних была решена уже в августе 1941 года, когда Минск посетил рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. 15 августа 1941 г., находясь в трудовой колонии для душевнобольных «Новинки», он поручил Артуру Небе решить вопрос с психически больными людьми, что означало их физическое уничтожение. Однако рейхсфюрер выразил пожелание, чтобы были употреблены более «гуманные» средства, чем расстрел.
Айнзацкоманды формировались не из профессиональных убийц, и участие в постоянных убийствах морально калечило людей: появлялись сообщения о неподчинении приказам командования, о скандальных случаях запоев и внезапных психических расстройств. Пациенты психиатрических клиник стали «экспериментальным материалом» в процессе «гуманизации» массового уничтожения людей. Сохранению психического здоровья личного состава айнзацгруппы В должны были послужить жизни тех, кто этого здоровья уже был лишён.
Правда, такие соображения были не единственным мотивом в деле ликвидации пациентов психиатрических клиник. Этот шаг был логическим продолжением реализации программы Т-4 — евгенической программы по очищению арийской расы от факторов, негативно влияющих на появление здорового потомства. Программа включала в себя мероприятия по стерилизации и физическому уничтожению умственно отсталых людей, лиц с психическими заболеваниями и больных с «отягощённой наследственностью». Кроме того, одной из причин был и материальный фактор. В зданиях, «очищенных» от пациентов клиник, устраивались немецкие лазареты, склады и даже казино.
Эксперименты
В начале сентября 1941 года, вскоре после визита Генриха Гиммлера, колонию «Новинки» посетили генерал-комиссар генерального округа «Белоруссия» (Generalbezirk Weißruthenien) Вильгельм Кубе и начальник отдела здравоохранения комиссариата Вебер. Вильгельм Кубе утвердил решение Гиммлера о физическом уничтожении пациентов. Для обеспечения эффективности технической стороны мероприятия Артур Небе пригласил в Минск специалиста Главного управления имперской безопасности химика Альберта Видмана.
Уже в сентябре состоялась экспериментальная акция с применением взрывных средств. Жертвами стали пациенты 2-й клиники Минска. В Комаровском лесу (почти в самом центре современного Минска) был сооружён бункер, нашпигованный взрывчаткой. К нему на машинах доставили около двадцати больных. Санитаров клиники под угрозой применения оружия вынудили разместить больных внутри бункера. Когда двери за ними закрылись, Артур Небе подал сигнал о начале операции. Раздался взрыв. Послышались крики и жалобные стоны запертых людей, некоторые пациенты, истекая кровью, смогли выбраться наружу. Оказалось, что сила взрыва была недостаточной. Увеличив количество взрывчатого вещества, искалеченных людей вновь заперли в бункере. После второго взрыва нарушить тишину было уже некому.
В психиатрической клинике Могилёва то ли в августе, то ли в сентябре 1941 года (свидетельства очевидцев разнятся) Артур Небе провёл эксперимент по уничтожению людей при помощи выхлопных газов. В небольшой комнатке-лаборатории замуровали окна, оставив два отверстия для газопроводных шлангов. После того как в комнате разместили несколько больных, шланг был прикреплён к выхлопной трубе немецкого легкового автомобиля. Когда Артур Небе подал сигнал, шофёр запустил мотор. Наблюдавший за ходом эксперимента через окошко в дверях Небе констатировал, что выхлопные газы не вызвали смерти. Решив, что необходимо увеличить количество выхлопных газов, легковой автомобиль заменили на бронетранспортёр. Через восемь минут после запуска его мотора наступила смерть всех запертых в помещении больных. Для верности двери не открывали ещё пару часов — чтобы убедиться в том, что пациенты действительно мертвы. Этот эксперимент был снят на киноплёнку, которая была обнаружена в берлинской квартире Артура Небе в конце войны.
Эксперименты показали большую эффективность использования выхлопных газов в сравнении со взрывчатыми веществами. К тому же, не надо было искать помещение и проводить длительные подготовительные мероприятия — ведь в каждом учреждении можно найти подходящую комнату, да и автомобили всегда под рукой. «Газовые автомобили» уже были известны и применялись во время уничтожения пациентов психиатрических клиник в Польше, однако там углекислый газ подавался в кузов из специальных металлических сосудов. Способ, испытанный в Могилёве, был удобнее. Так был сделан последний шаг в создании печально известных «душегубок», в которых оборвались жизни многих тысяч людей.
Две тысячи забытых жертв войны
В отношении психически больных пациентов клиник республики употреблялись не только «гуманные» средства, но и расстрелы, а также взрывчатые вещества. Крупнейшие акции проходили в медицинских учреждениях Минска и Могилёва.
Пациенты 2-й психиатрической клиники в Минске стали жертвами уже упоминавшегося эксперимента в Комаровском лесу. Через несколько дней, в сентябре 1941 года, клинику посетил начальник отдела здравоохранения Вебер. Он отдал приказ подготовить всех хронических больных к отправке в Могилёв и в трудовую колонию «Новинки». Однако машины с пациентами не уехали дальше станции Колодищи под Минском, где от 270 до 300 человек были, по разным данным, либо расстреляны, либо взорваны. 6–7 декабря 1941 г. около ста пациентов клиники были расстреляны в лесу в 30 километрах от Минска. В январе следующего года вывезли ещё 70 больных. Неизвестно, как они погибли, однако не вызывает сомнения, что они разделили судьбу предыдущих жертв. Вскоре после этого в здании клиники разместился лазарет СС.
В трудовой колонии для душевнобольных «Новинки» вопросом психически больных людей занялись тогда же, в сентябре 1941 года. Сейчас это Республиканский научно-практический центр психического здоровья, размещённый на северной окраине Минска, а в годы немецкой оккупации колония находилась в 6 километрах от столицы. Уже 18 сентября двадцать человек из хронического отделения заперли в бане, к которой подсоединили шланг, идущий от выхлопной трубы автомобиля. Когда через полчаса открыли двери, в живых не осталось никого. На следующий день пациентов партиями по 30 человек закрывали в бане, после чего заводили автомобильный мотор. Тех, кому удавалось выжить, расстреливали. В результате этой операции погибли от 120 до 200 человек. Врачи пытались спасти пациентов, переводя их из хронического отделения в отделение трудотерапии, но были вынуждены отступить перед угрозой применения силы.
4 ноября 1941 года трудоспособные больные были отправлены копать траншеи «для установки орудий» за километр от клиники. Прибывшая на рассвете следующего дня бригада жандармов грузила пациентов на машины и отправляла на место расстрела. Находящиеся в сознании больные, чувствуя опасность, пытались спастись, выпрыгивая в окна, однако там их перехватывала охрана и грузила в транспорт. 5 ноября на окраине Минска были расстреляны от 100 до 140 больных. В результате этих акций погибли все находившиеся в «Новинках» на лечении пациенты. Здания колонии затем использовались в качестве складских помещений.
В Могилёве активно использовалась подготовленная к эксперименту комната-«душегубка». Осенью 1941 года туда отправлялись группы больных по 70–80 человек, а под окнами клиники стояли автомобили с заведёнными моторами. Сотрудница клиники Н. Казакова рассказывала:
«Во время применения газов «душегубки» к психически больным я находилась в смежной комнате, слышала стоны и крики больных, а когда трупы выносили из комнаты-«душегубки», то почти все они имели неестественную позу, скрученные, с порванной одеждой, вцепившиеся друг в друга мертвой хваткой, со вспухшими венами на теле и с фиолетовым лицом…».
Так за один день было ликвидировано до 700 пациентов. Тела захоронили в противотанковых рвах у деревни Ново-Пашково и на лесоучастке Казимировка. В ходе заключительной акции в Могилёвской клинике ещё 500 больных были расстреляны и взорваны гранатами. После всех проведённых операций выжили лишь сорок пациентов, которых самоотверженно сумел спасти доктор Макар Кувшинов. В клинике расположился немецкий военный госпиталь.
В оккупированной республике психиатрические клиники действовали также в Витебске и в имении Минойты (ныне Лидский район Гродненской области). Об уничтожении пациентов этих клиник данных нет, однако, скорее всего, и они погибли от рук сотрудников айнзацкоманд.
В Червене (Минская область) 144 ребенка находились в местном «детском дурдоме». Червеньская комендатура решила «распустить» учреждение ввиду его «совершенно непродуктивного характера» и отсутствия вероятности, «что хоть один ребёнок преодолеет психическую болезнь». Дальнейшая судьба этих детей неизвестна.
Всего во время немецкой оккупации на территории Советского Союза было уничтожено около 17 тысяч психически больных людей. На долю белорусских психиатрических учреждений пришлось более двух тысяч убитых пациентов. Айнзацгруппы полиции безопасности и СД в этом вопросе тесно сотрудничали с немецкими гражданскими властями. Ликвидация «бесполезных» людей везде шла по одной схеме: сначала резко урезалось материальное обеспечение психиатрических клиник, затем уничтожались ослабевшие от голода нетрудоспособные больные, а вслед за ними наступала очередь остальных пациентов. Персонал «очищенных» клиник переводился в другие медицинские учреждения, а помещения освобождались для нужд оккупационных властей.
В одном из корпусов Могилёвской областной психиатрической больницы сохранилась комната, служившая в годы оккупации газовой камерой для пациентов клиники. Из её окна виден памятник жертвам нацистской политики уничтожения «неполноценных» людей «В память о загубленных душах», установленный в 2009 году.