Птицы и звери в Русской армии в годы Великой войны

Пернатые гонцы

Один из известных символов Первой мировой, особенно на Западном фронте — это почтовый голубь. В Российской империи первым теоретиком организации военно-голубиной связи ещё в 1870-х годах стал офицер Отдельного корпуса пограничной стражи (ОКПС) А. И. Вестенрик. Он подробно описал устройство голубятен и процесс дрессировки птиц и пророчил голубиной почте большую востребованность в военном деле.

23 февраля 1888 года приказом № 46 по Военному ведомству Российской империи было утверждено Положение о военно-голубиной почте. Прежде всего, в ней видели надёжное средство связи с осаждёнными крепостями. Не случайно первые военно-голубиные станции были устроены в крепостях на западных границах России (Брест-Литовске, Варшаве, Гродно, Ковно, Новогеоргиевске, Осовце и т. д.), в Туркестанском военном округе, в морских крепостях и портах — Владивостоке, Севастополе, Очакове и Одессе.

Одновременно с этим требовалось урегулировать полёты почтовых голубей через кордон, ведь иностранной разведке грех было бы не воспользоваться ими. Правда, сперва Высочайше утверждённое мнение Государственного Совета предписывало согласовывать пропуск птиц в воздушное пространство России с министром финансов. Сложно представить, как это работало на практике. Руководство ОКПС без малого 20 лет запрашивало действенных мер, но только в 1906 году пограничникам указали стрелять по пересекающим границу империи голубям.

Военно-голубиные станции в России делились на четыре разряда в соответствии с числом направлений, в которых могли действовать: I разряд — условно на все четыре стороны света, IV — лишь на одну. На каждой станции насчитывалось до четырёх голубятен по 125 пар голубей в каждой. Постоянно велись списки птиц с данными о дальности их полётов, учитывался приплод. Покинувшему скорлупу птенцу восемь дней спустя на лапку крепилось специальное кольцо с личным номером, номером станции, годом рождения и государственным гербом. Ещё через полтора месяца ему клеймили крыло.

Накануне Первой мировой в России функционировало 10 штатных военно-голубиных станций. Например, в районе Ковенской крепости на 1 (14 по новому стилю) января 1912 года содержалось 328 почтовых голубей. За ними ухаживали двое нижних чинов и нанятый крестьянин. В том же месяце прошла проверка выучки птиц: 284 голубя вылетели в сторону Барановичей, 258 из них успешно достигли поставленной цели и возвратились в Ковно.

На сегодняшний день достоверных примеров боевого применения Русской армией голубиной связи в научном обороте нет. Известно, что в Саракамыше на исходе 1914 года птицы замерзали вместе с гарнизоном — в труде уже советской поры об этой операции подчёркивалась необходимость отапливать голубятни. В Гродненской губернии после введения военного положения 20 июля (2 августа) 1914 года воспрещалось разведение и содержание голубей почтовой породы. Имевшихся у мирного населения птиц надлежало истребить. Осенью 1915 года аналогичные постановления выходили и в российской глубинке. Эти меры выглядят любопытным прообразом постановления СНК СССР № 1750 «О сдаче населением радиоприёмных и передающих устройств» от 25 июня 1941 года.

31 января 1917 года пернатым гонцам довелось перенести газовую атаку на позицию 3-й особой пехотной бригады Русского экспедиционного корпуса на Западном фронте. Как писал генерал Ю. Н. Данилов: «На птиц газ не подействовал, и почтовые голуби остались целы и невредимы».

Омский мещанин Ф. Н. Щербаков, предлагавший военному ведомству идею беспилотного бомбардировщика, размышлял и о мобилизации голубей. Ему виделся некий гибрид птицы и аэроплана. Впрочем, слово изобретателю (с сохранением орфографии оригинала):

«Я сейчас делаю опыт над голубями которых хочу заставить принудительным образом лететь по прямрму направлению и этим получить от них пользу на передовых позициях, на первых порах результаты получаютца удовлетворительные. Это делаетца так, Склеивается продолговатая коробка четырех угольной формы диаметр которой должен быть такого размера чтобы голубь запряженый во внутренним центре этой коробки махая крыльями вовремя полета незадевал бы стенок коробки, а позади коробки, укрепляетца намертво руль так что этот руль вовремя полета коробке недает уклонятся в сторону, а запряженый голубь внутри коробки стараетца вылететь из этой коробки как-бы в окно тащит ее за собой. Таким образом, по моему соображению, голубь может принести громадную пользу на передовых пазициях. Но ксажалению неимею возможности за недостатком средств безпрерывно занятся исключительно этой работай».

Хочется верить, что изобретателю быстро наскучили его эксперименты — птичку жаль без какой-либо иронии.

Псы войны

Кроме крылатых воинов, службу в Первую мировую честно несли и четвероногие. Собаки на всех фронтах войны выполняли несколько задач: они сторожили, доставляли донесения и спасали раненых как заправские санитары. Ещё в 1914 году генерал Спиридович направил в Бердичев двух агентов-проводников с собаками Демоном и Зимой, которые затем несли службу в Ставке на главном пропускном посту.

Первая же в истории Русской императорской армии «Школа военных сторожевых и санитарных собак» была создана в апреле 1915 года на Юго-Западном фронте, во Львове. Начавшееся вскоре «Великое отступление» привело к эвакуации школы в Киев. В начале осени её штат был полностью укомплектован: 8 инструкторов и 109 нижних чинов. Первых набирали из числа полицейских унтер-офицеров, работавших с собаками в тылу. Курсантами обычно зачисляли владевших грамотой солдат из охотничьих команд.

Первый выпуск школы состоялся уже в сентябре. Дюжина собак со своими вожатыми отправились в 12-й гусарский Ахтырский полк, Кабардинский конный полк, 136-й Таганрогский и 145-й Новочеркасский пехотные полки. Всего в действующую армию к марту 1916 года поступило 86 псов войны. Отзывы об их службе в войсках как правило были позитивными. «Искренне благодарю за присланную собаку «Вольф». Служит и работает прекрасно. Если возможно, хотел бы получить ещё одну, поскольку одной для службы маловато», — сообщал в школу командир 71-го Белевского пехотного полка полковник Галкин.

Правда, не обходилось и без казусов. В 4-м Заамурском пограничном пехотном полку, как сетовал его командир, «одна собака оглохла, две, будучи спущены с ошейника, убежали и две плохо несут сторожевую службу, видимо, потеряв чутьё». Нередко собакам губили обоняние доброхоты, «угощавшие» их мясом с солью и специями. Огромную опасность для четвероногих представляло химическое оружие. Уже в конце 1920-х годов видный теоретик военной связи РККА В. М. Цейтлин писал по опыту Первой мировой:

«Собаки службы связи должны быть приучены к противогазовой защите и работать в противогазе уже не по чутью, а по зрительной памяти. Доставлять донесения через участки, заражённые ипритом, собака должна лишь в случае исключительной важности, так как промежутки между подушками на лапе собаки крайне нежные, и собака сразу погибнет.

Желательно было бы иметь специальные защитные резиновые мешочки-башмачки для предохранения ног собаки от действия иприта, а также защитить от брызг живот собаки. Опыт применения собак на франко-германском фронте показал, что собаки инстинктивно обходили заражённые районы ипритом по границе с наветренной стороны».

Псы войны демонстрировали на Юго-Западном фронте очень высокую выживаемость. С осени 1915 года до начала «Брусиловского прорыва» всего одна собака была убита, а ещё одна ранена. Штаб Верховного главнокомандующего задумался о внедрении этого опыта и на других фронтах. По оценкам на основе поступавших в Ставку данных из войск полковые команды пригодились бы и в пехоте, и в кавалерии (по восемь и шесть собак на полк соответственно).

После стабилизации линии фронта осенью 1916 года армии потребовалось ещё больше собак для охраны. У «Школы военных сторожевых и санитарных собак» тем временем начались проблемы с пополнением вольеров. Животные в тыловых полицейских управлениях заканчивались, дарить их тоже перестали. Начальник школы князь Щербатов предлагал командованию фронта провести реквизицию псов подходящих пород: доберманов, овчарок, ротвейлеров и эрдельтерьеров. Он был готов платить до 45 рублей за необученную собаку, а за дрессированную — и вовсе до 125 целковых. Увы, источники по истории военного собаководства в Русской армии иссякают ещё до начала её разложения в 1917 году. Поэтому сказать наверняка, получил ли Юго-Западный фронт необходимые ему 2 000 собак, невозможно.

Этот почин сопровождался неожиданными инициативами. 12 февраля 1916 года некто В.П. Приклонский представил на суд Технического Комитета ГВТУ свой «проект» использования вышколенных собак для доставки адских машин через линию фронта и проведения «психических атак». «Под натиском большого количества дрессированных собак дрогнет любое войско», — утверждал автор идеи. Он не разменивался на мелочи, доводя численность собачьей армии до 10 тысяч голов, обучением которых занималась бы сотня инструкторов. Стоимость всего предприятия по составленной Приклонским смете составила бы 15 000 рублей.

Военные специалисты нашли это предложение любопытным. Снаряжённая взрывным устройством собака могла бы успешно разрушать проволочные заграждения и блиндажи противника. Его деморализация с помощью набега собак тоже выглядела перспективной:

«Особое значение г[осподин] Приклонский придаёт психологическому влиянию на противника подобной атаки. Наиболее подходящей породой собак для означенной цели были бы русские овчарки и сибирские лайки. На собаку, предназначенную для атаки, надевается ошейник, снабжённый колючками».

Замысел Приклонского был поддержан большинством членов Технического Комитета, но так и не получил путёвки в жизнь. Ровно так же на бумаге остался предложенный инспектором инженерной части Московского военного округа генерал-майором А.П. Ершовым и химиком И. И. Турским весной 1916 года «Способ крашения животных в защитный зеленый цвет».

Русский медведь на Западном фронте

И конечно, нельзя не вспомнить ещё об одном животном — символе России в глазах как союзников, так и противников. В ноябре 1893 года французская газета «Солей» опубликовала карикатуру, символизирующую русско-французский альянс. На рисунке обнажённая француженка Марианна в одном лишь фригийском колпаке прильнула к белому медведю, лукаво спрашивая у него: «Скажи-ка, дорогуша: я отдам тебе сердце, но получу ли я твою шубку зимой?». Готфрид Вильгельм Лейбниц назвал русских «крещёными медведями» ещё в конце XVII столетия. Медведь издавна был популярным символом в германской геральдике — достаточно вспомнить, что он присутствует на гербе Берлина. Несмотря на это, в годы Великой войны Россия в немецких сатирических карикатурах часто ассоциировалась именно с этим зверем.

В апреле 1916 года медведь сам пожаловал и к французам, и к немцам. Когда 3-я особая пехотная бригада Русского экспедиционного корпуса прибыла во Францию, особый восторг вызвал бурый медвежонок по прозвищу Мишка. Одна из рот 5-го полка приобрела его в Екатеринбурге по пути в Архангельск. Маршал Советского союза Р. Я. Малиновский в своих беллетризованных мемуарах рассказывал о злоключениях косолапого по дороге на фронт:

«Вспомнили про Мишку, приручённого медведя, которого привезли с собой во Францию. Когда тронулись в поход, он шёл за повозкой. С непривычки сразу натёр о щебёнку лапы. Сел и сидит, поглядывает на вздувшиеся подошвы. Его так и сяк, а он ни с места. Тронут лошади повозку, а Мишка хвать лапами за колёса и назад её. А сам ревёт. Долго маялись с ним, пока не догадались надеть ему на ноги специально сшитые ботинки. Да только медведь разъярился и порвал их в клочья. Пришлось санитарный автомобиль подавать».

Мишка стал своеобразной «визитной карточкой» русских воинов в Шампани, их любимцем, а возможно, и живым напоминанием о далёкой Отчизне. Интересно, что смышлёный зверь научился различать по цвету униформы: русский перед ним или француз. К последним Мишка относился настороженно.

Медведь разделил с бойцами 3-й Особой пехотной бригады все тяготы французской одиссеи. Химическая атака в январе 1917 года, спокойно перенесённая почтовыми голубями, не прошла для Мишки бесследно. Он отравился и заболел, однако забота и усиленный паёк поставили диковинного воина на лапы.

Начавшееся вскоре разложение Русской армии на востоке не миновало и русских частей на западе. Мятеж в лагере Ля-Куртин — отдельная трагическая страница истории Русского экспедиционного корпуса, но на ней уместились и бессловесные страдания Мишки. Взбунтовавшиеся солдаты окатили медведя кипятком. Он пережил и эти издевательства, и подавление мятежа. После окончания Первой мировой войны русский медведь коротал свой век в парижском зоологическом саду.

О военной службе медведей в РККА доподлинно ничего не известно. Однако в марте 1943 года на заседании Комиссии по реализации оборонных предложений при ленинградском горкоме ВКП(б) слушалось предложение изобретателя Г.Ф. Уля «Запах медведя для борьбы с вражеской конницей». Правда, оно было отклонено как не представляющее интереса.