Через тридцать лет после смерти министра обороны Венгрии Иштвана Олаха был раскрыт факт добровольной передачи им секретной информации о планах Варшавского договора. Масштабы утечки информации теперь уже невозможно оценить, но раскрытие таких фактов позволяет по-новому взглянуть на поздний этап Холодной войны.
Информация утекает на Запад
Рубеж 70-80-х годов сегодня воспринимается как период, когда Советская армия и весь Варшавский договор пребывали в зените своего военного могущества. Однако за кулисами этой мощи скрывалась серьёзная обеспокоенность командования: США и НАТО оказались слишком хорошо осведомлены о целях и задачах, которые ставились перед органами управления войск Варшавского договора в ходе оперативной подготовки и самого оперативно-стратегического планирования. И всё это несмотря на действительно высокий уровень организации режимно-секретной службы (отметим, что он всё же уступал таковому в вооружённых силах США).
Военная контрразведка искала каналы утечки информации, но, имея дело с сильным противником, не очень в этом преуспела. Поэтому возобладало мнение, что во всём виновата Румыния. Бывший сотрудник ЦРУ Ларри Уотт в своих воспоминаниях цитировал Главнокомандующего Объединенными вооружёнными силами Варшавского договора Маршала Советского Союза Виктора Куликова (правда, без ссылки на первоисточник): «Всё утекает через Румынию». Бухарест уже не сотрудничал с союзниками по Варшавскому договору по линии спецслужб, поэтому здесь не было возможностей провести объективную проверку. Это послужило причиной появления у разведывательных служб Варшавского договора долгосрочной задачи по вскрытию контактов стран НАТО с «Объектом 24», то есть с Румынией. Ни к каким особым результатам эта работа не привела, зато в 1981 году после многолетней работы на США ушёл на Запад начальник 1-го отдела (стратегическое оборонное планирование) Оперативного управления Генерального штаба Народного Войска Польского полковник Рышард Куклинский. В это же время продолжал сотрудничество с ЦРУ советский генерал Дмитрий Поляков из Главного разведывательного управления Генштаба. «Сами его мы не нашли бы», — вспоминал один из участников обсуждения у начальника особого отдела КГБ по Московскому округу ПВО, когда пришла информация об аресте Полякова. Спустя годы стало известно, что Полякова сдал начальник «советского отдела» ЦРУ Олдрич Эймс, работавший на советскую разведку.
Речь идёт о предательстве среди высокопоставленных офицеров стратегического уровня управления, которые часто недосягаемы для военной контрразведки. Казалось бы, куда уж выше, но многие годы спустя оказалось, что утечки информации происходили и на более высоком уровне.
Подготовка к вторжению в Югославию
Существование социалистической Югославии зиждилось на трёх опорах: личности маршала Иосипа Броз Тито, вооружённых силах и коммунистической партии. Однако по мере старения Тито в стране нарастал внутриполитический кризис, и усиливалась роль генералитета в государственном управлении. Весной 1973 года в Пентагоне начали изучать расстановку сил в югославском руководстве, так как Тито уже достиг 81-летнего возраста. В США и НАТО всерьёз опасались, что кризис после смерти Тито может привести к захвату власти просоветски настроенными генералами, гражданской войне и советскому военному вмешательству. Также высказывались опасения, что после смерти Тито новое руководство страны может поддаться советскому давлению и в случае большой войны разрешит войскам Варшавского договора проход через свою территорию к Италии и Греции.
В Белграде более чем серьёзно относились к угрозе советского вмешательства. Основные танковые и механизированные силы югославской армии вплоть до 1988 года были сосредоточены на северо-востоке Хорватии, в Славонии и Воеводине для парирования советской угрозы. Причиной их развёртывания была советская Южная группа войск в Венгрии, постоянно находившаяся в высокой боеготовности в исходных районах к наступлению. Считалось, что советская группировка из района озера Балатон способна за 12 часов достичь югославских границ и нанести удар. По этой причине Южная группа войск, а также венгерская и болгарская армии постоянно находились под пристальным вниманием югославской разведки.
По свидетельству бывшего министра обороны Югославии адмирала Бранко Мамулы, наступательная операция ОВС Варшавского договора в направлении Белграда, ожидалась из Южной Венгрии через регионы Бачка и Срем по обширной Среднедунайской низменности между реками Дунай и Сава, не имеющей естественных препятствий против действий танковых и мотострелковых войск. Для содействия наступлению ожидалась высадка крупного воздушного десанта к северо-западу от Белграда на военном аэродроме Батайница и в непосредственной близости от него в районе Сурчина, где находился командный пункт югославской армии.
Единственное, что могло существенно помочь югославам в обороне, это так называемый «Бастион» — горный регион от устьев рек Врбас и Дрина и до моря. Автором идеи создать здесь регион территориальной обороны был адмирал Мамула. В этом пространстве советские войска теряли свою манёвренность. «Бастион» проходил по удобным для обороны естественным рубежам и охватил внутренние районы Югославии, где во время Второй мировой войны велись успешные партизанские действия.
Последние два года жизни маршала Тито прошли в обстановке военной тревоги. Началось всё с того, что в Белграде была получена разведывательная информация о подготовительных мероприятиях в Южной группе войск по скрытной перегруппировке из СССР шести мотострелковых дивизий. Осенью 1979 года югославское руководство уже было практически уверено, что идёт процесс создания ударных группировок. С его подачи в НАТО рассматривали контрмеры на случай ограниченного вторжения войск Варшавского договора в Югославию (силами до 10 дивизий), а также на случай крупного вторжения с участием 36 дивизий на двух фронтах. Бывший военный атташе СССР в Белграде полковник Аркадий Жук утверждал, что антисоветская пропаганда в Югославии в тот период достигла уровня истерии. В заявлении по случаю смерти маршала Тито 4 мая 1980 года югославская сторона акцентировала внимание на готовности защищать независимость и суверенитет страны, а также особо предупреждала, что любая попытка иностранной агрессии будет отражена. Этот посыл адресовался в первую очередь на Восток.
Оценить весь драматизм сложившейся тогда обстановки помогают воспоминания бывшего командующего воздушно-десантными войсками и заместителя министра обороны СССР генерал-полковника Владислава Ачалова, который в то время командовал 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизией в Литве:
«Однажды раздался звонок от командующего ВДВ. Он распорядился выслать машину на аэродром Кедайняй, встретить там начальника оперативного отдела штаба ВДВ генерал-майора В.Н. Беляева, привезти его в штаб дивизии и там ознакомиться с содержанием документа, который находится в доставленном им пакете. Никого об этом в известность не ставить. Затем пакет снова заклеить, опечатать и хранить в личном сейфе до особого распоряжения. Всё было исполнено. Прибыл начальник оперативного отдела, мы с ним закрылись в кабинете. Предварительно я спросил его о содержимом пакета. Он ответил, что не в курсе дела и посмотрит вместе со мной. Когда я вскрыл пакет и достал оттуда карту, удивлению моему не было предела: на карте была нанесена боевая задача дивизии в южной части Югославии на побережье Адриатического моря. С указанием, куда какой полк десантируется, какие объекты захватываются. У нас в штабе и карт того района не было, более того, на те районы у нас была нацелена 98-я Болградская дивизия. Тем не менее, я всё это дело внимательно изучил, изучил и небольшую пояснительную записку, прочитав несколько раз. После этого Беляев опечатал сургучной печатью и положил пакет в мой сейф, а ключ от него был сдан в секретную часть. По телефону всякие разговоры на эту тему были запрещены, единственно было разрешено доложить командующему. Пакет пролежал в сейфе примерно полгода. Он так и не был востребован. Затем таким же образом был изъят. И сколько бы я потом ни пытался навести какие-то справки, никто мне ничего не сказал. Дмитрий Семёнович Сухоруков с содержанием пакета ознакомился у начальника Генерального штаба маршала Н.В. Огаркова, но смысл этой задачи так и остался для нас тайной».
Привлечение дивизии из Прибалтики к возможным действиям в Южной Европе наглядно демонстрирует значительный масштаб приготовлений, проводившихся в тот момент Советской армией. Описанное Ачаловым позволяет предполагать, что карта-приказ с боевыми задачами 7-й дивизии была частью детального плана операции советских войск на территории Югославии, разработанного в Главном оперативном управлении Генерального штаба ВС СССР. Скорее всего, именно с этим общим планом ознакомился командующий ВДВ генерал Сухоруков в присутствии начальника Генштаба. Кроме Сухорукова должны были ознакомиться с боевыми задачами командующие групп войск, военных округов и общевойсковых объединений, привлекавшихся к участию в операции. Именно так дело обстояло при подготовке к вводу войск в Чехословакию в 1968 году. Тогда начальник Главного оперативного управления Генерального штаба генерал-полковник Михаил Повалий лично исполнил в единственном экземпляре карты-приказы (оперативную часть с приложением пояснительной записки с расчётами) для объединений, которые доводились до сведения их командующих и, опечатанные, закрывались в их личных сейфах до особого распоряжения.
На фоне беспрецедентных мероприятий по обеспечению секретности остаётся открытым один вопрос: как в Белграде узнали о подготовке советских войск к этой операции?
Единственный военный на посту министра обороны Венгрии
15 декабря 1985 года в Будапеште скончался от сердечного приступа министр обороны Венгерской Народной Республики генерал армии Иштван Олах. Хотя этот человек успел побыть генералом армии всего два с половиной месяца, его считали единственным министром обороны социалистической Венгрии, который был профессиональным военным (остальные — партийные работники). Впрочем, это не совсем верно.
Бóльшую часть своей жизни Олах был связан с образованием. Он учился в кальвинистском педагогическом колледже в Дебрецене, после чего стал строить политическую карьеру и уже из партии был направлен в новую венгерскую армию. На этом поприще его основной функцией тоже стала система военного образования.
Особых заслуг перед партией и Варшавским договором Олах не имел и никак не проявил себя во время венгерских событий 1956 года. Если его предшественник на министерском посту генерал армии Лайош Цинеге активно участвовал в подавлении антикоммунистического восстания, за что в 1989 году был лишён воинского звания и наград, то Олаху и предъявить было нечего. В 1956 году был начальником 2-й Военной школы имени Ференца Ракоци в городке Матяшфельд под Будапештом. Прибывшие советские войска потребовали очистить помещение школы, так как планировали там разместиться сами. Олах подчинился требованию и распустил юных курсантов по домам, потребовав от них не вмешиваться в кровавые события.
После подавления восстания полковник Олах попал под следствие. Из армии его не уволили, звание не сняли, а просто выдали партийное взыскание, которое сняли в 1962 году.
С 1966 года Олах руководил всей системой военного образования, а в 1973 году стал начальником Генерального штаба. Стоит отметить, что в венгерской армии были куда более деятельные и верные социалистическому делу генералы, но их искусно оттеснили от «верхних эшелонов». Показателен пример генерал-лейтенанта Михая Тёрёка. Он участвовал в боях с венгерскими повстанцами в 1956 году, командовал венгерской дивизией во время вторжения в Чехословакию в 1968 году, успешно руководил самым крупным оперативным объединением вооружённых сил (5-й общевойсковой армией), но так и не был назначен ни начальником Генштаба, ни министром обороны. Несмотря на советскую протекцию Тёрёку, в Будапеште полагали, что только Олах, отвечавший за военную науку и образование, сможет превратить Венгерскую народную армию в современные вооружённые силы. Основанием для этой уверенности был ряд успешных экспериментов, проведённых в венгерских войсках во время совместных учений.
Начиная с учения «Opal» 1971 года, генерал Олах уделял особое внимание проблематике наведения переправ через Дунай. Эта непростая задача была постоянным элементом всех коалиционных учений Варшавского договора, и Олах имел возможность отличиться. По его инициативе венгерские военные инженеры сосредоточили максимум усилий на решении этой узкоспециализированной задачи, имевшей также большое хозяйственное значение.
22 сентября 1977 года в ходе манёвров «Щит-77» венгерские войска навели железнодорожный мост через Дунай с применением речных барж, специально введённых в штат войсковых частей. Железнодорожные подъезды, ведущие к бывшему мосту из барж, по сей день находятся на берегу Дуная между городами Дунауйварош и Сальксентмартон. Заблаговременное строительство таких подходов и рассредоточение подготовленных военных барж позволяло многократно дублировать речные переправы, что имело большое значение в условиях ядерной войны. За это изобретение были выданы государственные премии, а Венгерская народная армия в Варшавском договоре получила инженерно-переправочную специализацию.
Кроме этого, генерал Олах отвечал за международные отношения с третьими странами, в том числе с соседней Югославией. Венгерско-сербские и венгерско-югославские военные отношения на протяжении XIX и первой половины ХХ века определялись взаимной враждой, противостоянием и войнами. В период советско-югославского конфликта венгерская армия была развёрнута на южной границе в повышенной боеготовности. Неслучайно в 1956 году лидер венгерской антикоммунистической революции Имре Надь пытался скрыться от советских войск в посольстве Югославии.
Нормализация отношений произошла в 1966 году, когда Югославию посетила военная делегация из Венгрии, в которую входил и Олах. В дальнейшем он принимал югославов в ответных визитах и сопровождал их во время посещений венгерских военно-учебных заведений. Здесь Олах познакомился с сербом Бранко Мамулой.
Они оба прилагали большие усилия к поддержанию положительных венгерско-югославских отношений — и, очевидно, эти старания совпадали с тайными политическими установками, полученными от руководства обеих стран. Олах стал начальником Генерального штаба, а Мамула — командующим флотом. В 1979 году Мамула «догнал» Олаха, возглавив югославский Генштаб, а в 1982 году даже «обогнал», став министром обороны на два года раньше своего венгерского коллеги.
Почти через тридцать лет после смерти генерала Олаха адмирал Мамула раскрыл суть своей дружбы с ним:
«У нас был опыт 1968 года, когда Советский Союз вторгся в Чехословакию, и нам потребовалось слишком много времени для развёртывания обороны на случай аналогичного советского вторжения. Мы просто не были готовы в то время. На момент обострения болезни Тито в Венгрии находилось семь советских дивизий. Но наученные опытом 1968 года, мы подготовились к серьёзной обороне. Осенью 1980 года нас посетил начальник Генерального штаба Венгрии генерал Иштван Олах. Он сказал мне, что в то время войска Варшавского договора могли атаковать нас из Венгрии. Венгерская армия тоже выполнит свои союзные обязательства по Варшавскому договору, которые ни он, ни венгерское руководство не смогут отменить. Но он заверил меня, что он, Иштван Олах, найдёт способ вовремя проинформировать меня обо всём. Он был отличным человеком и офицером. Я не стал распространяться об этом разговоре, потому что нас уже «пробили», словно решето, а я не хотел неприятностей для искреннего друга».
Так посмертно раскрылась работа венгерского министра обороны Иштвана Олаха против Варшавского договора. Учитывая тесное взаимодействие югославского Генштаба со штабами НАТО на Южно-Европейском ТВД, мы можем быть уверены в том, что секреты Варшавского договора от Олаха попали через Белград на Запад. Не зря в тот период США вдруг пересмотрели свои запреты и согласились продать Югославии истребители F-5 и противотанковые ракеты TOW, если она проявит к ним интерес. А нам, глядя на эту историю, вспоминается маршал Куликов, подозревавший Румынию в утечке информации и высоко оценивавший венгерские разработки мостов через Дунай.