Наследие Наполеона: французская армия при Луи-Филиппе Орлеанском

Предыдущая статья нашего цикла была посвящена зарождению новой французской армии в 1815-1830 годах. Теперь мы посмотрим, как она изменилась при Июльской монархии, и углубимся в детали функционирования французской военной системы. Мы снова оттолкнёмся от романа Стендаля «Люсьен Левен», в котором молодой человек с республиканскими взглядами поступает в уланский полк на заре существования Июльской монархии. Какой была политическая ситуация в те годы и что представляла собой французская армия, в ряды которой вступил Люсьен?

Июльская монархия

В результате «трёх славных дней» в июле 1830 года режим Бурбонов пал. Инициативу в революции быстро перехватили умеренные либералы, которые старались смягчить потрясения и избежать кровавых эксцессов. Девизом этого времени стали слова «свобода и порядок». Было решено пригласить на французский престол Луи-Филиппа — представителя династии Орлеанов, побочной ветви Бурбонов.

Луи-Филипп официально наименовался «королём французов», а не «королём Франции» — важный нюанс, подчеркивавший, что властью он обладал по решению нации. Неофициально же его называли «королём баррикад» и «королём-буржуа». Новый режим был более терпим к революционному прошлому, вернул триколор, и при нём пышным цветом расцвела ностальгия по Бонапарту. Наполеоновские ветераны, так и не нашедшие общего языка с Бурбонами, теперь могли спокойно вернуться на службу. Среди них было несколько знаковых фигур. Так, в 1830 году Тома-Робер Бюжо, будущий маршал Франции и одна из икон французской армии, наконец оставил сельское хозяйство и военную литературу, получив в командование 56-й линейный полк. Антуан Фортюне де Брак, автор известных кавалерийских наставлений, покинул пост адъютанта бразильского императора, чтобы возглавить 3-й полк конных егерей.

Впрочем, Июльская монархия была шатким компромиссом для общества, раздираемого противоречиями. Ультрароялисты вели подкопы под новую власть справа, а республиканцы — слева. Если люди с бонапартистской репутацией начали возвращаться в ряды войск, то дворяне, оставшиеся верными Бурбонам, стали их покидать, не желая присягать Орлеанам и носить трёхцветную кокарду. Стендаль в романе «Люсьен Левен» так изобразил этот круг людей:

«Выйдя в отставку после июльских дней, они ничем не занимались и считали себя несчастными; вынужденная праздность, в которой они прозябали, отнюдь не доставляла им радости, и эта невесёлая жизнь не вызывала у них излишней снисходительности к молодым офицерам, состоявшим на действительной службе в армии. Вечное недовольство неблагоприятно отражалось на их суждениях, и хотя они были людьми довольно тонкими, это недовольство проявлялось в притворном пренебрежении к существующему порядку».

И всё же возвращение опытных ветеранов, терпимость Луи-Филиппа и деятельность военного министерства оздоровили моральный климат в войсках. О новом военном министре стоит сказать особо.

Закон Сульта 1832 года

Со времён Сен-Сира в кресле военного министра сменилось девять человек, один из которых (Клод-Виктор Перрен, герцог Беллюно) побывал в нём дважды. Всего в 1815-1870 годах этот пост занимали 32 человека, многие неоднократно, так что смен министра насчитывалось 38. Правда, вывод об отсутствии преемственности верен лишь отчасти: чиновники, составлявшие аппарат министерства, оставались на своих местах и обеспечивали стабильность курса.

Маршал Сульт несколько выбивается из этой чехарды. Он относительно благополучно пережил все смены режима на своём веку, и его «гуттаперчевая» натура послужила предметом насмешек Оноре Домье, классика французской политической карикатуры. Домье изобразил герб Сульта, сочетающий все возможные политические символы, мешки денег и портфель министра. Люсьен Левен прекрасно знал о скользкой репутации военного министра. Он желал укрепить свое положение в аристократическом обществе, а для этого первым делом нужно было купить требник и молитвослов. Люсьен иронизировал: «Трудно было бы придумать что-нибудь лучшее даже в расцвете Реставрации; я подражаю маршалу N., нашему военному министру». Во времена Июльской монархии лояльность ценилась, и Сульт сумел продержаться на посту девять лет с перерывом (1830-1834 и 1840-1844).

Впрочем, Сульт не стоил бы упоминания, если бы был просто бесталанным приспособленцем. Он грамотно организовал работу в своём ведомстве и несколько модифицировал систему Сен-Сира. 14 апреля 1832 года был принят второй ключевой закон, на котором основывалась французская постнаполеоновская армия. В законе Сульта уже откровенно говорилось, что армия набирается прежде всего призывом, а уже затем добровольцами. Срок службы был снижен с восьми до семи лет. Кроме того, Сульт попытался решить проблему резервов, хотя и весьма осторожным способом. Призывной контингент разбивался на две порции, первая из которых отправлялась служить, а вторая составляла резерв. Министерство могло привлечь вторую порцию к занятиям, а король — призвать на действительную службу специальным ордонансом. Последним эшелоном армии была восстановленная национальная гвардия.

Наконец, Сульт сделал несколько жестов в адрес унтер-офицеров и офицеров. Первым снизили срок обязательной службы рядовыми и выслугу для того, чтобы претендовать на офицерское звание (в обоих случаях — один год). Это ещё раз обидело дворян, один из которых жаловался Люсьену Левену: «Но, с другой стороны, что нам делать с младшими сыновьями, как определить их сублейтенантами в армию после тех неограниченных возможностей повышения по службе, которые были предоставлены этим проклятым унтер-офицерам?» Для офицеров был принят специальный закон 1834 года, жёстко фиксировавший правила включения в офицерский корпус и продвижения по службе, а также вопросы выхода в отставку и получения пенсии. Самое главное, звание (но не должность) теперь объявлялось собственностью офицера, которой он мог лишиться только по решению суда за конкретное должностное преступление. Всё это было чрезвычайно важно и желанно для военных, прекрасно помнивших произвол, чистки и фаворитизм, царившие при Бурбонах. Ценность офицерского звания повышалась, особенно для выходцев из низов. Один из них мог с полным правом писать своим близким: «Я, наконец, имею счастье называться офицером […] что, если не случится ничего серьёзного, гарантирует мне кусок хлеба». Офицеры стали первыми государственными служащими, получившими подобные гарантии, а основные начала закона 1834 года действовали до 1974 года (!).

Итак, закон Сульта 1832 года доработал основы, заложенные в законе Сен-Сира 1818 года, но в своей сущности французская военная система осталась прежней. Французская армия была профессиональной корпорацией, оторванной от нации. Резерв существовал на бумаге и только на ней. Офицеры либо постепенно приобретали навык служить тому режиму, который платит им жалование, либо покидали службу. Солдаты, как и прежде, набирались с помощью лотереи, которая предполагала замены — эта особенность стоит того, чтобы поговорить о ней отдельно.

Призыв и замены

Ежегодно молодые люди в возрасте 20 лет собирались в мэрии, чтобы вытянуть билет, определявший их судьбу. Один из мемуаристов описывал эту процедуру, проходившую в 1857 году в Невере, маленьком городке в самом сердце Франции, центре довольно бедного аграрного департамента Ньевр:

«Наконец пришла пятница. Нетерпеливое юношество устремилось в путь, провожаемое приветствиями и пожеланиями удачи. […] Старая ведьма, от которой прежде держались подальше, даёт советы тем и иным родителям; она произнесла над ними те слова, которые удаляют любую неудачу; она их научила молитве, которая спасет их. Несчастная мать одного бедного призывника тоже не теряет надежду, потому что она положила в башмак своего сына изображение Богородицы; другая позаботилась положить старую монету, которую она хранила для этой цели много лет: она уже освободила с её помощью от службы многих детей в деревне. Наконец, конскрипты в городе. Вот и префектура; лотерея начинается. Одни богобоязненно крестятся левой рукой, когда вытягивают роковой билет; другие закрывают глаза; третьи подходят, пятясь спиной вперёд…»

Существовала масса «проверенных» способов избежать службы в войсках. Ходило заклинание «Билет белый, билет чёрный, изгоняю тебя, как священник изгоняет дьявола из алтаря». Родственники призывника могли одновременно отстоять три службы в трёх разных коммунах, чтобы обеспечить ему удачу. А вот другой ритуал: положить в одежду кожу змеи, но главное, чтобы потенциальный призывник об этом не знал. Считалось, что удачу приманивает обручальное кольцо вдовы, пользующейся в деревне безупречной репутацией. Впрочем, деньги действуют надёжнее магии, и те, у кого они были, могли воспользоваться правом замены.

Теоретически солдатом мог стать и дворянин, и сын состоятельного буржуа, и ремесленник, и крестьянин, на практике же все решали деньги. Государство никак не вмешивалось в отношения желающего избежать службы и того, кто был готов заменить его в армейских рядах. Существовало лишь несколько простых правил относительно возраста сменщика, его прошлого и физической годности к службе. Если все условия выполнялись, то префект департамента составлял специальную бумагу, и замена осуществлялась.

Найти замену стало важной заботой для отцов семейств, и во Франции быстро возникла целая индустрия, обеспечивавшая им всё необходимое. Появились специальные агентства, предоставлявшие услуги по поиску замены, нотариусы, скреплявшие соответствующие контракты, конвоиры, доставлявшие «товар», и «ассоциации отцов семейств» (нечто вроде общества взаимного страхования). Даже страховые агентства стали предоставлять услуги на случай вытягивания «плохого билета».

Ежегодно заменой пользовались примерно 20 000 человек. Появилась новая отрасль, которая действовала по всем правилам рынка. Услуги были довольно доступны, так что даже состоятельные ремесленники и фермеры могли найти 700 франков на замену — именно столько в среднем требовалось в 1827 году. Впрочем, это был очень нестабильный рынок, и нормальная цена за замену довольно быстро перевалила за 1000 франков. В период кризисов или войн спрос резко возрастал, а предложение падало, хотя цены били рекорды (до 3000-4000 франков). Так было в 1840 году, когда Франция вступила в острую конфронтацию с Германским союзом по поводу левого берега Рейна; ситуация повторилась в годы Крымской войны. В мирные годы сменщики составляли примерно четверть солдат и унтер-офицеров, а в 1854-1855 годах их доля в призывном контингенте упала до 11,83% — французы не хотели отправляться воевать в Крым ни за какие деньги.

Понятно, что замены отвечали интересам имущих слоёв населения, которые могли дать своим детям возможность «откосить». Вторыми выгодополучателями были, как ни странно, крестьяне. В целом, французский крестьянин имел мало земли, особенно в центре и на юге, но существовали довольно обеспеченные аграрные районы (преимущественно на севере и востоке), занятые товарным сельским хозяйством. Зажиточные сельские департаменты нуждались в рабочих руках, и в них было трудно найти замену, а в бедных департаментах наблюдался переизбыток трудовой силы. Возникала почва для симбиоза между этими районами, а посредниками выступали агентства. Богатая Жиронда, родина бордосских вин, получала замены из Нижних Пиренеев; контингент из нормандского департамента Эр на 35-45% состоял из замен, которые поставляли Эльзас, Лотарингия и Франш-Конте, расположенные на востоке Франции. 46,5% заменённых в Эре были крестьянами, а их сменщики происходили чаще из ремесленников и рабочих (52%) или тех же крестьян (30%).

В середине XIX века сельский батрак-подёнщик в Жиронде получал 1,52 франка в день, а в Беарне (рядом с Нижними Пиренеями) — 1,04 франка. Нормальная цена замены в это время составляла примерно 1200 франков. Таким образом, если батрак бросал свою работу и заменял кого-либо на военной службе, он разом получал сумму, соответствовавшую 2,5 (Жиронда) или 4 (Беарн) годам работы. На этот капитал после службы можно было купить клочок земли или увеличить имевшийся, поэтому в одной из петиций военному министру говорилось:

«Замены для некоторых местностей Нижних и Верхних Пиренеев являются источником благополучия, снабжающим их капиталами, которых они лишатся, если те, кто становятся сменщиками, останутся на своей земле».

Конскрипция вызывала у крестьян противоречивые чувства. С одной стороны, по словам историка Ю. Вебера, она «виделась не как долг перед неким более крупным сообществом или нацией, а как тяжёлая дань, собираемая репрессивным и чуждым государством». С другой стороны, они были гораздо больше обеспокоены вздорожанием замен или слухами об их отмене, чем поиском альтернативной системы. Для богатых замены были способом избежать проблем, а для бедных — шансом вырваться из бедности. Всякие попытки отменить замены встречали жёсткую оппозицию, в которой зажиточные городские слои парадоксальным образом находили поддержку у богатых фермеров и сельской бедноты.

Дебаты о заменах

Итак, замены так или иначе принимались большинством населения, и человек, воспользовавшийся этим правом, вряд ли встретил бы осуждение в своём кругу. Существует выдуманный рассказ о том, как дети собрали деньги, чтобы обеспечить заменой школьного слугу. Этот рассказ был помещён в сборник для воспитания юношества, чтобы внушать подрастающему поколению чувство сострадания, и в нём нет намёка на осуждение этой практики.

Конечно, замены находили своих критиков, исходивших из трёх предпосылок — этической, политической и военной. Ещё в то время, когда разрабатывался и принимался закон Сен-Сира, против него выступили некоторые влиятельные политики — например, виконт де Бональд, считавший замены аморальными и нехристианскими по своей сути. О том же говорил генерал Жак-Жерве Сюберви, отставной ветеран Ватерлоо:

«Замена — это акт, который унижает человека. Он доводит его до того, что тот торгует своей свободой как товаром. Его честь отдана в жертву духу алчности, который приводит его к подлым, иногда преступным деяниям; это награда за аморальность […] Отмените замены; это зло для страны, неизлечимая рана, которая всегда будет непреодолимым препятствием для строительства армии сильной и национальной».

Некоторые весьма немногочисленные критики видели «сильную и национальную» армию в Пруссии, где после 1806 года действовала всеобщая воинская повинность без всякого права замены. Среди них был племянник Бонапарта Луи-Наполеон, живший в то время в изгнании. Будущий Наполеон III считал, что замены — это следствие козней «белых» (монархистов), которые ни за что не согласятся на более справедливую прусскую систему.

Население более или менее признавало систему замен выгодной для себя. Против неё выступали либо политики, либо военные. Если Луи-Наполеон был озабочен идеями равенства перед военной службой и сближения нации и армии, то большинство осуждавших замены офицеров и генералов исходило из более практических соображений. Существовало опасение по поводу нравственности таких солдат. В романе «Люсьен Левен» есть второстепенный персонаж, солдат Менюэль, чья история напоминала детектив. Менюэль был подмастерьем у переплётчика, а потом бродячим комедиантом, весьма охочим до дуэлей. Его осудили на каторгу за подделку документов, но этот ловкий человек сумел бежать в Испанию. Подобрав паспорт убитого француза, он совершил ещё один подлог и стал зваться Менюэлем. Под этим именем он записался в полк, чтобы избежать наказания и не думать о хлебе насущном. Война не пугала его, так как в случае её начала он предполагал дезертировать. Менюэль был добровольцем, но солдаты-сменщики нередко имели за плечами столь же сомнительное прошлое.

Во времена Июльской монархии постоянно шли разговоры о коррекции системы: предлагалось уменьшить долю сменщиков и запретить агентства; указывалось на несправедливость порядка, когда сменщик получал деньги за свою службу, а простые солдаты не получали ничего; высказывалась идея о том, что деньги за замену должны идти государству, чтобы оно тратило их на благополучие солдат.

В целом, критика замен была направлена не столько на переход к подлинной всеобщей воинской повинности, сколько на сохранение и укрепление профессионального характера армии, которая должна была состоять из опытных солдат и надёжных унтер-офицеров, а не из ушлых наёмников. Эта довольно умеренная критика всякий раз сталкивалась с ожесточённым сопротивлением имущих слоёв и глухим недовольством крестьян. Как только возвышался голос против существовавшей практики, начинались кампании петиций в её защиту. В конце концов только новая революция 1848 года позволила сдвинуть этот вопрос с мёртвой точки. Временное республиканское правительство, пришедшее на смену династии Орлеанов, было готово отменить замены, но потом появился более компромиссный законопроект. Вместо замен предлагалось перейти к исключению из призыва — то есть платить не сменщику, а государству. Но дело кончилось тем, что депутатов распустили, и закон Сульта остался в силе.

Продолжение следует: