Откуда есть пошла земля Русская: битва слона с китом

Прежде чем коснуться современных представлений о происхождении Рюрика и его соратников, не лишним будет вспомнить об основных гипотезах прошлого и об их авторах.

«Бокс!»

«Откуда есть пошла земля Русская» — вопрос, волнующий умы с… Да не так уж и давно этот вопрос волнует умы, если смотреть в исторических масштабах.

Предметом оживлённых дискуссий происхождение Руси стало примерно с первой половины XVIII века, когда в свежеоснованную Петербургскую академию наук были приглашены на работу европейские учёные, в основном немецкого происхождения. Пытаясь придать хоть какую-то стройность российской историографии (на тот момент вряд ли существующей как наука), они (речь в первую очередь идёт об историках-немцах Байере, Миллере, Шлёцере и Штрубе-де-Пирмонте) один за другим обращались к истокам. Настолько, насколько они эти истоки понимали, конечно.

Помпезный и насквозь пронизанный идеями великодержавности XVIII век не предполагал иных начал, кроме государственных. Всё, что было «до», не слишком их интересовало — что о дикарях долго говорить. Во избежание поспешных выводов отмечу, что такое отношение распространялось на все страны и нации без исключений. Европа, например, в системе этих представлений начиналась непосредственно с римлян, благо исторических трудов по этой теме к тому времени было написано уже множество. В России обратиться за помощью к предшественникам было проблематично за отсутствием оных. Зато была «Повесть временных лет», которая на нужную тему высказывалась весьма определённо:

«И изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали: «Поищем сами себе князя, который бы владел нами и рядил по ряду и по закону». Пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные — норманны и англы, а еще иные готы — вот так и эти. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли прежде всего к славянам. И поставили город Ладогу. И сел старший, Рюрик, в Ладоге, а другой — Синеус, — на Белом озере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля».

Из этого краткого сообщения историки сделали единственно возможный для них вывод: Российское государство имеет скандинавское происхождение, а Рюрик, скорее всего, был шведом. Некоторые предпосылки для этого, надо отметить, существовали и ранее. Ещё в XVII веке идею о шведском происхождении Рюрика высказывал некий Пётр Петрей де Ерлезунда (вообще-то Пер Перссон де Эрлесунда, но в историю вошёл архаично-русифицированный вариант его имени), шведский дипломат и по совместительству историк.

Скорее всего, с его стороны это был вполне осмысленный пиар-ход, учитывая, что ещё со времён Ивана Грозного российские и шведские власти самозабвенно выясняли отношения в ключе «кто кому равный и кто кому главный». Рюрик-швед дал бы предполагаемой исторической родине несколько серьёзных баллов в этом споре. Плюс, если можно так выразиться, шведы являлись на тот момент «скандинавами по дефолту» — во всяком случае, они первыми приходили на ум, когда поднималась тема северной Европы.

Это и стало началом так называемой норманской теории происхождения государства на Руси. Такая версия выглядела достаточно непротиворечиво и вскоре обрела популярность. В правление Анны Иоанновны, наследовавшей престол Петру I, эта концепция пришлась особенно ко двору.

Клинч

Но полностью властвовать умами норманской теории довелось недолго — вскоре у нее появились серьёзные оппоненты. Первым и главным из них, конечно же, был Михайло Васильевич Ломоносов, на тот момент уже вполне прославившийся своим буйным нравом. К тому времени в Академии наук вовсю шла борьба «немецкой» и «антинемецкой» партий. В 1748 году, после появления в Академии Исторического Департамента, Ломоносов включился в его деятельность со всем пылом своего неудержимого патриотизма. То, что он при этом был не историком, а профессором химии, его, конечно же, смутить не могло.

Во время подготовки к торжественному заседанию Академии наук, назначенному на 6 сентября 1749 года, разразилась буря. Уже упомянутый выше в числе основоположников норманской теории Г. Ф. Миллер составил к этому событию речь «О происхождении народа и имени Российского». В ней, в частности, обосновывалась тождественность «варягов-руси» «варягам-шведам».

Эта речь так и не была прочитана: она уже готовилась к печати, когда возник слух, что в ней есть нелестные для русского народа пассажи. Текст предполагаемого выступления изъяли из типографии и передали на рассмотрение академической комиссии, куда входили, в частности, вездесущий Ломоносов и Василий Тредиаковский. Тредиаковский пытался вступиться за Миллера, считая его, в общем-то, правым, только самую чуточку бестактным — ну нельзя же, в самом деле, так прямо заявлять людям, что сами они с управленческими задачами не справились, и даже само их имя («русские») произошло от более продвинутых пришельцев.

Но это мнение не нашло понимания у остальной комиссии, идейным вдохновителем которой был Михайло Васильевич. Поэтому вердикт комиссии гласил:

«Миллер во всей речи ни одного случая не показал к славе российского народа, но только упомянул о том больше, что к бесславию служить может, а именно: как их многократно разбивали в сражениях, где грабежом, огнем и мечем опустошили, и у царей их сокровища грабили. А напоследок удивления достойно, с какой неосторожностью употребил экспрессию, что скандинавы победоносным своим оружием благополучно себе всю Россию покорили».

Во многом такая антинорманская горячность объясняется тем, что свежа была ещё память об Анне Иоанновне и её «бироновщине». Отношения же непосредственно со Швецией были и вовсе оторви и выбрось – только что отгремела очередная война. Поэтому Ломоносову не потребовалось как-то научно Миллера опровергать – тот оказался неправ исключительно по факту оскорбления патриотических чувств. Этого было достаточно для того, чтобы Миллера на время разжаловали из профессоров. На некоторое время высказываться в пользу норманской теории стало опасно для репутации и целостности собственного носа – рука у Ломоносова была, как известно, тяжёлая.

Впоследствии Ломоносов всё-таки представил общественности собственный взгляд на проблему: в 1766 году вышла его «Древняя российская история от начала российского народа до кончины Великого Князя Ярослава Первого или до 1054 года». В этой своей работе он утверждает, что варяги-русь — это полабские славяне, а всякие шведы, немцы и прочие претенденты на основание русского государства – это, в лучшем случае, ошибка историка, а в худшем, естественно, пропаганда и тлетворное влияние.

Брейк

Казалось бы, Ломоносов победил всех. Но на самом же деле его противостояние с немецкими историками (с Миллером – очное, с остальными – как получится) стало лишь первой фазой длящегося до сих пор противостояния норманистов и антинорманистов.

Попытку примирить противоположные взгляды предпринял В. Н. Татищев, который в своей работе предположил (основываясь на Иоакимовской летописи), что сам Рюрик был по происхождению знатным норманном, но женатым на дочери старейшины Гостомысла, так что правы и те, и другие — вот вам славяне, вот вам норманны. К сожалению, сама эта летопись — источник весьма сомнительный и вряд ли может считаться серьёзным историческим свидетельством.

В дальнейшем норманистскую точку зрения занимали такие видные историки, как Карамзин и Соловьёв, антинорманистскую — Гедеонов и Иловайский. Высказывались разные мнения, приводились разные аргументы, но в целом эта борьба слона с китом принесла положительные результаты. Вопросом стали действительно заниматься, руководствуясь уже не только политическими, но, наконец-то, и научными соображениями.

Гандикап

В советские времена разногласия продолжились. Но при этом добавилась новая вводная. Стало принято считать, что государство как таковое не может быть привнесено откуда-то извне, а является естественным этапом развития общества. Так было сказано у Энгельса, а Энгельс, как мы понимаем, не мог ошибаться. Так что в этом плане норманистам пришлось потесниться и признать, что никакие пришлые «рюрики» Руси не основывали, а в лучшем случае сумели занять тёпленький престол и навести свои порядки в уже сложившейся системе.

Из этого времени наиболее известным учёным — участником затянувшегося спора является, конечно же, Б. А. Рыбаков, чей вклад в науку настолько же неоценим, насколько и одиозен. Певец и адепт древнеславянской культуры, Рыбаков прямо заявлял, что варяги-русь — это славяне, а русское государство сложилось где-то на среднем Днепре. Как участник спора антинорманистов с норманистами, Рыбаков примечателен уже тем, что в своих работах опирался не только на собственные идеи, но и на живую археологию, которую, впрочем, весьма своеобразно интерпретировал.

Отчасти норманистская точка зрения воспряла в 60-е гг. XX в., когда стала широко обсуждаться теория Русского каганата. Такое своеобразное название получило гипотетическое славянское государство, существовавшее до Рюрика. С тем, что государство здесь и до него было, согласны уже, в общем-то, все, но вот в каком виде оно существовало – на эту тему ведутся дискуссии.

Кстати, небольшой курьёз.

Сама идея существования Русского каганата (не княжества, не королевства, а вот такой экзотики) происходит из так называемых Бертинских анналов — раннесредневековой франкской хроники. Там говорится о народе «рос» и их короле-«хакане» — участниках византийского посольства. Эта хроника была вполне известна и в XVIII в., когда Байер и другие учёные, о которых уже шла речь в этой статье, писали свои исторические труды. Но в тот раз «хакан» не вызвал ассоциаций ни с какими каганами, а сошёл за северное имя Хакон — получилось дополнительное обоснование «шведской» версии. Вот и выходит, что даже письменные источники порой бывают что дышло — куда повернул, туда и вышло.

В настоящее время учёные опасаются говорить о предполагаемом каганате что-либо определённое, поскольку слишком очевиден недостаток данных, которыми мы располагаем. На этом, пожалуй, и стоит остановиться. А в следующей статье мы более пристально приглядимся к северным краям, где, по легенде, и началась история воинственного основателя великокняжеской (а позже — и царской) династии Руси.

Продолжение следует: Был ли Рюрик?