Крымская война (1853-1856): Азовский разгром

Быстрое падение Керчи и батарей в Керченском проливе вызвало шок не только в России, но и в мире. Немецкая газета Neue Preussische Zeitung отмечала: «Экспедиция против Керчи и Еникале не могла быть неожиданной для русских, и если они очистили эти пункты без дальнейшего сопротивления и взорвали на воздух часть своих заведений (что не могло быть сделано без долгого приготов­ления), то из этого ясно видно, что они ждали этой экспедиции и не придавали ей большой важности». Что бы там в действительности ни думали русские, англичане и французы вошли в Азовское море, где рьяно принялись за дело.

Флот союзников и его чудо-оружие

После захвата Керчи союзники получили свободный доступ в Азовское море. В русских источниках раз за разом отмечается, что союзные корабли везли десант в 17 000 человек для захвата городов Приазовья. Если заглянуть в английские и французские документы, становится понятно, что это не так. Весь десант был высажен в Керчи, где он приступил к срочному укреплению позиций на суше, поскольку союзники очень опасались атаки русских войск из внутренних областей Крыма. В этом случае их корабли, вошедшие в Азовское море, попали бы в ловушку.

Действия же в море стали прерогативой флота. «Летучая эскадра» кэптена Эдмунда Мубрея Лайонса имела задачу полностью уничтожить инфраструктуру морских перевозок, а также прибрежные запасы провианта, стройматериалов и фуража в округе.

Для действий на море были привлечены следующие корабли:

Отдельно стоит сказать о вооружении «летучей эскадры». Во-первых, русские источники очень часто представляют его эдаким чудо-оружием совершенно новых систем, которому русские ничего не могли противопоставить. Во-вторых, это вооружение было пёстрым и очень неоднородным. Все французские авизо несли 22-см мортиры, стрелявшие 23-кг бомбами на расстояние 2 700–3 000 ярдов (2 469–2 743 м). Основным оружием шлюпов «Миранда», «Везувий», «Стромболи», «Керлью» и «Сваллоу» были стандартные облегчённые 32-фунтовки весом 42 хандервейта (1 хандервейт равен 50,8 кг) с эффективной дальностью стрельбы до 2 000 ярдов (1 829 м). Для сравнения, на «Виктори», линейном корабле адмирала Нельсона, стояли длинные 63-хандервейтные орудия. Кроме того, на «Везувии» стояли четыре 68-фунтовые бомбические пушки, а на «Керлью» и «Сваллоу» — 32-фунтовые 25-хандервейтные карронады с эффективной дальностью стрельбы не более 1 200 ярдов (почти 1 100 м).

Одинаково были вооружены только канонерки класса «Эрроу», которые несли по одному 68-фунтовому ланкастерскому орудию и по три 32-фунтовых карронады. Ланкастерские пушки с некоторыми оговорками действительно можно считать супероружием: паспортная дальность их стрельбы составляла 5 600–5 800 ярдов (5 120–5 300 м), а производитель обещал и соответствующую точность.

Однако реальность оказалась разочаровывающей. Опробованные при Севастополе первые пять орудий Ланкастера показали дальность примерно в 4 000 ярдов (3 657 м), при этом, несмотря на все усилия при стрельбе, снаряд из них летел куда бог пошлёт. Проведённые уже после войны опыты показали, что при стрельбе на 5 000 ярдов (4 572 м) отклонение снаряда от цели составляет в среднем 150 футов (почти 46 м). Кроме того, из-за овальной конструкции ствола снаряд был склонен в нём застревать. Как следствие, стволы часто разрывались, а точность, которая и так была не слишком высокой, после интенсивного использования орудия ещё больше ухудшалась и становилась вообще никакой.

Тем не менее, именно для обстрелов незащищённого берега, где точность особой роли не играла, ланкастерские пушки оказались очень кстати.

Старт Азовской кампании

Итак, 25 мая 1855 года англо-французская флотилия вошла в Азовское море. Теоретически на море им должна была противостоять флотилия русских пароходов контр-адмирала Вульфа, только что прибывшая в Бердянск из Керчи. Однако… Вульф предпочёл сжечь и затопить суда, оправдывая свой поступок тем, что они слабо вооружены. Заметим, можно было перебросить пароходы под защиту пушек Арабатской крепости, уйти к заливу Сиваш или в гирло Дона в надежде на перевооружение и последующее противостояние с противником. Но у страха глаза велики. Вульф сжёг и взорвал последние корабли, поэтому англичане и французы в одночасье обрели господство на Азовском море. А дальше началось избиение младенцев. 27 мая пароходы союзников вошли на рейд Бердянска, где методично сожгли все парусные русские корабли, уничтожили склады, устроили пожары в зерно- и рыбохранилищах. Проблема заключалась в том, что у Бердянска не было артиллерии вообще — так же, как и войск. Жителям города оставалось только безучастно смотреть на уничтожение имущества.

28 мая союзники появились под стенами Арабатской крепости. Её вооружение состояло из десяти 24-фунтовых орудий. Для суперновейших пароходов даже такая устаревшая по всем меркам крепость оказалась крепким орешком. Результатом полуторачасовой перестрелки с русскими стали два сорванных со станков орудия крепости и… уход союзников подальше. Когда вокруг много беззащитных лакомых целей, зачем рисковать жизнью в борьбе с вооружённым противником? Тем более два русских ядра попали во французский «Люсифер», а одно — в «Медину», что здорово остудило пыл моряков.

В тот же день союзники подошли к Геническу, где методично уничтожили до 48 русских торговых кораблей, а 29 мая начали обстреливать город ракетами и 24-фунтовыми пушками, установленными на баркасы. Ситуация повторилась. Геническу отвечать на стрельбу союзников было нечем: из артиллерии здесь имелось только шесть 3-фунтовых фальконетов с дальностью стрельбы в 600–700 ярдов (550–640 м). Возглавлявший местный гарнизон Михаил Борисович Лобанов-Ростовский приказал войскам отступить от города. Высадившиеся на берег десантные партии дожгли всё, что не смогли уничтожить пушки и ракеты.

Вообще, весь ужас русских (и радость англичан) в конце мая хорошо иллюстрирует отрывок из письма матроса Дэниса Райана со шлюпа «Керлью»:

«Мы по-прежнему крейсируем по Азовскому морю, сжигая и уничтожая то, что не забираем с собой. Наша жизнь — как у бойцовых петухов. Я всегда высаживаюсь на берег со своей абордажной саблей и убиваю свиней, овец, уток, гу­сей, дичь и любые другие смертные существа, попадающиеся мне на пути. (…) 26 мая мы сожгли два русских судна: одно груженое мя­сом, а второе — солью и рыбой; 27-го числа мы сожгли ещё два рус­ских судна; 28-го — захватили в качестве трофея греческую шхуну, а ещё одну русскую шхуну сожгли. 29-го числа нами были сожжены два русских судна; 30-го — захвачен в качестве трофея греческий бриг и сожжена русская шхуна. В общей сложности мы взяли на абордаж пятнадцать судов, из которых двенадцать были сожжены, а два — отправлены на продажу в Константинополь. На борт ещё одного были посажены 57 русских пленников (экипажи сожжённых и призовых парусников), а сам корабль отпущен нами без компаса и без какого-либо рулевого управления, так что пусть судь­ба укажет им верный путь».

В Азовском море англичане устроили насто­ящую охоту практически за всем, что могло держаться на воде. Из всех парусников, взятых англичанами на абордаж за период Азовской кампании, лишь шесть были захвачены в качестве призов, уведены в Керчь, а затем проданы с публичного торга вме­сте со всеми грузами, находившимися у них на борту: барк «Клио», бриги «Алку», «Эрос», «Святой Спиридон» и «Елена», а также шху­на «Славяно». За эти трофеи экипажам «Своллоу», «Рэнглера» и «Керлью» выплатили призовые деньги. Все остальные каботажные парусники были сожжены или за­топлены.

«Ловить в море невооружённые суда, которые занимались перевозкой провианта, было нехитрым делом для пароходов, одна­ко командующие соединённой эскадрой решили ещё больше упро­стить свою задачу. Пожертвовав своими финансовыми интереса­ми, они решили отказаться от права представления захваченных трофеев в призовые суды, заменив захват на уничтожение», —

писал английский военный историк XIX века Александер Кинглек.

Масштабы разрушительной деятельно­сти союзников впечатляют. В общей сложности только за первые четыре дня Азовской кампании англичане отчитались об уничтожении более 6 000 000 порций зерновых и муки и около 240 торговых судов.

Сожжение Таганрога

3 июня «летучая эскадра» подошла к Таганрогу. Оборону города возглавили военный губернатор Егор Петрович Толстой и наказной атаман Донского казачьего войска Иван Иванович Краснов. И опять-таки, из артиллерии в Таганроге были только 3-фунтовые фальконеты. Никаких пушек крупных калибров не имелось. При этом пушки с трёх парусных кораблей, затопленных в гавани, не сняли, а затопили вместе с судами. Почему? Зачем? Непонятно. В той ситуации, когда каждое орудие было на счету — тем более пример Геническа показал, что атаковать по мелководью союзники могут только шлюпками, — утопление кораблей вместе с пушками и ядрами приводит в недоумение.

Меж тем мели действительно представляли для англичан и французов известную проблему: их шлюпы и канонерки не могли подойти близко к берегу. Тогда Купер Кольз, коммандер со «Стромболи», предложил создать артиллерийский плот из двадцати девяти бочек, размещённых в шесть рядов на раме из брусьев. На плот, названный «Леди Нэнси», установили 32-фунтовую 25-хандервейтную карронаду. Атаку поддерживали 29 баркасов, вооружённых 24-фунтовыми мортирами и ракетами Конгрива.

В 8 часов утра союзники предъявили ультиматум:

«1. Город должен быть передан в руки союзных армий для того, чтобы всё казённое имущество, и, в особенности, боеприпасы и продовольствие, было уничтожено;

2. Войска должны быть выведены на два льё (примерно 9 км — прим. авт.) за город; городские жители могут на своё усмотрение либо закрыться в своих домах, либо покинуть город; но никто не должен находиться на улице во время оккупации;

3. Несколько старших командующих чинов останутся и бу­дут сопровождать офицеров союзных стран в ходе выполнения вы­шеуказанных условий; они ответят своей головой за любую попыт­ку предательства;

4. В этом случае союзники обязуются пощадить город, защи­тить его жителей и их частные владения;

5. Один час предоставляется для того, чтобы просто ответить «да» или «нет».

История сохранила ответ графа Толстого:

«Русские не сдают свои города — Таганрог не крепость, ору­дий у нас нет (…) Вы властны бомбардировать безнаказанно город, не опасаясь получить в ответ хотя бы единый выстрел! Но таково ли призвание воина? (…) Выходите на берег, мы померяемся силами, и если ваша возьмёт, то мы ляжем до последнего, исполнив свой долг».

Если у союзников было подавляющее превосходство в артиллерии, то у русских — в живой силе. На войне каждый старается использовать свои преимущества. Сценарий полевой битвы был англичанам и французам невыгоден. Именно поэтому десант город не атаковал. Вместо этого начался хладнокровный расстрел из пушек.

Канонерки с ланкастерскими пушками расположились у района, называемого Богудония, примерно в 1 800–2 400 ярдах (1 646–2 194 м) от основной гавани. Баркасы же и шлюпы открыли огонь по длинному ряду складов и амбаров в порту. К 11:30 англичане зафиксировали пять очагов возгорания в городе и на набережной среди амбаров и складов. Огонь союзников периодически переходил на возвышенности, где среди жилых домов и окружавшей их рас­тительности перемещались казаки и пехота.

Чтобы дожечь всё, что они не уничтожили, союзники высадили десант, который под ружейным огнём казаков и солдат поджёг оставшиеся склады. Ранен был только один человек.

Русские рассказы об отражении захвата Таганрога во многом мифологичны. Союзники не собирались захватывать город — их интересовало уничтожение военного имущества и провианта, чего они с блеском и добились. Мужество защитников Таганрога не могло этому помешать: англичане и французы обладали подавляющим артиллерийским превосходством, в то время как русские имели только ружья.

Охота на казённый провиант

5 июня «летучая эскадра» явилась к Мариуполю. Опять ультиматум. Затем последовал расстрел беззащитного города с кинжальной дистанции в 200–300 ярдов (183–274 м). Лодки союзников вошли в устье реки Кальмиус, чтобы уничтожить укрывшиеся там 70 русских каботажных судов. После того, как их обстреляли из ружей засевшие в траве казаки, союзники отвернули обратно.

6 июня настал черёд Ейска. Здесь произошла уж очень некрасивая история. В связи с тем, что военные силы рус­ских в городе были слишком малочисленны, а также под давлением жителей и местных властей начальник Ейского военного округа полковник Черноморского казачьего войска Павел Борзиков решил всту­пить в переговоры и принять все требования англо-французских парламентёров. В Ейске на тот момент находилось все­го лишь 128 четвертей муки и 300 четвертей овса, принадлежавших казне, а союзники вели речь об истреблении только казённого про­вианта. Борзиков дал согласие на сожжение этих запасов за чертой города, поскольку местечко было почти целиком построено из лесных материалов. А после операции по унич­тожению хлеба и фуража по приказу ейского городского головы прибыли дрожки с 12 бутылками шампанского, которое русски­е, англичане и французы распили в ходе обмена любезностями.

8 июня, перед уходом в Керчь, союзная эскадра подошла к селению Китень на Арабатской стрелке, где сожгла 16 150 четвертей казённого провианта. На этом активные действия «летучей эскадры» Лайонса закончились.

Как видно из описания, это действительно было избиение младенцев. И произошла такая ситуация по следующим причинам.

• У русских был год, чтобы укрепить Керчь с суши и моря, однако ничего не было сделано. Керчь пала в течение одного дня.
• Русские отказались от борьбы за море. Да, они имели пароходы похуже, с мелкими пушками. Однако для борьбы с катерами, гичками и шлюпками такие суда вполне подходили, особенно под прикрытием береговых батарей.
• Главный промах русского командования заключался в ошибочном мнении, что союзники собираются захватывать Таганрог, высаживать большой десант и делать марш-бросок для захвата Ростова-на-Дону. Именно в Ростове-на-Дону была сосредоточена вся основная артиллерия, все войска. В результате приазовские города остались совершенно беспомощны.
• Совершенно непонятно, почему после падения Керчи не были начаты работы по возведению батарей на другой стороне Керченского пролива — на Таманском полуострове и острове Тузла. Угроза попасть в мышеловку сильно ограничила бы возможности действия «летучей эскадры» в Азовском море.

Азовский погром продемонстрировал полную импотенцию русского военного командования почти на всех уровнях: от прогнозирования действий противной стороны до обыкновенной трусости начальника гарнизона Керчи Врангеля или командира Керченского отряда судов Вульфа. Безнаказанные обстрелы приазовских городов лежат на их совести. В результате казакам и солдатам пришлось с ружьями противостоять вооружённому пушками противнику.

Продолжение: Крымская война (1853-1856): нейтральные страны.