Кем был Александр Васильевич Кривошеин

Сын подполковника, выслужившегося из рядовых. Окончил С.-Петербургский университет со степенью кандидата прав. Службу начал по Министерству юстиции, с 1887 — в Земском отделе Министерства внутренних дел. С 23 декабря 1904 — начальник Переселенческого управления. 8 июня 1905 назначен товарищем главноуправляющего землеустройством и земледелием; с 8 июня 1906 по 27 июля 1907 и.д. главноуправляющего этим ведомством. 6 мая 1906 назначен членом Государственного совета. С 6 октября 1906 товарищ министра финансов, управляющий Дворянским и Крестьянским поземельным банками. С 21 мая 1908 главноуправляющий землеустройством и земледелием; в этой должности играл ведущую роль в проведении в жизнь столыпинской крестьянской реформы. Гофмейстер Двора (1909). Статс-секретарь (1910).

В январе 1914 инициировал смещение В. Н. Коковцова с поста председателя Совета министров. В годы мировой войны возглавлял группу либеральных министров, которые считали возможным идти на соглашение с «Прогрессивным блоком».

В 1914—1915 руководил экономической политикой правительства. Стал инициатором проведения «Нового курса», который заключался в стимулировании экономического роста, активном развитии промышленности и сельского хозяйства (в том числе за счёт проведения масштабных мелиоративных работ и строительства элеваторов), увеличении масштабов железнодорожного строительства, отказе от формирования доходной части бюджета за счет продажи водки. В рамках «Нового курса» предусматривалось сооружение ряда электростанций, в том числе Волховской и Днепровской. «Новый курс» не был реализован в связи с начавшейся через несколько месяцев после его провозглашения войной.

Отказался от предложения Николая II возглавить правительство, предложив вместо себя кандидатуру И. Л. Горемыкина, который и был назначен премьером.

Летом 1915 добился отставки ряда консервативных министров (В. А. Сухомлинова, И. Г. Щегловитова, Н. А. Маклакова, В. К. Саблера) и приглашения в правительство министров, более приемлемых для думской оппозиции. Вместе с большинством членов правительства выступил против увольнения великого князя Николая Николаевича с поста главнокомандующего. Вступил в конфликт с Горемыкиным, который считал, что министры не имеют права критиковать решения царя.

С 17 августа 1915 как Главноуправляющий возглавлял Особое совещание для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу.

Во внутриправительственном конфликте между Горемыкиным и большинством членов кабинета во главе с Кривошеиным Николай II поддержал первого. В результате 26 октября 1915 Кривошеин был уволен от должности Главноуправляющего (с оставлением членом Государственного совета, гофмейстером и статс-секретарём). За ним было сохранено денежное содержание по должности члена Государственного совета в сумме 18000 рублей в год.

С 17 августа 1915 как главноуправляющий возглавлял Особое совещание для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу. 26 октября 1915 уволен от должности главноуправляющего. После отставки с этого поста — главноуполномоченный Российского общества Красного Креста. После Октябрьской революции видный деятель антибольшевистского движения. В 1920 возглавлял пр-во Юга России при П.Н. Врангеле в Крыму, которое попыталось провести аграрную и земскую реформы. После разгрома Врангеля — в эмиграции. Скончался в Берлине.

Думская оппозиция, министры и Ставка: смычка в борьбе за власть

Мнения министров о принятии командования Царем стали диаметрально противоположны тем, что они высказывали еще накануне. Тот же Кривошеин, еще недавно ничего не имевший против принятия Николаем II верховного командования, теперь стал придерживаться совершенно противоположного мнения: «Ставятся ребром судьбы России и всего мира, — писал он. — Надо протестовать, умолять, настаивать, просить — словом, использовать все доступные нам способы, чтобы удержать Его Величество от бесповоротного шага. Мы должны объяснить, что ставится вопрос о судьбе династии, о самом троне, наносится удар монархической идее, в которой и сила, и вся будущность России». Эти слова Кривошеина были общим мнением министров императорского правительства. Особняком стоял лишь его председатель — граф И.Л. Горемыкин. События обострились еще больше после заседания Совета министров в Царском Селе 20 августа, на котором присутствовал Император Николай II….

Истинная причина министерского демарша заключалась в первую очередь вовсе не в том, что Император Николай II принял решение возглавить армию. Во всяком случае, те люди в правительстве, которые были инициаторами этого шага, а это в первую голову Сазонов, Поливанов и Кривошеин, руководствовались иными мотивами, сумев навязать свою волю кабинету.

Для того чтобы понять это, надо перенестись в Государственную Думу, которая была главным противником императорского правительства. 9 августа 1915 года в Государственной Думе был образован так называемый «Прогрессивный блок». Во главе этого «Прогрессивного блока» стояли либеральные оппозиционеры, многие из которых были личными врагами Государя. Ведущими лидерами блока были кадет П.Н. Милюков, октябрист А.И. Гучков, прогрессист А.И. Коновалов. Позже к ним примкнули националисты В.В. Шульгин, В.А. Бобринский, В.Я. Демченко. На основе этого блока сформировалась программа центра. Блок высказал готовность оказать содействие царскому правительству, но при условии, что это правительство будет возглавляться «лицом, пользующимся доверием общественности». То есть в основе программы лежало главное требование кадетской партии — требование «ответственного министерства».

В новое правительство должны были войти сторонники либеральных реформ, которые до проведения конституционной реформы должны были взять руководство страной в свои руки. Николай II совершенно справедливо счел этот блок враждебным и стремящимся к власти и отказался вступать с ним в какие-либо контакты.

«У Царя, — пишет исследователь О.А. Платонов, — были точные сведения об антигосударственном характере деятельности руководителей Прогрессивного блока, полученные агентурным путем русскими спецслужбами».Создание «Прогрессивного блока» Горемыкин встретил враждебно, назвав его «организацией, стремящейся к захвату власти». Его полностью поддержал А.А. Хвостов, который заявил: «Призывы, исходящие от Гучкова, левых партий в Государственной Думе, явно рассчитаны на государственный переворот».

Не прошло и четырех дней после создания блока, как в газете «Утро России», издаваемой близким к блоку П.П. Рябушинским, появился список лиц, которых блок хотел бы видеть в составе «Ответственного министерства». Кроме известных имен: Милюкова, Гучкова, Коновалова, в этом списке числились две фамилии министров императорского правительства — военного министра Поливанова и министра земледелия Кривошеина. Чем же заслужили эти два министра царского правительства такую признательность либеральных оппозиционеров? Думается, что ключевой фигурой здесь был военный министр Поливанов. Поливанов еще до войны был тесно связан с самым революционно настроенным членом блока Гучковым, о котором Хвостов говорил, что тот «способен, когда представится возможность, взять командование батальоном и маршировать в Царское Село». «Несомненно, — пишет Катков, — контакты Поливанова и Гучкова имели место. Они были тесно связаны политически, как выяснилось непосредственно после Февральской революции».

Еще до официального оформления «Прогрессивного блока», в ходе дебатов на Советах старейшин Государственной Думы, кадет Милюков и прогрессист Ефремов высказались за скорейшее создание Кабинета общественного доверия. Во главе этого кабинета предлагалась кандидатура А.В. Кривошеина, а министром иностранных дел — Сазонова. Кривошеин был в тесных контактах с Поливановым. На заседании 20 августа Кривошеин заявил, в присутствии Государя и министров, что в военное время во главе правительства должен стоять военный министр, прямо намекая на Поливанова. «Сомнительно, — пишет Катков, — чтобы Кривошеин, выдвигавший Поливанова на пост премьер-министра, был вполне искренен. Он знал, что Поливанов не пользуется доверием Государя из-за личных связей с Гучковым. Весьма возможно, что, дебатируя кандидатуру Поливанова, Кривошеин заботился о своей собственной кандидатуре».

Скорее всего, С.Д. Сазонов, обладая, как и Кривошеин, определенной информацией через Поливанова, также «заботился о собственной кандидатуре»….

Сазонов пишет про Горемыкина: «Глубокий эгоист, но по природе умный, он давно уже понимал, что он являлся в наших глазах главной помехой для вступления правительства на новый путь, которого требовали интересы России и настоятельность которого предстала с особенной силой перед всеми в момент мирового кризиса 1914 года». То есть Горемыкин являлся препятствием для осуществления планов министерской оппозиции по фактическому изменению государственного строя России. Отсюда Горемыкин — и «эгоист» и «главная помеха». Но кто же придет на смену Горемыкину? Сазонов этого имени не называет. Но нелепо же думать, что министры-оппозиционеры ведут борьбу за правительство без его главы и без министров! Безусловно, эти кандидатуры были, и, скорее всего, Сазонов занимал среди них не последнюю роль. Причем, безусловно, эти кандидатуры совпадали, в целом, с «теневым кабинетом» «Прогрессивного блока», если не были им же и составлены. Этим же объясняется та настойчивая борьба Сазонова, какую он вел с Горемыкиным именно за сотрудничество с «Прогрессивным блоком».

Кривошеин и Поливанов, со своей стороны, не могли не знать, что «прогрессисты», в случае отказа Императора пойти на их требования, готовы прибегнуть к более решительным действиям, поставив монарху ультиматум, что они кстати и попытались сделать в ноябре 1915 года. Для этого необходимо было влияние в армии, что при командовании великого князя Николая Николаевича и Янушкевича, при всем их своеволии, было возможным: великий князь приглашал министров к себе в Ставку, Сазонов и великий князь находились в самых теплых отношениях. Вспомним также и то, что в обществе постоянно муссировались слухи о том, что великий князь готовит заговор против царя, что он будет Николаем III и так далее. Великий князь не только не мешал им, но и способствовал их распространению. Хотя лично великий князь навряд ли был способен к каким-либо заговорам, когда их результат не был известен.

Главная причина того, почему министры Его Величества так воспротивились решению своего царя, заключалась в том, что в правительстве появились люди, которые считали возможным идти на соглашение с «Прогрессивным блоком», видели себя среди будущего «ответственного» правительства, считали возможным, по крайней мере, ограничение самодержавной власти императора, что отвечало задачам думской оппозиции и крупной буржуазии и находило понимание и поддержку со стороны Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и генерала Данилова. Произошла смычка между «прогрессистской» оппозицией, ведущими министрами правительства и верхушкой Ставки. Эта смычка была направлена против Императора Николая II, и он эту смычку разорвал единственным простым решением. «Решение Государя, — считает Катков, — обмануло надежды блока на реформу правительства и разочаровало министров, надеявшихся установить с блоком рабочее соглашение».

Однако, думается, что Катков в данном случае смягчает оценки. Не «надежды блока на реформу» были обмануты царем, а сорвана первая фаза государственного переворота, намеченного на 1915 год.

Современник тех событий писал: «Великий князь Николай Николаевич являлся стержнем, вокруг которого плелась вся интрига против личности русского Монарха. Сделавши эту предпосылку, станет совсем понятно, почему так цинично взбунтовались министры, когда узнали о желании Государя сослать вел. князя на Кавказ, и конечно, наивные доводы ген. Данилова о том, что эти министры боялись неопытности Царя в роли Главнокомандующего, не заслуживают внимания. Эти министры, по всей вероятности, боялись не за армию и Россию, а за провал заговора, в котором, как выяснилось впоследствии, они играли видную роль».

Великий князь Андрей Владимирович записал в своем дневнике: «Кривошеин орудует всем и собирает такой кабинет министров, однотипных и одинаково мыслящих, который был бы послушным орудием у него в руках. Направление, взятое им, определяется народом, как желание умалить власть Государя. Об этом очень открыто говорят почти все».

Вот почему министры решились на свой отчаянный шаг. Решено было бороться всеми имеющимися средствами, чтобы заставить Царя изменить свое решение. Было решено начать бить рядом, как это было в случае с Сухомлиновым, в случае с Мясоедовым, так же как это было в случае с Распутиным, Вырубовой, как это будет потом с Протопоповым, Штюрмером и так далее, и так далее. Тогда, в августе 1915 года, жертвой был выбран Председатель Совета министров граф И.Л. Горемыкин, который твердо воспротивился «министерской забастовке»…

Результатом этого совещания стало знаменитое письмо министров Царю. Письмо это было подписано восемью министрами: Харитоновым, Барком, Кривошеиным, Сазоновым, Щербатовым, Самариным, Игнатьевым и Шаховским. Общий смысл письма сводился все к тому же: повторялась просьба к Царю не возглавлять армию. Но заканчивалось оно следующими словами: «Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине».

В условиях самодержавной России это было неслыханным демаршем, граничившим с некоей формой мятежа. Именно так его расценил и Царь. 15 сентября по его приказу министры выехали к нему в Ставку. Там их ждал весьма холодный прием. Министров не только никто не встретил на перроне вокзала, не только не подали экипажей, а завтракать им пришлось в буфете вокзала, но их и не позвали к Высочайшему обеду. Наконец, министров вызвали к Государю. Император резко заявил, что «совершенно не понимает, как министры, зная, что его воля к принятию командования непреклонна, тем не менее позволили себе» написать это письмо. «Все мы получили нахлобучку от Государя Императора за августовское письмо и за поведение во время августовского кризиса», — сказал после встречи с Царем И.Л. Горемыкин. Далее начались те же бесконечные споры между министрами и Горемыкиным, но уже в присутствии Императора. Тогда Николай II встал и сказал: «Так как мы ни до чего договориться не можем, то я приеду в Царское Село и этот вопрос разрублю».

26 сентября Император Николай II прибыл в Царское Село, и сразу же были отправлены в отставку Самарин и Кривошеин. Затем, в течение декабря 1915 года и по июль 1916 года, все правительство было отправлено в отставку. Последними, как ни странно, были уволены самые главные «забастовщики» среди министров: Поливанов (март 1916) и Сазонов (июль 1916). Это объясняется тем, что Поливанов должен был закончить возглавляемую им работу по организации военного снабжения, а Сазонова всецело поддерживали союзники, чьи интересы тот хорошо умел отстаивать. Насколько западные союзники, прежде всего англичане, ценили С.Д. Сазонова, видно из того, что еще накануне его отставки английский посол Бьюкенен направил Николаю II письмо с возражениями против нее, что само по себе было неслыханно.

В правительстве Врангеля

Но если мы посмотрим на состав правительства Врангеля, мы увидим в нем таких личностей как легальный марксист масон П. Б. Струве, бывший министр земледелия крупный масон А. В. Кривошеин. Кривошеин был у Врангеля главой правительства, а Струве – фактически министром иностранных дел.

Министром финансов Врангеля был бывший министр финансов Временного правительства масон М. В. Бернацкий. Доверенным лицом Врангеля в Париже был Н. А. Базили, один из главных исполнителей заговора против Императора Николая II. Вот, такое было «правое» правительство барона Врангеля, с именем которого почему-то связывают монархизм и правый радикализм. В. А. Маклаков писал 21 октября 1920 года в письме к Б. А. Бахметьеву, что у Врангеля нет вообще никакой идеологии «и если скептики, подкапываясь под Врангеля, упрекают его в реставрационных замыслах, то они глубоко ошиблись по существу».

Струве и Кривошеин являлись подлинными руководителями «белого» Крыма, а вовсе не Врангель, который был всего лишь главнокомандующим. Роль Врангеля была в координации общих сил, в руководстве войсками и в придании режиму популярности в народе. Но подлинную политику определяли совсем другие люди и силы. Кривошеин и Струве выражали, прежде всего, интересы Франции, от которой врангелевский режим очень сильно зависел, а не интересы России.

И это хорошо видно из тех обязательств перед Францией, которые взял на себя режим Врангеля. В секретном договоре с Францией правительство Врангеля признало все долги, аннулированные большевиками, приняло на себя обязательство платить проценты на просроченные процентные выплаты. При этом в качестве гарантий предусматривались передача французской стороне права эксплуатации на определенный срок всех железных дорог европейской части России, а также права взимания таможенных и портовых пошлин во всех портах Черного и Азовского морей. Кроме того, при врангелевских министерствах финансов, торговли и промышленности планировалось учредить официальные французские финансовые и коммерческие канцелярии.

Сам Врангель был готов идти на любые шаги, которые смогли бы упрочить его власть. Он даже был готов на отторжение от России отдельных территорий и на сотрудничество с любыми одиозными личностями, лишь бы они были против большевиков. Маклаков в том же письме к Бахметьеву писал: «меня невольно поражает та легкость, с которой Врангель был бы готов, если нужно, признать сейчас независимость любой национальности, войти в соглашение с Петлюрой и Махно, прислать своим представителем в Варшаву Савинкова и, как я сам был свидетелем, предложить на место управляющего прессой еврея Пасманика».

Опять-таки порочная идея, «хоть с чертом, но против большевиков», побудила Врангеля начать крупное наступление в Северной Таврии одновременно с польским наступлением против советских войск. Получалось, что русские войска оказывали помощь вековым поработителям русского народа – польским интервентам, которые несли с собой не менее страшную оккупацию, чем оккупация большевистская.