Столетняя война: накануне черной смерти

Историческое значение битвы при Креси и предшествующего таковой сражения при Обероше трудно переоценить. Эти столкновения армий английского короля Эдуарда III Плантагенета и французского Филиппа VI де Валуа положили начало закату классической рыцарской эпохи средневековой Европы – благородные дворяне пали от стрел и копий низкородных простолюдинов. Применённая англичанами тактика и мобильные войска короля Эдуарда оказались эффективнее закованных в броню рыцарей, а скорострельный и дальнобойный английский лук (longbow), чьи стрелы могли пробивать доспехи всадников – смертоноснее генуэзских арбалетов.

Первое крупное сражение Столетней войны – битва при Слёйсе 1340 года – закончилось уверенной победой англичан, обеспечив им фактическое господство на море и контроль над Фландрией; вдобавок оно нанесло существенный урон боевому духу французов. Тем не менее, Филипп VI и его окружение сдаваться не собирались – Франция была крупнее и богаче Англии, на стороне родоначальника династии Валуа оставались крупные людские и материальные ресурсы, а могущество Лувра со времён великого государя Филиппа Августа (годы царствования 1180–1223) никогда не подвергалось сомнению.

До прихода сокрушительной исторической катастрофы – эпидемии Чёрной смерти – оставались считанные годы, но и они дались Франции весьма нелегко. В отличие от Филиппа Августа, успешно противостоявшего внутренней оппозиции, победившего Плантагенетов, изгнавшего островитян из владений на континенте и существенно расширившего королевский домен за счёт отбитых у англичан территорий, первый Валуа не сумел сконцентрировать все силы на отражение наступления с Альбиона. Так, в течение 1345–1347 гг. армия короля Филиппа потерпела три сокрушительных поражения, и французская корона на долгое время потеряла контроль над событиями, что едва не привело Францию к поражению.

Битва при Обероше

После победы при Слёйсе англичане не торопились начинать операции собственно на территории противника и отдаляться от берегов Ла-Манша – в Тауэре прекрасно понимали, что сперва необходимо закрепиться в крупных портах, создав укреплённые базы снабжения. В июне 1345 года Генри Гросмонт, граф Дерби и герцог Ланкастер, по приказу короля Эдуарда высадился в Гаскони и направился в рейд по французскому побережью. Не встретив серьёзного сопротивления, за лето он смог захватить несколько французских замков, включая город Бержерак и крепость Оберош, где оставил солидный гарнизон, после чего отправился обратно в Бордо.

Чтобы пресечь английскую экспансию, французский граф де Л`Иль собрал армию в 7000 клинков и осадил захваченный Оберош. Из Тулузы были доставлены несколько осадных машин, что только усугубило положение осаждённых: французы начали обстрел крепостных башен, готовясь к штурму. 21 октября Генри Гросмонт выступил на помощь защитникам замка, успев собрать лишь 1500 английских и гасконских солдат и надеясь соединиться по пути с остальными английскими войсками. К Гросмонту успел присоединиться граф Стаффорд со своими людьми. На спешном военном совете англичане решили напасть неожиданно, не дожидаясь подхода основных сил. Оставив прислугу и обозы в лесу, всадники Гросмонта ворвались во вражеский лагерь, а английские лучники и арбалетчики открыли огонь из леса, перекрыв путь к отступлению. Французы, как раз занятые ужином, не успели построиться и организовать отпор; пехотинцы обратились в бегство, оказавшись под смертоносным ливнем английских стрел. Французские рыцари, вставшие лагерем с другой стороны замка, немедленно бросились на помощь соотечественникам, но им в тыл ударил гарнизон Обероша. Французы потерпели поражение, многие дворяне попали в плен, включая тяжело раненного графа де Л`Иля.

После конфузии при Обероше французы в течение полугода не были способны вести серьёзные боевые действия. Филипп потерял связь с войсками в Нормандии и Лангедоке, благодаря чему Гросмонт сумел закрепиться в Гаскони и стал одним из любимых полководцев Эдуарда. Однако битва при Обероше оказалась лишь прелюдией к грядущему позору французского рыцарства.

Битва при Креси

Король Эдуард решил закрепить успех военной кампании, и уже в следующем году, 12 июня 1346 г., английская армия высадилась в Нормандии, предположительно на полуострове Котантен к югу от города Сен-Вааст-ла-Уг. Никакого сопротивления французы не оказали, поскольку местное ополчение разбежалось ещё при виде вымпелов английской эскадры на горизонте, а рыцарское войско было сосредоточено достаточно далеко – к северу от Парижа. Англичане устремились вглубь материка – 25 июля они дошли до Кана, также быстро захватив и разграбив его. По свидетельствам историков, английская армия могла проходить по 8–10 километров в день, что по меркам той эпохи являлось весьма существенным темпом – особенно если учитывать обоз и скорость передвижения пехоты.

Положение французов усугублялось ещё и тем, что с северо-запада в страну вторглись союзные Эдуарду фламандцы. Филипп объявил всеобщую мобилизацию с точкой сбора в Руане, откуда 31 июля дворянское войско и отправилось навстречу англичанам. Некоторое время армии двигались вдоль разных берегов Сены, параллельно друг другу, а 12 августа войска Эдуарда оказались всего в 30 километрах от Парижа – то есть, столица находилась всего в трёх-четырёх переходах.

Филипп приказал готовиться к обороне города, но 14 августа англичане переправились через Сену и двинулись на север, к Сомме, и французы отправились вслед за ними. Командиры Филиппа попытались заманить противника в ловушку между Сеной и Соммой, но Эдуард успешно избегал столкновений. 23 августа англичане вновь уклонились от боя и на следующий день заняли удобную позицию на склоне возвышенности у местечка Креси-ан-Понтье. На тот момент общие силы противников составляли около 12 000 у англичан и 25 000 у французов.

Англичане расположились на холме, что априори обеспечивало им тактическое преимущество. Войско было разделено на три отряда: центр заняли рыцари под командованием короля, правый фланг прикрывал наследник трона Эдуард, получивший прозвище «Чёрный принц», а также графы Уорвик и Оксфорд, левый – граф Нортгемптон. Английские рыцари спешились и смешались с отрядами лучников и копейщиков, встав с простолюдинами бок о бок – король справедливо рассудил, что сражение в конном строю на вершине крутого холма немыслимо. Солдаты выкопали немало узких и глубоких ям для защиты от прямого удара кавалерии.

К 26 августа к холму подошли французы, чьи силы оцениваются примерно в 12 000 тяжёлых всадников и 4000 генуэзских арбалетчиков. Армия короля Филиппа очень сильно растянулась; когда передовые отряды находились всего в десяти километрах от Креси, король решил перестроить войско и дождаться подхода арьергарда. Французов подвела отвратительная организация – приказы не исполнялись или толковались превратно, арьергард продолжал двигаться вперёд, нарушая строй, а когда солдаты оказались уже в пяти километрах от поля грядущего сражения, остановить и перегруппировать отряды стало невозможно. Солнце светило французским стрелкам в глаза, арбалеты сильно пострадали от недавнего дождя, а пехотинцы до начала боя прошли не менее 28 километров в полном снаряжении. Начинать битву в такой ситуации было решением самоубийственным.

Тем не менее, французское войско начало атаку, и на подданных Филиппа моментально обрушился град английских стрел. Симметричного ответа не последовало – арбалет способен выпускать лишь три-пять стрел в минуту против десяти выстрелов длинного английского лука. Генуэзцы (наёмные войска во все времена не отличались высокой надёжностью) тут же бежали, что привело в бешенство Филиппа – король совершает ещё одну, фатальную ошибку, направив в бой тяжёлую рыцарскую конницу, окончательно смявшую отступающих арбалетчиков. На скользких склонах холма образовалась свалка – разбегающаяся пехота мешала всадникам разогнать лошадей для лобовой атаки. Именно на это и рассчитывали англичане, щедро посыпавшие неприятеля стрелами, наповал сражавшими даже закованных в броню рыцарей. Слово французскому историку Жану Фруассару:

«Тогда произошла ужасная давка и суматоха, лошади подымались на дыбы и опрокидывались; английские лучники стреляли наверняка, рыцари на земле, неспособные подняться, добивались копейщиками»

Французы беспрестанно продолжали наступать на холм в течение всего дня. Последние совершенно бессмысленные попытки пробить оборону англичан совершались уже в полной темноте, очевидно, лишь для того, чтобы показать врагу рыцарскую доблесть. Во время этой смертоносной карусели рыцари успевали по нескольку раз участвовать в атаках, отдыхая и меняя коней. По свидетельствам очевидцев, лучники спускались с холма, чтобы подобрать стрелы, но очевидно, что много стрел во время боя не подберёшь – скорее всего, англичане заранее позаботились об огромном числе боеприпасов в обозе.

Некоторым дворянам удалось пробиться к лагерю короля Эдуарда – Фруассар перечисляет имена рыцарей, павших в рукопашной битве на холме и в стане врага: граф Алансон, граф Фландрский, граф Блуа, герцог Лотарингии, граф Оксера, граф Сен-Поля. Но серьёзную угрозу для англичан представлял только отряд французских и немецких рыцарей под командованием Жака д`Эстраселя, столкнувшихся в отчаянной схватке с воинами принца Уэльского: наследник сам активно участвовал в бою. Во время столкновения знамя принца упало на землю, но было немедленно поднято. В остальном, англичане не пытались оставлять свои защищённые позиции и контратаковать. Король Эдуард ещё перед боем запретил солдатам отвлекаться на взятие пленных и снятие доспехов с убитых до окончания сражения.

Филипп де Валуа также принимал участие в сражении – стрелами под ним были убиты два коня, а сам он ранен в лицо. Погиб и оруженосец Филиппа. Король покинул поле боя поздно вечером, отступив в Амьен.

Оценка потерь обеих армий как английскими, так и французскими источниками той эпохи представляется сомнительной – как это обычно бывает, обе стороны старались преуменьшить число погибших у себя и преувеличить у противника. Однако тот факт, что Франция понесла тяжелейшие и невосполнимые потери среди дворянства, и тогда не отрицали – под Креси пали 11 принцев и около 1200 рыцарей, не считая пехоты. Как мы помним, тяжёлая дворянская кавалерия в XIV веке являлась основой «профессиональной» рыцарской армии, а потеря не менее трети дворянства, способного держать оружие в руках, оказалась почти равной поражению в войне – давайте представим, что перед Французской кампанией 1940 года Германия лишается трети своего танкового парка, основной ударной силы…

Завершением катастрофического для Филиппа де Валуа сражения стал неслыханный позор французского рыцарства – штандарт и королевское знамя, Орифламма Святого Дени, были брошены на поле боя и затем подобраны английскими солдатами.

Осада Кале

После битвы при Креси англичане двинулись на север, однако дальнейшие события показывают, что Эдуард не до конца понимал стратегическую важность своей предыдущей победы: вражеская армия была стёрта в пыль и развеяна по ветру. Выжившие французские рыцари и король Филипп не представляли, что противопоставить английскому войску, выигравшему две битвы подряд, практически не понеся потерь.

У англичан был выбор: объединяться с фламандцами (что планировалось ещё до победы при Креси), осадить город и гавань Кале, чтобы прочно укрепиться на материке, или сразу попытаться взять Париж. Впрочем, сейчас невозможно сказать, какими силами обладал Филипп после Креси – страна находилась на грани хаоса, дворянство пребывало в шоке от чудовищных потерь, а новую армию французский король смог собрать лишь в следующему году.

Надо полагать, что Эдуард трезво оценивал обстановку и выбрал наилучшее решение: англичане двинулись в сторону Кале. Важность этого форпоста трудно переоценить – он мог обеспечить надёжный тыл и постоянные поставки фуража и боеприпасов, а также контроль за обширнейшим участком побережья.

Войско Эдуарда достигло Кале в начале октября 1346 г., командующий французским гарнизоном Жан де Вьенн незамедлительно закрыл перед врагом ворота. Началась осада. Город окружали двойная стена и двойной ров, вокруг которых располагалась сильно заболоченная местность, где невозможно было установить тяжёлые осадные орудия. Эдуард не располагал сведениями о числе защитников города и не рискнул брать Кале приступом. Более того, разрушать стены и башни категорически не следовало – городу предстояло стать английским оплотом. Дальнейшая тактика была отработана столетиями: брать крепость измором. Англичане расположились к западу от города, отдельные отряды охраняли подходы с юга. Возникли трудности с блокадой гавани Кале: основные силы британского флота находились или собственно в Англии или во Фландрии, какое-то время было невозможно пресечь поставки провианта в Кале морем.

К тому же Жан де Вьенн эвакуировал морем из Кале женщин, стариков и детей – Эдуард не стал этому препятствовать: избавление от лишних ртов существенно облегчало жизнь осаждённых, но Плантагенет собирался стать королём Франции, отчего не следовало истреблять будущих подданных.

Осада обещала быть долгой. Англичане выстроили близ Кале небольшой город для зимовки с торговой площадью, где дважды в неделю открывался рынок – назвали его Нувилль, «Новый Город». Существует он до сих пор.

Во время первых месяцев осады Филипп де Валуа не предпринимал никаких действий против англичан. Возможно, катастрофа при Креси повергла его в глубочайший шок; следующий совет король собрал только в марте 1347 года, когда и попросил военной помощи у дворян и духовенства. Дворяне быстро ответили на призыв неудачливого монарха, откликнулись даже вассалы Геннегау и Брабант.

К июлю в Аррасе собралась колоссальная армия, во много раз превышающая числом войско Филиппа при Креси: летописцы заявляют о 200 000 мечей, что, впрочем, является очевидным преувеличением. Вероятно, к началу похода Филипп стоял во главе пятидесятитысячной армии, в любом случае численно превосходившей войско Эдуарда. Поскольку фламандцы не разрешили французам проходить через их земли, а Филипп не хотел открытого конфликта с соседями в условиях войны с Англией, его армия 27 июля встала в пяти милях к западу от Кале.

Тем временем, Эдуарду надоело наблюдать, как в гавань осаждённого города то и дело заходят корабли с провиантом, и он решил отрезать морской путь к Кале. На отмели между морем и гаванью англичане возвели форт Рисбенк и установили на нём дальнобойные метательные орудия. Вдоль всего водного пути поставили волнорезы и дамбы, чтобы усложнить путь кораблей.

Однако решающая битва так и не свершилась. Филипп решил, что занял крайне невыгодную позицию, и начал длительные переговоры с Эдуардом, рассчитывая вызвать его на бой в более удобной местности. В итоге переговоры стали лишь прикрытием для отступления французов. В ночь с 1 на 2 августа они спешно покинули лагерь, и дальнейшая судьба Кале была предрешена. Защитники города видели со стен, как французская армия заняла площадь в несколько акров, и ожидали начала сражения вплоть до утра 2 августа. В итоге измученные защитники решили сдать город – что остаётся делать, если сам король от них отказался?!

Защитники Кале были помилованы Эдуардом, однако прошли через унизительную процедуру: городские нобили пешком принесли королю Англии ключи от ворот Кале, с непокрытой головой и петлёй на шее. Более никаких репрессий не последовало: было бы весьма недальновидно устраивать террор среди людей, которых Эдуард собирался сделать своими подданными. Правда, исходно шестеро нобилей были приговорены к смерти, но за них заступилась английская королева, и казнь отменили. Кале стал английским городом на ближайшие 211 лет, до 1558 года.

Вскоре короли Британии и Франции заключили перемирие, которое продлится вплоть до лета следующего года. Однако 1348 год станет для Европы вестником самого ужасающего бедствия за всю историю материка, с древнейших времён вплоть до XXI века…

Сколько стоит война?

Как мы помним, во время битвы при Креси Чёрный принц запретил английским солдатам спускаться с холма и снимать с поверженных французов доспехи – а они были невероятно дороги. Давайте попробуем разобраться, сколько же стоило снаряжение, оружие и провиант, а заодно выясним, каковы были цены на обычные товары в эпоху Высокого Средневековья.

Возьмём для примера «Йоркские тестаменты», охватывающие период XIV–XV веков. Вот, допустим, отрывок из завещания каменщика (не простого, а солидного подрядчика), плюс собственника крупного рогатого скота – то есть, человека богатого, который мог бы и не поминать в завещании горшки-крынки. Март 1409 года:

«…В гостиной, содержимое которой оценивается в 44 шиллинга и 8 пенсов, называются большой стол для еды, маленький обеденный стол, три пары подставок для ног, три скамейки, кресло, железный экран для камина, тазы, кувшины для умывания, диванные подушки, разная декоративная ткань, прялка, большая свеча, подсвечник и другие мелкие вещи. В жилой комнате: два новых покрывала, одно стёганое одеяло, один матрац, валик под подушку, семь подушек, тридцать простыней, тридцать локтей льняной ткани, шерстяное одеяло, три занавески, сундуки, одна деревянная кровать. Всего на сумму 16 фунтов стерлингов 14 пенсов. В кладовой: серебряный сосуд за 43 шиллинга 4 пенса, два плоских серебряных сосуда, семнадцать серебряных ложек, три медных подсвечника, одна четверть, литровый горшок, солонка, десять глиняных горшков, полотенца, салфетки разных размеров, свечи. Всего на 8 фунтов стерлингов 8 шиллингов 2 пенса. На кухне: восемь медных горшков, три сковородки, три вазы, три железных вертела, железный треножник, каменные ступы, тазы. К кухонному хозяйству причисляются: корова с телёнком, петух, четыре курицы, две утки. Общая сумма 59 шиллингов 7 пенсов».

И нечего смеяться. Ларчик открывается достаточно просто: основную массу населения той эпохи составляло трудовое пейзанство, способное производить разве что мёд-лён-пеньку и прочие сельхозпродукты. Дворяне, по понятным причинам, ничего не производили, а вот прослойка мастеровых, особенно умелых, настоящих профессионалов, была очень и очень невелика. Отсюда большой дефицит и столь же немалая ценность предметов строго прикладных – начиная от медных подсвечников и подставок для ног и заканчивая стёгаными одеялами. О предметах роскоши, являющихся произведениями искусства, мы вообще умолчим. Посему производитель ширпотреба, как правило горожанин и цеховик, есть человек общественно-полезный, уважаемый и обеспеченный.

До промышленной революции ещё сотни лет, предметы обихода редки и ценны – их может использовать не одно поколение семьи. Отсюда и такая подробность в завещаниях. Сейчас никому и в голову не придёт завещать старый сотовый телефон, поскольку производятся они в колоссальных количествах при низкой себестоимости, а вот 500–700 лет назад почтовых голубей завещали поштучно, с точным описанием, кому из родственников какая птица отходит. То же и с тканью, оружием, резными стульями, посудой et cetera. Дефицит!

Также необходимо сделать заметку о денежной системе Франции XIII–XIV веков. Давайте сначала разберёмся, что такое собственно «ливр» как денежная единица.

Рассматривать т.н. «Парижский ливр» (livre parisis), начавший выходить из обращения в начале XII века при Филиппе Августе и почти окончательно исчезнувший при Людовике IX Святом, мы не будем. Обратимся к валюте, известной как «Турский ливр». Эта денежная единица поставила рекорд по длительности использования – отменил турский ливр лишь Бонапарт 17 марта 1803 г., окончательно заменив франком.

Итак. По присоединению к 1230 году к Франции Анжу и Турени Людовик Святой, король весьма разумный и хозяйственный, плюс с экономически грамотным правительством, провёл финансовую реформу, поручив чеканить национальную валюту от имени короны аббатству Сен-Мартен в городе Туре. Монахи и раньше этим занимались, но под руководством Анжуйской династии, обосновавшейся в Англии, причём монета ходила не только в английских владениях на континенте, но и собственно в королевским домене Франции – ещё с 1203 года, по указу Филиппа Августа. При Людовике IX турский ливр становится основным расчётным средством Франции, с золотым содержанием 8,27 грамма золота или примерно 489 граммов серебра (фунт – отсюда и позднейшее название английской монеты). Деление на мелкую монету шло по двадцатиричной системе:

1 ливр = 20 турских солей (другое название «гро турнуа» (gros tournois), или грош – монета из высокопробного серебра весом 4,22 грамма) = 240 турских денье весом около 1,3 грамма = 480 оболов (самая мелкая серебряная монетка в половину денье). Другие монеты: тройной денье (лиард). В XIV веке появляются первые медные монеты – денье турнуа (1,5 грамма) и дубль (двойной) турнуа – 3 грамма, – с соответствующим обозначением на реверсе: DENIER TOVRNOIS, DOVBLE TOVRNOIS. Занимался чеканкой всё тот же турский монастырь св. Мартина, превратившийся фактически в госкорпорацию с частными активами наподобие современной ФРС Америки.

Золотой ливр с середины XIV века начал обиходно именоваться франком благодаря надписи рядом с изображением Иоанна II Доброго де Валуа: «FRANCORV REХ», «король франков». На иллюстрации приведён золотой турский ливр, отчеканенный при Филиппе IV Красивом (современная нумизматическая стоимость – 21 000 евро).

Так что же можно было купить за эти деньги? С учётом, что государственное жалование начинающего адвоката в середине XIV века составляло 2–3 ливра в год, а судьи крупного города 17–20 ливров (прочие заработки юристов составляли благодарности от клиентов). Данные по ценам до «Великого голода» 1318 года и уж тем более до глобальной катастрофы Чёрной Смерти 1348 года, окончательно обрушившей экономику Западной Европы:

– В 1269 году различные боевые лошади, купленные для крестового похода Людовика Святого на ярмарках Шампани и Бри (Бар-сюр-Об, Ланьи, Провен), стоили в среднем 85 турских ливров, но это, вероятно, были очень ценные животные, иногда привозимые из Испании и Апулии.

– Общая стоимость боевого, парадного и упряжного коней для графа Робера II Артуа (того самого, из цикла книг Мориса Дрюона «Проклятые короли») составляла 470 турских ливров. Но Робер был очень богатым человеком и мог позволить себе такие огромные траты.

– За один ливр можно было снять этаж дома в крупном городе на полгода с учётом обслуживания (питание, прачки, место для лошади в конюшне).

– Ежедневное жалование хорошо вооружённому солдату из простолюдинов – полтора-два турских денье (в состоянии войны, в мирное время – меньше).

– Путешествие дормезом (вроде хорошо оборудованного дилижанса с печкой и кроватями) от Парижа до Авиньона – 26 денье. Но это бизнес-классом (из хроник архиепископа Руанского, ездившего так в Авиньон).

– Кувшин красного вина нового урожая в приличном кабаке или на постоялом дворе – половина денье. Если с горячей пищей и ночёвкой – полтора.

– Корзина яблок на рынке – четверть обола. Молочный поросёнок – два-три денье. Дойная корова – больше гро турнуа.

– Стакан чёрного перца горошком – два-три гро турнуа, на юге дешевле, на севере дороже. Специи вообще стоили сумасшедшие деньги, при том, что обычные европейские приправы – мята, чеснок, лук и так далее – были копеечными.

– Перепродажа деревни с домами и жителями другому феодалу – от сотни ливров и выше.

– Купить собственный дом в два этажа (вторичный рынок недвижимости) – 7–10 ливров, если очень хороший и «с нуля» – до 25–30 ливров.

– Построить хороший замок (с полной инфраструктурой) – имеется в виду описанный ранее Шато-Гайар – 45 000 турских ливров, а с учётом инфляции за два столетия получаются все 60 000.

– Государственный бюджет королевства Франция в 1307 году – около 750 000 ливров.

Таким образом, мы видим, что полное снаряжение для рыцаря стоило не просто очень дорого – комплект стоил поистине безумных денег, и английское мародёрство после победы при Креси вполне обосновано: обобрав труп рыцаря, можно было стать весьма обеспеченным человеком, если ещё в качестве трофея доставался обученный боевой конь с богатой сбруей, то сумма увеличивалась в разы.

Тем не менее, очень скоро вся экономическая система средневековой Европы обрушится под неслыханным ударом – до пришествия Чёрной Смерти остался всего один год… Но об этом – в следующей части.

Продолжение следует: Столетняя война: ужас пандемии великой чумы.