Майя Кристалинская: певица, без которой опустела Земля

В конце февраля 1932 года в семье Владимира и Валентины Кристалинских родилась дочь, которую назвали Майей. Это имя девочке досталось от сестры, умершей во младенчестве. Тогда, не в силах смириться с потерей долгожданного ребенка, отец решил: если у них родится еще одна дочь, то ее назовут точно так же. Родителей предупреждали, что давать дочери имя умершего ребенка – плохая примета, но те лишь отмахивались: «Суеверия!»

Владимир был математиком, но при этом обладал абсолютным слухом, который передался и дочери – Майя начала петь едва ли не раньше, чем научилась ходить. Каждый день после школы она бежала в Дом пионеров: в зале была хорошая акустика, и девочка часами могла исполнять популярные песни и сложные оперные арии. В 40-е Кристалинская попала в детский хор Центрального дома детей железнодорожников, которым руководил брат Исаака Дунаевского Семен. Девочка знала, что поет хорошо, но никогда не думала, что пение может стать делом ее жизни. Майя казалась себе недостаточно одаренной и яркой, чтобы собирать залы.

В 1950 году она поступила в Московский авиационный институт, а после обучения – вместе с подругой Валей Котелкиной – по распределению попала на завод им. В.П. Чкалова в Новосибирске. Начинающих инженеров назначили на выдачу деталей рабочим – это было ударом по самолюбию Кристалинской, которая надеялась на серьезную, ответственную должность. Не выдержав монотонной работы, она пришла к директору и попросилась обратно в Москву. Просьба новоиспеченной сотрудницы, которая еще и недели на заводе не провела, возмутила начальство – домой ее не отпустили. Но Майя, какой бы хрупкой и скромной она ни казалась, обладала железным характером – не получив разрешения, она молча поехала на вокзал и купила два билета до Москвы для себя и подруги.

Вскоре из Новосибирска пришло прошение о привлечении к уголовной ответственности подруг, самовольно оставивших место работы – в те годы это была неслыханная наглость. К счастью, в Министерстве авиационной промышленности девушек пожалели и определили их на работу в конструкторское бюро им. А.С. Яковлева. Майя работала в отделе аэродинамики и совмещала свою совсем не творческую работу с любимым хобби – пением. В КБ она стала звездой самодеятельности, и в 1957 году композитор Юрий Саульский, который тогда руководил молодежным биг-бэндом ЦДРИ «Первый шаг», позвал талантливую певицу в свой коллектив.

На одном из выступлений, проходившем в Политехническом музее, Майя познакомилась со своим первым мужем Аркадием Аркановым. Они влюбились друг в друга с первого взгляда и почти сразу сыграли свадьбу, игнорируя родственников, не одобрявших такую спешку. Увы, в семье оказались правы – Майя и Аркадий постоянно ссорились. Через 10 месяцев Арканов уехал к родителям, сказав жене, что он больше не вернется. Переживая предательство любимого человека, Майя спасалась только пением. Вот только вскоре оркестр Саульского обвинили в антисоветчине и расформировали. Впрочем, карьере Кристалинской уже ничто не могло помешать. Ее заметили, полюбили и захотели видеть на сцене. Все еще работая в КБ, она взяла отпуск за свой счет и поехала на гастроли с джазовым оркестром Олега Лундстрема. Артистку ждал оглушительный успех, и именно тогда она поняла, что ее место – на сцене, а вовсе не в душном кабинете.

В начале 60-х Майя стала выступать в составе Эстрадного оркестра Эдди Рознера и записала песню «Два берега» для кинофильма «Жажда». Эта запись принесла ей всесоюзную популярность. Семь миллионов экземпляров пластинки с этой песней раскупили моментально – Майя, которая всего пару лет назад была простой служащей в КБ, не могла в это поверить. Тогда же артистка впервые появилась на телевидении с песней «В нашем городе дождь», из-за которой разразился настоящий скандал. Песню, которая вовсю звучала по радио, поставили в программу «Голубого огонька», и ее минорное настроение не устроило руководство Центрального телевидения. По их мнению, на фоне жизнерадостных новогодних песен она навевала тоску, которая была совершенно не нужна советским гражданам. Но для самой Майи эта песня тогда была криком души: она уже знала, что болеет, а рядом не было человека, который разделил бы ее печали.

И на гастролях, и дома Майя чувствовала себя разбитой, постоянно хотела спать, а потом слегла с ангиной. Она уже болела ею несколько раз и перестала придавать этому особое значение – просто пила антибиотики и отлеживалась. Но когда после болезни прошло некоторое время, а узелки на шее, которые она считала осложнением ангины, никуда не делись, Майя все-таки обратилась к онкологу. Ей поставили диагноз «опухоль лимфатических желез», и хотя врач не вдавался в детали, Майе стало ясно – опухоль злокачественная. К счастью, в то же время в ее жизни появился известный гематолог Иосиф Кассирский, который лечил артистку до 1971 года. После смерти Кассирского его место занял Андрей Воробьев и другие врачи, которые стремились сохранить народной любимице и жизнь, и ее уникальный голос.

Мало кто знал, что Кристалинской приходится сражаться за жизнь. Когда наступала очередная ремиссия, она выходила на сцену и пела, повязав на шею косынку. Заметив этот симпатичный аксессуар, советские женщины стали подражать артистке – им было невдомек, что Кристалинская прячет под ним следы ожогов от лучевой терапии. В те годы Майю спасала только сцена: мужчины в ее жизни не было, борьба с болезнью не прекращалась, а детей, о которых она так мечтала, артистка иметь не могла.

Но какими бы сложными для Майи ни были 60-е, именно в эти годы она чувствовала себя наиболее востребованной. Несмотря на недоразумение, связанное с песней «В нашем городе дождь», Кристалинская то и дело появлялась на экранах и была звездой «Голубого огонька». В декабре 1965-го в Колонном зале Дома Союзов она впервые исполнила песню «Нежность», которая спустя два года стала лейтмотивом фильма «Три тополя на Плющихе». Критики писали, что это «вершина искусства и шедевр исполнительского творчества», а Юрий Гагарин называл эту песню своей любимой. В 1966-м Кристалинскую признали лучшей эстрадной певицей года. Тогда же Майя встретила мужчину, который стал главной любовью ее жизни – архитектора Эдуарда Барклая.

В 1974 году Кристалинской было присвоено звание «Заслуженная артистка РСФСР». Изредка участвуя в творческих вечерах известных композиторов и выступая в сельских клубах, певица начала наконец-то жить для себя. Она полностью погрузилась в семейную жизнь и занялась переводом книги Марлен Дитрих «Размышления». Эдуард заботился о Кристалинской и боготворил ее – был рядом на концертах, возил по врачам, не давал жене сделать лишнего шага. Так продолжалось без малого 19 лет, за которые Майя, несмотря на болезнь, наконец-то поняла, каким должно быть настоящее счастье.

В начале 80-х Барклай все чаще стал говорить о своей скорой смерти, и летом 1984 года его предсказание сбылось. Семья собиралась в отпуск к морю, но за несколько дней до отъезда Эдуарду, который следил за здоровьем Майи, почти не обращая внимания на свой диабет, стало плохо. Он разбудил жену ранним утром и попросил вызвать «скорую». Бригада приехала быстро, Эдуарду сделали укол, и он потерял сознание. Несколько дней муж Кристалинской находился в коме, а затем скончался. Это произошло 19 июня 1984 года. Смерть Барклая стала для Майи страшным ударом, она потеряла интерес к жизни и перестала лечиться. В последний раз на сцену Колонного зала Дома Союзов ее вывел Иосиф Кобзон – на авторском вечере Аркадия Островского Майя спела песни «Если вам ночью не спится» и «Детство ушло вдаль». Ей было уже сложно передвигаться, да и просто стоять – болезнь брала верх.

Почти перед самой смертью Майя согласилась пройти курс экспериментальной терапии, хотя врачи отговаривали ее. Новое лечение никак не помогло – вскоре Кристалинской стало хуже, у нее отнялись рука и нога. Артистка лежала в клинике на Проспекте мира и с нежностью смотрела на друзей, приносивших ей гостинцы. Попробовать их она уже не могла. В конце концов врачи выписали Майю – к тому времени она почти потеряла речь и плакала от бессилия, когда ее не понимали. Так прошла еще неделя. Ее близкая подруга, в то время главный редактор ГЦКЗ «Россия» Мария Мульяш, настояла на том, чтобы Майю отвезли в Боткинскую больницу, но помочь Кристалинской уже не мог никто. Она ушла 19 июня 1985 года – ровно через год после похорон любимого мужа.