Штурм города-крепости Познань: Сталинград наоборот

В начале 1945 года та же армия, ставшая 8-й гвардейской, под командованием уже генерал-полковника Чуйкова подошла к немецкому городу Позен, столице рейхсгау Вартеланд. Крупный промышленный и транспортный узел лежал на кратчайшем пути от Варшавы к Берлину. Железные дороги, шоссе, судоходная река, соединённая каналом с Одером… Город надо было брать.

Город-крепость

Город, успевший за свою многовековую историю не раз побывать то польской Познанью, то прусским Позеном, был «крепким орешком». Кроме многочисленных прочных каменных зданий здесь имелась настоящая крепость — комплекс фортификационных сооружений, построенных в конце XIX — начале XX вв. Подступы к цитадели прикрывали 18 фортов, а накануне советского наступления всё это дополнительно усилили современными укреплениями, включая железобетонные ДОТы и колпаки.

Описанию познанских укреплений в советских отчётах о штурме уделено немало страниц. В частности, среди описаний прочих оборонительных сооружений, зафиксировано, что новые военные объекты (заводы или склады) немцы готовили к обороне ещё на стадии строительства. Так, обследованная офицерами кирпичная стена вокруг одного из заводов через каждые 1,5 метра имела амбразуры, а также «круглые башни, диаметром 2 метра, с амбразурами для кругового обстрела». На углу стены был построен ДОТ с пятью амбразурами.

Кроме собственно фортов и ДОТов, в городе и окрестностях, как уже сказано выше, имелось большое количество каменных и железобетонных зданий. Все они были приготовлены к обороне, и «все» — в данном случае отнюдь не преувеличение. Фразы «противник каждый дом в городе превратил в крепость» встречаются в рапортах самых разных частей — пехотинцев, танкистов, артиллеристов.

Познанские курсанты

Однако любая крепость сильна не только толщиной стен, но и гарнизоном. Точную численность оборонявшихся установить довольно сложно — помимо «штатных» частей, в город успели отойти части разбитых в предыдущих боях дивизий. Кроме того, задерживались и распределялись по подразделениям больные и легкораненые из госпиталей, а также все проезжавшие через город отпускники.

По взятым у пленных и погибших документам, в городе находились военнослужащие из 6-й, 31-й, 45-й и 251-й пехотных дивизий (пд), 10-й моторизованной дивизии (мд), дивизий СС «Викинг» и «Мёртвая голова», а также «моряки, сапёры, лётчики и артиллеристы». Имелись и подразделения фольксштурма, точно учесть которые удавалось не всегда. Советские донесения фиксировали действия «снайперов и автоматчиков, переодетых в гражданское» — скорее всего, речь идёт именно о фольксштурмовцах. Общая численность гарнизона в разных источниках колеблется в пределах от 7000 до 40 000, но, судя по имеющимся документам, к началу боев она составляла порядка 20 000 человек.

Большую роль сыграло наличие в Познани юнкерского училища, которое накануне произвело досрочный выпуск — из примерно 3000 юнкеров 80% досрочно получили лейтенантские погоны и вместе с преподавательским составом училища были распределены по гарнизону. Советские офицеры оценили их действия весьма высоко:

«Эта широкая прослойка лейтенантов-выпускников 5-го познанского юнкерского училища и явилась материалом, сцементировавшим разношёрстный по своему составу гарнизон Познани. Наличие кадра юнкеров в Познани значительно повысило боеспособность её гарнизона и затянуло борьбу по его уничтожению».

Чего в городе действительно не хватало, так это техники и артиллерии. Хотя штабисты 8-й гвардейской армии и насчитали на 25 января до 64 орудий и до 70 единиц бронетехники, фактически танков и самоходок в городе почти не было, а большая часть артиллерии (включая поставленные на прямую наводку зенитки) и миномётов обеспечивала оборону внешнего периметра и там же была либо уничтожена, либо брошена из-за недостатка боеприпасов.

Нехватку обычной артиллерии немецкая пехота не без успеха пыталась компенсировать артиллерией «карманной» — фаустпатронами. Участвовавшие в штурме танкисты отмечали, что «противник в огромном количестве применил мины «фауст», «оффенрор» и «пупхен»». Советские пехотные части также фиксировали у осаждённых большое количество фаустпатронов, которые немцы отнюдь не экономили, пуская в ход, как по технике, так и по пехоте. Тут стоит заметить, что ранние кумулятивные заряды содержали больше взрывчатки, чем их современные варианты, а в условиях городских боев к фугасному действию 1,5 кг смеси тротила и гексогена добавлялся вихрь вторичных осколков. Советские командиры отмечали в рапортах, что «солдаты противника, вооружённые фаустпатронами, имели большое огневое превосходство в непосредственном соприкосновении». Впрочем, фаустпатронов было столько, что множество их досталось в качестве трофеев советским бойцам и тут же было использовано по назначению.

Кроме того, немцы, даже отступая, оставляли в тылу «засады из снайперов и групп по 5–7 солдат, вооружённых «фаустами»» — сочетание, ставшее через десятки лет известным уже солдатам российской армии в ходе боев за Грозный. Тогда, в 1945 году, немецкие группы «снайпер — гранатомётчик — прикрытие» занимались борьбой с техникой и подходящими к фронту резервами, а также мешали снабжать части на передовой, «до некоторой степени внося панику и дезорганизуя работу тыла».

Проба орешка на зуб

Армия Чуйкова, начав наступление 14 января с плацдарма на Висле, вышла к Познани 23 января. За это время части армии продвинулись более чем на 100 километров, «попутно» захватив Лодзь — крупный транспортный и промышленный центр. Судя по всему, в тот момент командование 1-го Белорусского фронта рассчитывало, что Познань тоже получится взять с ходу. Основания для подобных надежд, в принципе, имелись — в конце войны бывали случаи, когда из-за стремительного наступления советских войск противник не успевал занять и долговременные укрепления. Но, как показано выше, с Познанью был не тот случай — «город-крепость» был не только хорошо подготовлен к обороне, но и защищался умелым и, как тогда писали, фанатичным гарнизоном.

Неудивительно, что 25 января первая попытка 29-го гвардейского стрелкового корпуса (гв.ск) атаковать внешние форты никакого успеха не имела. Из-за отставания тылов передовые части поддерживались лишь полковой артиллерией, миномётами и пушками противотанковых дивизионов. Кроме того, имелось по одному дивизиону из состава артполков дивизий. Даже подошедшая чуть позже артиллерия усиления особого вклада внести не могла, по причине слабой обеспеченности топливом и боеприпасами:

• 46-я миномётная бригада (минбр): 120-мм миномёты — 1 бк, ГСМ — нет;
• 182-я лёгкая артиллерийская бригада (лабр): 76-мм орудия — 1,1 бк, ГСМ — 0,5 заправки;
• 186-я гаубичная артиллерийская бригада (габр): 122-мм гаубицы — 0,5 бк, ГСМ — нет;
• 189-я тяжёлая гаубичная артиллерийская бригада (тгабр): 152-мм пушки-гаубицы — 0,4 бк, ГСМ — 0,4 заправки;
• 26-я тяжёлая миномётная бригада (тминбр): 160-мм миномёты — 0,7 бк, ГСМ — 0,3 заправки;
• 36-я гв.минбр: реактивные снаряды М-31 — 2 залпа, ГСМ — 0,3 заправки.

Учитывая, что артиллерийская разведка не сразу смогла определить даже расположение хорошо замаскированных фортов внешнего пояса, штабисты Чуйкова отметили: «Приступить к разрушению фортов имеющимися артиллерийскими средствами было не только невозможно, но и вообще нецелесообразно».

Выходом стало решение подавить огнём артиллерии батареи и огневые точки фортов, а пехоте прорываться в город между ними. Именно так на южную окраину Познани прорвались части 27-й и 74-й гвардейских стрелковых дивизий (гв.сд), а 1 февраля к ним присоединилась ещё и 82-я гв.сд. Но, хотя форты оказались фактически в окружении, ни один из них пока взят не был — укрепления приходилось блокировать, отвлекая людей и артиллерию.

В бой вступают «сталинские кувалды»

Наконец, 10 февраля 1945 года, проделав за 17 часов 100-километровый марш, к Познани прибыла 184-я гвардейская артиллерийская бригада большой мощности (гв.абр бм) со своими 203-мм гаубицами Б-4. Это было уже совсем другое дело. Прямо с марша батареи разворачивались на огневых позициях и уже через 3–4 часа начали пристрелку. Командиры пехотных подразделений фиксировали результаты работы орудий большой мощности в справках-подтверждениях для артиллеристов: «В результате выпущенных 35 снарядов 12.02.1945 имели 35 прямых попаданий, из них 31 — сквозные попадания. Крепость (бастион) полностью разрушена, продолжала гореть в течение нескольких часов с взрывами большой силы…»

Тем временем, у ворвавшихся уже в город частей тоже далеко не всё шло гладко. К началу 1945 года в 8-й гвардейской армии осталось мало бойцов и командиров, помнящих уличные бои в Сталинграде, да и они, привыкнув за два с лишним года воевать на открытой местности, далеко не сразу вспомнили «городской» опыт. Некоторые уроки получились достаточно болезненными:

«Когда 182-я лабр, следуя в боевых порядках пехоты, ворвалась на одну из улиц города, вытянулась в колонну. На одном из перекрёстков улиц, где скопились танки и самоходные орудия, создалась пробка. Вышедший вперёд наш танк был подбит орудием противника и окончательно загородил дорогу. Подразделения бригады были на два часа выключены из боя и понесли потери от миномётного огня противника и от обстрела с верхних этажей зданий фаустпатронами».

Впрочем, к 1945 году Красная армия научилась быстро приспосабливаться к новым условиям. В частях начали формировать штурмовые группы, для их поддержки огнём прямой наводкой отправили основную массу пушечных и 50% гаубичных батарей, а также 120-мм миномёты.

На дистанции в несколько сот метров потери от огня стрелкового оружия несли не только расчёты «сорокапяток» или 76-мм «полковушек», но даже 203-мм Б-4. Чуть лучше обстояло дело у танкистов — так, из 39-й гв.сд писали: «Исход боя за 518-й квартал решил танк «ИС», который почти в упор расстреливал огневые точки, находящиеся в подвальных и полуподвальных помещениях». Благодаря своим калибрам, ИС-2 и СУ-152 стали в Познани особо ценным подспорьем для бойцов штурмовых групп: «Практика боев показала, что наиболее верным средством подавления и уничтожения огневых средств противника в домах является их полное разрушение, завал или поджог».

В условиях городских боев даже термин «вызываю огонь на себя» имел несколько другое значение. Так, 11 февраля пехота 240-го стрелкового полка (сп) штурмовала госпиталь — четырёхэтажное здание с глубоким подвалом. После артналёта пехотинцы сумели прорваться в подвал, но засевшие на верхних этажах немцы не давали им подняться выше. Тогда пехотный комбат вызвал «на себя» огонь самоходок 394-го гвардейского тяжёлого самоходного артполка (гв.тсап), которые подошли на 100–150 метров и прямой наводкой просто снесли верхнюю часть здания.

Номер квартиры не надо, достаточно номера дома…

Одной из серьёзных проблем, возникших в ходе штурма Познани, стала банальная нехватка пехоты. Потрёпанных в предыдущих боях стрелковых частей с трудом хватало на передовой. В рапортах отмечали, что в резерве у командира полка обычно имеется не больше, роты, а у комдива — батальона, причём, как правило, и этот резерв уже использовался в бою. Немцы же, как было сказано, оставляли в сданных кварталах группы снайперов, фаустников и автоматчиков. Кроме того, в тылу советских частей зачастую оставались фольксштурмовцы, да и сама линия фронта зачастую не была сплошной, как в поле. Это давало немцам, лучше знавшим город, возможность вновь занимать уже отбитые у них дома и целые кварталы. Например, двигавшийся к центру города 1191-й лёгкий артиллерийский полк (лап) нарвался на огонь в уже освобождённой части города, и следующие восемь часов артиллеристы вели бой в окружении.

Со штурмом Познани обычно ассоциируют и первые эпизоды применения одиночных реактивных снарядов М-31 в городских боях. Раздражённое проблемами в ближнем тылу командование артиллерии 1-го Белорусского фронта приказало 5-й гвардейской миномётной дивизии (гв.минд) выделить 600 человек для зачистки юго-западной части города «от засевших снайперов и оставшихся групп противника». Гвардейские миномётчики, разумеется, не умели так ловко зачищать здания, как сапёры из штурмовых бригад или хотя бы обычная пехота, зато у них имелись М-31 в укупорках, и именно эти группы начали применять реактивные снаряды для разрушения домов с засевшими немцами. При стрельбе буквально через улицу не имела большого значения невысокая точность и даже то, что иногда М-31 стартовал вместе с укупоркой — главной был разрушительная сила снаряда.

Увы, штатное залповое применение М-31, хотя и сопровождалось «большим физическим и моральным воздействием», не было столь эффективным. В городском бою артиллерийские наблюдатели имелись не во всех частях, а пехотинцы не всегда могли правильно сориентироваться в лабиринте руин и воронок. В рапорте 182-й лабр упоминается случай, когда из-за попадания советских передовых частей в «эллипс рассеивания» залпа М-31 наступление на этом участке остановилось на 10 часов.

Город приходилось не просто брать, а разрушать, чтобы потом вести бой за горящие руины. Одна только 29-я артиллерийская дивизия прорыва (адп) в графе «разрушено и подожжено» отчиталась о 696 каменных зданиях, 25 блиндажах и 25 ДЗОТах. При этом дивизия даже не имела орудий большой и особой мощности — только калибром до 152 мм, а также 120-мм и 160-мм миномёты и реактивные снаряды М-31.

В докладах артиллеристов о применении 122-мм и 152-мм артсистем на прямой наводке рефреном повторяются фразы: «Более мелкие калибры из-за малой мощи своего снаряда не могут уничтожить огневые точки, оборудованные противником в каменных и кирпичных домах с толстыми стенами».

Так, 117-я сд до 5 февраля несколько дней пыталась овладеть посёлком Ратаи, но с мёртвой точки дело сдвинулось лишь после того, как к поддержке атакующих подключились 152-мм орудия 155-го пушечного артполка (пап). Впрочем, даже их мощности хватало не всегда — 30 января одна из батарей вела огонь по узлу связи, где засел противник. Обстрел вёлся прямой наводкой с 700 метров бронебойными снарядами, но когда узел был взят, артиллеристы с удивлением обнаружили, что вели огонь по строению с железобетонными стенами трёхметровой толщины, а их снаряды пробивали лишь 1,3–1,5 метра.

Что касается фортов, то здесь даже боги войны со 152-мм пушками с сожалением констатировали: «Стрельба по фортам из нашей системы мало эффективна, так как пробивная сила нашего снаряда недостаточна и не даёт нужных результатов». Там, куда не доставала артиллерия, в ход шли огнемёты — ранцевые, фугасные, установленные на огнемётных танках. Если что-то плохо горело, бойцы 2-й штурмовой инженерно-сапёрной бригады (шисбр) могли подтащить взрывчатку — сколько потребуется. Например, у здания гестапо сначала зарядом в 75 кг подорвали первый этаж. Поскольку немцы в подвале и на верхних этажах продолжали вести бой, сапёры затащили в здание ещё 175 кг, после чего в рапорте появилась лаконичная запись: «Здание было разрушено, а гарнизон противника полностью уничтожен».

Эти страшные «кофемолки»

О роли авиации в штурме Познани также стоит упомянуть отдельно. Штурм города поддерживала 16-я воздушная армия. Поскольку к началу боев за город немецкая зенитная артиллерия, выставленная на прямую наводку для борьбы с советскими танками, была по большей части уничтожена или брошена из-за отсутствия боеприпасов, то неуязвимыми себя чувствовали не только штурмовики Ил-2, но даже лёгкие бомбардировщики По-2, действовавшие не только ночью, но и среди бела дня. Их работа в отчёте комиссии 16-й воздушной армии, обследовавшей Познань после взятия, заслужила отдельного упоминания:

«При слабом противодействии зенитной артиллерии противника должны быть широко использованы По-2 для действий днём как наиболее обеспечивающие поражение точечных целей. Непрерывность действий По-2 днём и ночью обеспечивает нанесение противнику огромного ущерба и подавляет его морально. Войска противника изматываются, теряют боеспособность, особенно от ночных действий».

Последний вывод явно был сделан на основе допросов пленных, включая коменданта гарнизона генерал-майора полиции Эрнста Маттерна (Ernst Mattern). Эффективность действий советской авиации отмечали все допрошенные — например, один из работавших при госпитале санитаров сообщил, что из перевязанных лично им 80 солдат 60% получили ранения в ходе воздушных атак. Действия летавших днём и ночью «кофемолок», прицельно укладывавших свои бомбы с малых высот, немцы выделяли особо.

Примечательно, что пленные жаловались не только на огонь советской артиллерии, бомбёжки и нехватку воды, но и на невозможность сходить по естественным надобностям и даже… сдаться: «Некоторые солдаты хотели перебежать и сдаться в плен, но нельзя было выйти из казематов, везде взрывы и всё горит».

Немецкие солдаты, сдавайтесь, в плену вас накормят!

Обычно громкоговорители, на ломаном русском языке предлагающие окружённым красноармейцам сдаться, ассоциируются с началом войны. Между тем, в Познани политотделы наступавших советских дивизий провели большую и эффективную работу по «моральной обработке» осаждённого гарнизона — благо, градом бомб и снарядов, перемежаемых листовками, получалось добиться куда большего, чем просто листовками. Активно работали и те самые звукоустановки, причём тексты, как правило, составлялись на месте, по данным трофейных документов и результатам опросов пленных и перебежчиков, что позволяло делать передачи для конкретных «слушателей» по ту сторону линии фронта более адресными.

Если поначалу перебежчикам просто давали через рупор рассказать товарищам, что в плену их не расстреливают, а кормят досыта, то в дальнейшем даже командиры рот начали практиковать «обратную засылку» перебежчиков. Некоторые из них совершали даже по нескольку ходок, проявляя недюжинный талант в новой «профессии» — например, некий ефрейтор Гильмайстер при повторном визите в форт уговорил перебежать ещё двух человек, а в четвёртый заход привёл весь гарнизон форта Притвиц во главе с командиром. После этого случая комдив приказал такого полезного немца в тыл не отправлять, а оставить при дивизионной разведроте и в дальнейшем использовать в качестве парламентёра, что и было сделано. В последующие дни Гильмайстер несколько раз ходил в лес, где скрывались мелкие группы немцев, и каждый раз приводил с собой по 2–3 человека.

Всего за время боев назад отправились 48 немецких перебежчиков, которые привели с собой 987 солдат и офицеров.

Последний штурм

В 11:00 18 февраля собранная в центре города советская артиллерия начала обстрел цитадели. Однако даже мощный четырёхчасовой обстрел и бомбёжка поначалу не смогли причинить существенного ущерба остаткам гарнизона. Несколько групп пехоты, успевших преодолеть ров, были контратакованы и сбиты в крепостного вала. Попытка сапёров 2-й шисбр подавить огонь из амбразур подрывом бочки со взрывчаткой тоже эффекта не дала. Огонь прекращался лишь на время, как выяснилось позднее — взрыв не разрушал амбразуры, а лишь контузил гарнизоны казематов, которые быстро заменялись новыми людьми.

Весь день 19 февраля шла борьба за крепостной вал — немцы пытались закидывать ров гранатами и обстреливали его «фаустами», в ответ сапёры забрасывали им заряды весом 5–10 кг «из вёдер, упаковок от снарядов и пр.» Используя моменты взрывов, пехота продвинулась по валу и даже завязала бой за ближние постройки внутри цитадели. Ещё одной бочкой взрывчатки на несколько часов подавили огонь из редута №1, что дало возможность закончить постройку моста через ров, но использовать его не успели — через 30 минут он был разрушен прямыми попаданиями «фаустов». Лишь к вечеру 20 февраля немцев удалось оттеснить от пролома настолько, чтобы снова начать постройку моста и затем под прикрытием дымзавесы начать перетаскивать через ров «сорокапятки» и 76-мм пушки.

Тем не менее, немцы продолжали держать под обстрелом ров, срывая попытки построить более прочный мост для пропуска техники. Было решено действовать иначе — пять зарядов взрывчатки общим весом 1500 кг обрушили стены рва. В 03:00 по получившейся аппарели в крепость вошли четыре огнемётных танка. За ними в крепость перебросили другую технику, включая шесть 203-мм гаубиц Б-4, занявших позицию для стрельбы прямой наводкой. Но продолжать штурм не потребовалось — в 08:30 гарнизон цитадели капитулировал. Битва за Познань закончилась, и на основе полученного в ходе штурма опыта в штабах соединений 8-й гвардейской армии принялись составлять приказы и инструкции, очень пригодившиеся в следующем большом городском сражении — за Берлин.

Гербария не видели?

В заключение стоит напомнить, что на войне люди бывают озабочены самыми разными вещами. В конце января 1945 года в штабы частей, штурмующих Познань, поступила шифровка следующего содержания: «Немцы вывезли из Крыма гербарий Никитского ботанического сада. Поинтересуйтесь судьбой гербария и сообщите».

У кого именно пытались «поинтересоваться» судьбой гербария в разгар штурма, история умалчивает. Известно только, что директор ботанического сада А.С. Коверга свой гербарий в итоге нашёл в Силезии. Можно сказать, что учёному повезло — в Познани у ящиков, содержащих «много засушенного сена в бумаге», как описывали свою находку бойцы, вряд ли были шансы уцелеть.

К сожалению, мы вряд ли в ближайшее время увидим фильм, как по завалам битого камня и кирпича, среди выдвигающихся на рубеж атаки ИС-2 и самоходок, мимо тракторов, тянущих на прямую наводку 203-мм гаубицы, вздрагивая от грохота падающих на цитадель тяжёлых фугасок, пробирается ботаник в шинели с погонами полковника. Он пытается расспрашивать пробегающих мимо сапёров, автоматчиков, огнемётчиков и очумевших от беспрерывной бомбёжки и обстрела пленных немцев: «Вы гербария не видели? 90 000 листов… Немцы в Крыму из ботанического сада забрали, надо вернуть». Жаль, но история о том, как люди на войне думают не только о войне, этого более чем заслуживает.