Кем был Борис Александрович Энгельгардт

После установления советской власти в Латвии оказался на территории СССР, отбывал административную ссылку в Хорезмской области, с 1946 г. жил в Риге, упоминается Н.А. Соколовым как свидетель при расследовании обстоятельств убийства Николая II и его семьи, автор обширных воспоминаний (б.ч. неопубликованы).

Энгельгардт не принадлежит к числу самых известных участников Февральской революции, однако ему довелось сыграть в ней не последнюю роль. Именно он стал первым революционным комендантом Петрограда, тем самым взяв на себя значительную долю ответственности за происходившие в столице империи революционные выступления.

Б.А. Энгельгардт родился 7 июля 1877 года в православной дворянской семье Смоленской губернии, имевшей швейцарские корни. Его отец Александр Петрович Энгельгардт (1836‒1907) был видным военным деятелем, генерал-лейтенантом и выдающимся артиллерийским конструктором, создателем первой в мире полевой мортиры. Окончив привилегированный Пажеский корпус (1896), Энгельгардт начал свою воинскую службу в лейб-гвардии уланском полку. Затем последовало обучение в Николаевской академии Генерального штаба (1903), по окончании которой он был назначен командиром эскадрона 2-го Нерчинского полка.

Когда началась война с Японией, в звании есаула Энгельгардт отправился на театр военных действий в качестве помощника старшего адъютанта управления генерал-квартирмейстера 1-й Маньчжурской армии. В 1907 г. Энгельгардт состоял старшим адъютантом штаба 8-й пехотной дивизии, но уже в мае следующего года по состоянию здоровья вышел в отставку.

Поселившись в родовом имении в Могилевской губернии, крупный землевладелец Энгельгардт занялся сельским хозяйством, прославившись тем, что практиковал почерпнутые им во время поездки в Данию новейшие достижения агрономии и агротехники, а также образцовыми винокуренным заводом и сыроварней. Одновременно с этим Энгельгардт занимался и общественной работой, являясь уездным земским гласным.

Политическая карьера Б.А. Энгельгардта началась с 1912 года, когда он был избран депутатом IV Государственной Думы от Могилевской губернии. Незамеченный ранее в оппозиционных настроениях и, тем более, чуждый революционных устремлений, Энгельгардт вошел во фракцию центра, представлявшую собой объединение умеренно-правых депутатов, стоявших на монархических позициях, но выступавших за необходимость широких реформ (фракция занимала место между националистами и октябристами). В Думе Энгельгардт определенно не относился к числу ее лидеров и лучших ораторов, но активно работал в целом ряде комиссий, в том числе и в комиссии по военным и морским делам.

С началом Первой мировой войны офицер Энгельгардт посчитал своим долгом отправиться на театр военных действий, и в 1914‒1915 гг. в звании полковника занимал различные должности в штабе гвардейского корпуса, исполнял должность начальника штаба в боях под Ивангородом и Ломжей, был награжден Георгиевским оружием. Его воинская служба закончилась летом 1915 года, когда согласно Высочайшему указу депутаты, находившиеся на фронте, были возвращены к думской работе. Вернувшись осенью в Петроград, Энгельгардт активно включился в политическую и общественную работу, стал членом Особого совещание для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства.

Как известно, 1915 год стал годом тяжелых поражений Русской армии и роста оппозиционных настроений в обществе. Этим воспользовался либеральный лагерь, перешедший от «священного единения» с Царем и правительством, объявленного в 1914 году, к «патриотической тревоге», а затем и к «штурму власти». В августе 1915 года возник Прогрессивный блок, объединивший шесть оппозиционных думских фракций (от кадетов до прогрессивных националистов), требовавший широкой программы либеральных реформ, а также введения в стране «министерства общественного доверия» (по сути, министерства, ответственного не перед Царем, а перед оппозиционным большинством Думы). Б.А. Энгельгардт, поддавшись этим настроениям, также оказался в рядах оппозиции. Перейдя по настоянию М.В. Родзянко во фракцию земцев-октябристов (1915), он с 1916 года стал активным участником Прогрессивного блока, сторонником министерства доверия и, кажется, искренне стал верить, что Император, якобы подпавший под влияние Распутина, не способен довести страну до победы и ведет ее к краху.

Граф А.А. Игнатьев так передает тогдашние настроения своего бывшего товарища по Пажескому корпусу: «»Неужели у нас помышляют о мире с немцами?» — спросил я Энгельгардта, выходя с обеда и прогуливаясь по Елисейским полям. (…) «Нет, (…) все (…) неприятности исходят от распутинской и тесно связанной с нею сухомлиновской клики. Она бесспорно сильна, но мы с ней справимся». «Но каким способом?» — спросил я Энгельгардта. «Да, пожалуй, придется революционным», — не особенно решительно ответил мой старый коллега. — «Опасаемся только, как бы «слева» нас не захлестнуло»».

Не удивительно, что Февральскую революцию гвардии полковник Энгельгардт встретил с полным сочувствием. Впрочем, не один он. Отмечая настроения, царившие во время крушения самодержавной монархии в привилегированном гвардейском Преображенском полку, Энгельгардт отмечал: «Настроение офицеров было повышенное, бодрое. В их отношениях к Царю чувствовалась большая перемена: видно было, что Николай II утратил симпатии даже среди офицеров наиболее близкого к нему полка. Они не только не рвались на его защиту, но ставили себя в распоряжение учреждения, которое не так давно многие из них считали «крамольным». Они включились в революционное движение, в тот момент, не давая себе отчета в том, чем грозит им революция».

Пользовавшийся особым расположением председателя Государственной думы М.В. Родзянко, Энгельгардт возглавил военную комиссию Временного комитета Государственной думы (ВКГД), занимавшуюся организацией восставших войск, и вскоре был назначен революционным комендантом Петрограда. «Энгельгардт привлек к себе внимание уже в первые дни Февральской революции, когда 26 февраля по просьбе депутатов Думы ездил в казармы Павловского полка с целью «принести оттуда точно проверенные сведения» о восстании павловцев, ‒ отмечает историк революции А.Б. Николаев. ‒ На решение поставить Энгельгардта во главе Военной комиссии, несомненно, повлияло и то, что он был офицером — полковником Генерального штаба».

«Особенную энергию проявляет Военная комиссия, во главе которой становится Гучков, ‒ вспоминал жандармский генерал А.И. Спиридович. ‒ К ней неохотно, но присоединяется и тот, действительно, революционный «штаб», та небольшая революционная группа с Масловским, Филипповским и другими, которая первой начала вчера что-то делать. Но настоящий штаб формирует одевшийся в военную форму отставной полковник Энгельгардт. (…) Штаб уже знает, конечно, что на Петроград «двигается» Иванов… Штаб делает распоряжения о занятии революционными войсками вокзалов, дворцов и иных важных пунктов. О прекращении грабежей и разгромов, об аресте стреляющих с крыш из пулеметов. Последняя легенда была самой популярной тогда. Но особенно тревожит штаб оборона вокзалов и самого Таврического дворца. Кто знает, как будут действовать части, которые двинутся на столицу с фронта… С утра в Думу приводят и привозят арестованных видных деятелей царского режима Их арестовывает каждый, кто хочет. Но есть и список кого нужно взять, санкционированный, будто бы, Комитетом. Привозят арестованного, якобы, за измену престарелого Штюрмера и как бы для курьеза, чтобы скрыть все следы настоящих изменников и шпионов военного времени, Энгельгардт утром отдает приказ некоему «Наезднику Сергею Архипову», с нарядом в 50 человек, арестовать в д. № 41 по Знаменской улице Контрразведывательное Отделение Штаба Округа, с его начальником полковником Якубовым. Арестовали генерала Курлова, митрополита Питирима, председателя Союза Русского народа Дубровина, сенатора Владимира Трепова, всех офицеров Губернского Жандармского Управления, кроме начальника. Начальник Управления генерал Волков убит толпой. А управление подожжено».

После того, как ВКГД установила контроль над Главным телеграфом и Главным почтамтом, 1 марта 1917 года Энгельгардт отдал приказ задерживать все шифрованные телеграммы «вплоть до особого распоряжения». Энгельгардт как председатель Военной комиссии отдал приказ о занятии революционными войсками Адмиралтейства и по приказу Родзянко отправился в казармы Преображенского полка, проведя беседу с его командиром и офицерами, которые изъявили желание перейти на сторону Государственной думы. «Энергичный, юркий комендант передал Преображенцам поручение Комитета: атаковать отряд Хабалова и арестовать правительство, что, однако, выполнено не было. Около 3 часов ночи Энгельгардт приехал в офицерское собрание Преображенцев. Он передал благодарность Комитета. «Энгельгардт подчеркнул офицерам решающую, положительную роль Преображенского полка в борьбе Госуд. Думы и народа со старым правительством. — Знайте, господа, ваше геройское решение первыми придти к нам на помощь, прекратило все колебания Родзянки встать во главе Исполнительного Комитета Думы. Теперь можно сказать, что мы уже победили»», ‒ пишет в своих воспоминаниях А.И. Спиридович со ссылкой на книгу И.С. Лукаша «Преображенцы».

И именно Энгельгардт издал приказ, сыгравший далеко не последнюю роль в торжестве революции в Петрограде ‒ запретил офицерам под страхом смертной казни разоружать восставших солдат.

«Этот приказ, ‒ отмечает историк А.Б. Николаев, ‒ пожалуй, явился наиболее важным эпизодом в деятельности Энгельгардта на посту председателя Военной комиссии. А.Ф. Керенский, сравнивая приказ Энгельгардта и приказ №1, вспоминал, что раздел приказа №1, «касающийся офицеров, заподозренных в контрреволюционной деятельности, был написан в значительно более мягких выражениях, чем те, которые использовал Энгельгардт».

«Крайне неприятное впечатление произвел приказ военного губернатора, члена Государственной Думы и подполковника генерального штаба Энгельгардта, грозившего всякими репрессиями офицерам за якобы отбирание оружия у солдат, что совершенно не имело места, а было как раз наоборот», ‒ отмечал в своих воспоминаниях генерал-лейтенант Э.А. Верцинский. «Этот юркий полковник, ‒ вспоминал А.И. Спиридович, ‒ из желания ли подделаться под настроение толпы или по растерянности, успел отдать по гарнизону приказ, воспрещавший офицерам отбирать у солдат оружие, причем грозили виновным строгими наказаниями до расстрела включительно. Такой приказ настраивал солдат на офицеров. Он был как раз на руку Исполкому и его главному идеологу Суханову-Гиммеру…». Сам же автор приказа объяснял его так: он был суровым предупреждением для тех, кто мог решиться на попытку «возврата к старому», а этого возврата гвардии полковник Энгельгардт не желал.

«Одним из официальных лиц, ответственных за убийства офицеров, был назначенный переворотчиками в ночь с 27 на 28 февраля комендантом Петрограда член масонской ложи думец полковник Б. А. Энгельгардт. В приказе, написанном 1 марта прямо на заседании Временного комитета Государственной думы(13), он ссылался на слухи о том, что будто бы «офицеры в полках отбирают оружие у солдат». Эти слухи в том же документе прямо объявляются ложными, тем не менее, полковник отдает вот такое распоряжение: «Как председатель Военной комиссии Временного комитета Государственной думы я заявляю, что будут приняты самые решительные меры к недопущению подобных действий со стороны офицеров, вплоть до расстрела виновных»(14). Впоследствии Энгельгардт сам признавался: «Этот приказ послужил основанием для обвинения меня впоследствии в расстреле офицеров десятками в Таврическом саду, что повлекло для меня много неприятностей в стане белых во время гражданской войны»(15). Однако этот думец не был столь расторопен, когда действительно следовало побезпокоиться о безопасности жителей Петрограда. В ответ на предложение полковника А. П. Кутепова в тот же день 1 марта вывести для поддержания порядка в столице солдат с красными комендантскими повязками на рукавах, Энгельгадт вспылил: «Прошу вас не учить»(16). И убивать продолжали…(Сергей Фомин, Великая? Безкровная? Русская?)

С апреля 1917 года Энгельгардт работал в Военной комиссии под председательством генерала А.А. Поливанова, созданной по приказу военного министра Временного правительства А.И. Гучкова для подготовки проекта реформ в армии; был членом Исполкома Совета офицерских депутатов г. Петрограда, его окрестностей, Балтийского флота и Отдельного корпуса пограничной стражи. Октябрьской революции он, естественно, не принял и летом 1918 года, после начавшихся вслед за убийством Урицкого арестов, бежал из Петрограда. Оказавшись вне досягаемости большевиков, Энгельгардт присоединился к белому движению. С осени 1918 года он был заведующим политической частью представительства Добровольческой армии в Киеве, с декабря того же года — в Одессе, а весны 1919-го ‒ стал помощником управляющего отделом пропаганды (ОСВАГа) Особого Совещания при Главнокомандующем Вооруженных сил Юга России. После краха белой борьбы, Б.А. Энгельгардт бежал за границу, жил в эмиграции во Франции, работал таксистом. Перебравшись в Латвию, бывший владелец скаковых конюшен стал тренером Рижского ипподрома.

После вхождения прибалтийских республик в состав СССР, Б.А. Энгельгардт как белоэмигрант «не вредивший Советскому Союзу», был отправлен советской властью в административную ссылку, которую с 1940 по 1946 годы отбывал в Хорезмской области (по некоторым сведениям, мягкость приговора объяснялась еще и тем, что в эмиграции Энгельгардт сотрудничал с советскими спецслужбами). В это время Энгельгардт работал художником в Хиве, тренером Госконезаводства в Ургенче, на Ташкентском ипподроме и агрономом в Ташкенте. Во время Великой Отечественной войны, в 1943 году, он обратился лично к И.В. Сталину с просьбой отправить его как бывшего офицера в действующую армию, но эта просьба белоэмигранта была оставлена без внимания. Получив в 1945-м паспорт советского гражданина, Энгельгардт на законных основаниях вернулся через год в Ригу и устроился в Гидрометеослужбу переводчиком с французского, английского и немецкого языков. Последней его должностью стала работа секретарем судейской коллегии на Рижском ипподроме. Скончался Б.А. Энгельгардт 2 сентября 1962 года в Риге, где и был похоронен.