Успешно высадившись на берегах столичной провинции Китая и заняв мощные форты Дагу, англо-французская армия 9 сентября 1860 года выступила в поход на Пекин. Набранные в Тяньцзине гужевые повозки, их возницы и погонщики при первой возможности разбежались, и союзному командованию пришлось организовывать движение обоза на захваченных джонках по Императорскому каналу. Войска же шли по грунтовой дороге вдоль правого берега канала. В течение похода европейцы не прекращали переговоров с китайскими представителями – до тех пор, пока утром 18 сентября, находясь в одном дневном переходе от Пекина, их передовые части не обнаружили развёрнутые в поле войска империи Цин.
«Коровьи рога» против европейских боевых порядков
Европейцы решили, что вероломные китайцы хотят их неожиданно атаковать, хотя командовавший «восьмизнамёнными» войсками монгольский князь Цэнгэринчи лишь пытался без боя остановить движение врага на время переговоров. Свои силы (от 20 000 до 30 000 человек, преимущественно маньчжуро-монгольской кавалерии) он расположил подковой, вытянутой почти на пять километров на подступах к городку Тунчжоу у деревни Чжанцзявань. По фронту развернулись семь китайских батарей на 84 орудия, ещё одна 18-орудийная батарея располагалась на возвышенности позади строя кавалерии. Пехота играл вспомогательную роль, занимая деревни.
По сути, Цэнгэринчи следовал традиционному для маньчжуров построению войск, которое ещё в 1853 году описал российский дипломат и разведчик Егор Ковалевский:
«Любимый способ построения войск и атаки известен под именем коровьих рогов. Китайские полководцы стараются обойти неприятеля с двух флангов и занять все окрестные высоты, на которых устраивают батареи; но при этом принимают столько разных предосторожностей, что разве какой-нибудь татарин-неприятель не заметит их намерений…»
Окрестные поля были покрыты зарослями сорго (гаоляна) высотой в человеческий рост, что затрудняло обзор будущего поля боя. Кроме того, Цэнгэринчи не ожидал, что европейцы сразу ринутся в наступление, пока их посланники ведут переговоры в тылу китайских войск. По этим двум причинам развёртывание походных колонн союзников в боевые порядки происходило беспрепятственно. 18 сентября 1860 года к 10 часам утра союзная армия построилась для боя: англичане занимали левый фланг, французы – правый. Фланги европейской армии прикрывала кавалерия – английские драгуны, сикхи и французские спаги. Под прикрытием стрелковых цепей на удобные высотки и позиции выдвинули артиллерийские батареи.
Видя приближение развёрнутой вражеской армии, Цэнгэринчи приказал арестовать европейских переговорщиков и бросил в атаку часть своей кавалерии. Англичане отбили атаку маньчжурской конницы на фланге и сами перешли в наступление, одновременно с этим китайские позиции атаковали французы. Маньчжурские войска имели в лучшем случае лишь двойное превосходство в численности, а их средневековое вооружение и тактика не позволяли выдержать огонь и отражать атаки лучших европейских армий. Стрельба полевой артиллерии китайцев оказалась совсем неэффективной, в то время как европейские орудия (в особенности нарезные) громили китайский строй.
В течение нескольких часов союзники выбили «восьмизнамённые» войска с их позиций, захватили китайские батареи и вынудили врага поспешно отступать к переправе через Императорский канал. Здесь китайцы ещё раз попытались сдержать европейское наступление, но были опрокинуты совместной атакой англичан и французов. Части маньчжуро-монгольской кавалерии удалось обойти войска наступавших и атаковать их обоз, но союзный арьергард отбил нападение огнём винтовок.
К двум часам дня сражение у Чжанцзяваня было окончено, китайские войска без боя оставили Тунчжоу. Союзники, потеряв несколько десятков человек, захватили 80 китайских пушек, убили и ранили до 1500 цинских солдат. Деревню Чжанцзявань европейцы предали огню и разграблению – за то, что местные жители якобы отказались доставить им требуемое количество припасов.
Но войска империи Цин не были окончательно сломлены. У Чжанцзяваня потери понесла, в основном, пехота, а конница сохранила свою мощь – Цэнгэринчи так и не бросил в бой её главные силы. Однако непосредственно под стенами Пекина «знамённый» монгол уже не мог уклоняться от боя. Решающего сражения искали и европейцы.
Битва на мосту с мраморными львами
Уже 21 сентября 1860 года, на третий день после боя у Чжанцзяваня, началась битва за Пекин. Противники сошлись у деревни Балицяо, рядом с которой располагался одноименный каменный мост через Императорский канал – один из нескольких старинных мостов в окрестностях Пекина, украшенных мраморными фигурами львов.
По европейским, сильно завышенным оценкам у Цэнгэринчи было около 50–60 000 войска, в том числе до 30 000 конницы. Маньчжурская кавалерия вновь выстроила «коровьи рога» длиной до пяти километров по фронту. В промежутках между конными полками располагалась артиллерия и пехота (кроме того, пехотные части находились и позади кавалерии).
Союзники начали сражение в 6 часов утра: французы повели наступление к мосту Балицяо, а англичане – несколько левее к небольшому пешеходному мосту через канал у деревни Бусыцяо. Генерал Джеймс Грант планировал решительной атакой в направлении мостов заставить китайские войска отступить туда и, пользуясь скученностью вражеских войск, нанести им большие потери огнём и наголову разгромить.
Техническое и тактическое превосходство позволило союзникам полностью реализовать этот план. Решительная атака массы маньчжурской конницы в плотном строю была отражена огнём винтовок и артиллерии. Маньчжурам удалось обойти фланги французских частей, в ряде случаев европейской пехоте пришлось строиться в каре, а выехавшего на рекогносцировку генерала Гранта в зарослях гаоляна едва не захватили в плен маньчжурские всадники. Но во всех случаях европейские артиллеристы и пехотинцы хладнокровно встретили атаки тысяч конных латников убийственным огнём, не дав им шанса приблизиться к себе. Понёсшую большие потери маньчжурскую конницу преследовали драгуны, сикхи и огонь нарезных пушек.
Отразив кавалерийскую атаку, англичане и французы сами атаковали позиции китайской пехоты. Полевая артиллерия империи Цин опять не смогла причинить наступавшим заметных потерь. Местами переходя к рукопашному бою, войска союзников отбросили китайскую пехоту к мосту Балицяо. Здесь Цэнгэринчи лично остановил отступавших и организовал упорную оборону, используя сохранившиеся пушки. Союзники подтянули свои пушки, и некоторое время шла упорная артиллерийская борьба, в которой техническое превосходство европейцев вновь обеспечило им победу. И всё же, как отмечают русские военные специалисты тех лет подполковник Бутаков и капитан Тизенгаузен, «китайские начальники в течение всего боя показывали своим подчинённым пример храбрости, появляясь на мосту среди сильного перекрёстного огня, опустошавшего ряды защитников и перебившего почти всю прислугу при орудиях».
После огневой подготовки французская пехота штыковой атакой заняла баррикаду на мосту Балицяо, созданную китайскими солдатами из разбитых орудий, после чего перешла на другой берег канала, преследуя отступающие части противника. Одновременно англичане вышли к деревянному мосту через канал, не решаясь переходить по нему на другой берег. Таким образом, оба моста оказались в руках европейцев. Потерявшие путь к отступлению цинские солдаты несли большие потери, пытаясь переправляться через канал под огнём неприятеля. Бутаков и Тизенгаузен так резюмируют исход битвы за столицу Китая:
«После полудня 21 сентября сражение у Балицяо было окончательно выиграно, непобедимой маньчжурской коннице был нанесён жестокий удар, и дорога на Пекин была открыта союзникам… Китайцы потеряли в сражении приблизительно до 3000 человек, тогда как потери союзников были в сравнении ничтожны: французы – 3 человека убитых и 17 раненых, англичане – 2 убитых и 29 раненых. Такая значительная разница в потерях произошла вследствие того, что сражение у Балицяо представляло собой бой иррегулярной кавалерии с пехотой и артиллерией, в котором кавалерия, не успевшая уничтожить неприятеля, терпит значительный урон от ближнего огня, в свою очередь не нанося никакого вреда пехоте. Китайская артиллерия нисколько не поддержала своей конницы, так как ни один снаряд не попал в войска союзников. 27 бронзовых орудий было оставлено на поле сражения вместе с массой ручного оружия, брошенного китайцами во время бегства».
После сражения у моста Балицяо англо-французские авангарды оказались в половине дневного перехода к востоку от стен Пекина. Император Сяньфэн эвакуировался на северо-запад в старую маньчжурскую ставку Жэхэ, предварительно повелев считать своё бегство «непосредственным участием императора в военном походе». Глава Военной палаты «Бин-бу» (европейцы называли его на свой манер – военным министром) генерал Му был отстранён от должности не столько за военное поражение, сколько за провал мирных переговоров с европейцами.
Походные чайники «принца» Гуна
В этих условиях фактическим правителем империи Цин оказался младший брат императора «принц» Гун (И Синь, Исинь). В сложной системе чинов высшей маньчжурской аристократии он занимал её высшую ступень, сразу после императора – его титул звучал как «Хошо Циньван», то есть, князь императорской крови первой степени родства. Англо-французы именовали его на европейский лад – «принц Гун».
Гуну, в соответствии с его высоким званием, полагался целый набор особых отличий – пурпурный шарик и трёхочковое павлинье перо на головной убор, пурпурные поводья и кисти на конской сбруе, особые походные чайники и прочее. Именно «принц» Гун во время Северного похода тайпинов был военным комендантом Пекина. Но защитить столицу империи от англо-французских войск особые походные чайники не помогли…
Уже на следующий день после сражения у Балицяо союзники получили послание из Пекина, в котором «принц» Гун сообщал об увольнении военного министра и своём назначении главным переговорщиком. Маньчжурский князь просил европейцев прекратить военные действия.
В течение двух недель европейцы оставались у Тунчжоу, но лишь для того, чтобы привести в порядок обозы и дождаться подкреплений – в двух прошедших сражениях войска почти расстреляли патроны и снаряды. К началу октября 1860 года англо-французская экспедиционная армия насчитывала 8000 штыков и сабель, обеспеченных всем необходимым.
5 октября в 6 часов утра интервенты двинулись к Пекину – шли сосредоточенно, опасаясь удара маньчжурской кавалерии. Ранним утром следующего дня вооружённые европейцы впервые в мировой истории достигли северо-восточного угла крепостной стены Пекина.
План города представлял собой вытянутый с юга на север четырёхугольник: южная часть – китайская часть, северная – маньчжурский «Нэй-чэн» (внутренний город), включавший в себя «запретный город» (дворцовый комплекс императора). Пекин окружали широкий ров и крепостная стена до 14 метров высотой, причём высота стен маньчжурского города превышала высоту стен китайского на 3 метра. Общая длина наружной крепостной стены составляла около 30 километров.
Сложенные из кирпича стены внутри были заполнены хорошо утрамбованной землёй и камнями. Наверху стены находились зубцы трёхметровой ширины, между которыми могли устанавливаться орудия. В зубцах были проделаны четырёхугольные бойницы для гингальсов. По оценкам европейских офицеров, зубцы могли быть легко уничтожены артиллерией, но пробитие в стене бреши являлось делом трудным и требовало большого расхода снарядов.
Через каждые 300 шагов из ограды выступали четырёхугольные полубашни. Тринадцать наружных городских ворот с поля прикрывали полукруглые равелины – их стены были аналогичной конструкции, но менее широкие, чем городские. Ворота в равелин находились сбоку слева, вследствие чего штурмующие не могли бы прикрываться щитами от огня и стрел с городской стены, а заняв ворота равелина, не могли бы разрушить главные ворота.
В передней части равелина находилась четырёхугольная башня, возвышавшаяся над стенами на 15 метров. Башня имела четыре этажа – каждый с 20 амбразурами, по 12 на фронте и по 4 на каждом фланге (то есть, башня могла вместить до 80 орудий). На четырёх углах городской стены Пекина также находились аналогичные башни. Стены и все фортификационные постройки китайской столицы были сложены из серого необожжённого кирпича высокой твёрдости.
Амбразуры башен, расположенных у ворот и на углах городской ограды, закрывались деревянными щитами, на которых были нарисованы дула орудий, так как сами башни в то время оставались практически невооружёнными и служили казармами для солдат. На самом же деле, пушек на стенах Пекина имелось весьма немного.
Основная масса китайских войск занимала северо-западную часть города, прикрывая дорогу на Жэхэ, куда «ушёл в поход» император, а также летний императорский дворец Юаньминъюань, находившийся в десятке километров от Пекина. Союзники решили, не увязая в огромном городе, двинуться к этому летнему дворцу. Передовые части французов достигли его поздним вечером 6 октября.
Грабёж императорских сокровищ
Огромный дворцово-парковый комплекс был оставлен цинскими войсками, и лишь во внутреннем дворе французские разведчики вступили в схватку с несколькими десятками маньчжурских гвардейцев. Вооружённые мечами и луками маньчжуры ранили французского офицера, но были расстреляны из европейских ружей.
Дворец Юаньминъюань был настоящей сокровищницей, в которой маньчжурские богдыханы собрали ценности и произведения искусства всех императорских династий Китая. Союзники тут же сочли дворец своим военным трофеем и начали его грабёж. Поначалу экспроприацию проводили централизованно, чтобы разделить ценности поровну между Англией и Францией, но потом, не удержавшись, европейские солдаты и офицеры бросились грабить «самостоятельно». Объём и стоимость похищенных ценностей не поддаются учёту. Например, были похищены ожерелья с самыми большими в мире жемчужинами, а одному из британских солдат посчастливилось положить в походный ранец миниатюрную статуэтку Будды. Эту скульптуру, являющуюся одной из древнейших на планете, в Лондоне оценили в фантастическую по тем временам сумму – свыше тысячи фунтов стерлингов.
Неудивительно, что на следующий день после прихода захватчиков в великолепном Юаньминъюане начались пожары.
Принц Гун вернул союзникам их парламентёров, которых арестовал Цэнгэринчи, когда европейцы начали атаку у Чжанцзяваня. Правда, живыми выпустили лишь половину из них – остальных успели убить, посчитав европейское наступление вероломным нарушением мирных переговоров.
Европейцы потребовали у принца Гуна до полудня 13 октября передать им ворота Аньтин (Аньдинмынь) в северной стене Пекина. Чтобы быть более убедительными, союзники начали установку батареи осадных и нарезных орудий в 750 шагах от ворот. «Китайские солдаты смотрели с любопытством со своих стен на постройку батарей и вовсе не препятствовали производству работ», – пишут Бутаков и Тизенгаузен. Вскоре осадная батарея была готова к бою, и лишь за несколько минут до истечения срока ультиматума маньчжурские власти открыли ворота для европейских солдат.
Принц Гун не решался начать переговоры, опасаясь за свою личную безопасность после убийства европейских парламентёров. Интервенты же опасались зимовать в районе Пекина – до них доходили слухи о большой армии, собираемой к западу от китайской столицы. Чтобы поторопить маньчжурского принца, европейцы окончательно сожгли и разрушили дворцовый комплекс Юаньминъюань и пригрозили сжечь императорский дворец в самом городе. Глава британской дипломатической миссии лорд Элджин даже пригрозил свергнуть династию Цин и заменить её «царём небесным» тайпинов.
Российский посланник генерал-майор Николай Игнатьев, находившийся в Пекине и пользовавшийся всеми выгодами нейтралитета, гарантировал личную безопасность принца Гуна, и тот 24 и 25 октября, наконец, подписал мирные договоры с Англией и Францией. Недоверие к китайцам было столь велико, что европейские посланники явились в Пекин на церемонию заключения мира в сопровождении 500 солдат каждый. В случае сигнала тревоги – трёх выстрелов – европейские части должны были войти в город на выручку дипломатам.
Цинский Китай удовлетворил все экономические требования Англии и Франции, открыв свои порты и внутренние провинции для их коммерсантов. Британия получила дополнительную территорию в районе Гонконга. Контрибуция, которую Китай обязался выплатить интервентам, увеличилась почти втрое по сравнению с соглашением 1858 года и составила 618 тонн серебра. Французский переводчик священник Делямар от себя добавил в текст договора пункт, разрешавший христианским миссионерам покупать землю и возводить храмы во всех провинциях Китая – принц Гун «подмахнул» и это требование.
9 ноября 1860 года последние части интервентов покинули окрестности Пекина. До выплаты контрибуции в Тяньцзине и Дагу оставались европейские гарнизоны, остальные же войска союзников морем вернулись в Шанхай и Гонконг.
Третья «опиумная» война завершилась. Но Китаю это не принесло мира – по всей стране полыхали крестьянские бунты, а в долине Янцзы продолжалась многолетняя война с тайпинами.
Продолжение следует: