Кровавая осада Льежа. Ещё более печально в августе 1914 года сложилась судьба культурного центра Бельгии — Лёвена.
Немцы уже с начала вторжения в пределы Бельгии пренебрегали издревле сложившимися обычаями войны и положениями международного права. 4 августа они испепелили бельгийскую деревню Баттис. Тогда же в городке Версаж были расстреляны шестеро мирных жителей. Действия такого рода мотивировались ведением партизанской войны против германских войск. «Наши противники могут только себя винить, если война будет вестись с неумолимой строгостью» — заявлялось германской стороной.
Дальше – больше: в течение первых трёх недель августа немцы провели массовые расстрелы жителей городов Анденн, Тамин и Динан. В Анденне немцы расстреляли 211 человек, в Тамине – 384, а в Динане – 612. В Тамине немцы открыли огонь по людям на центральной площади города, и тех, кто не погиб от пули, добили штыками. Среди погибших было много детей и женщин. Подчеркнём, что в 1914 году в Бельгии мирных жителей расстреливали не особые команды, а обычные солдаты из немецких полевых армий. В Анденне расправу над жителями учинили бывшие резервисты.
В конце августа немцы устроили настоящий погром в Лёвене – «бельгийском Оксфорде», культурном центре страны. Как это часто бывает, насилие породила паника. В ночь на 25 августа в уже занятый немцами город вошли их отступающие части. Поднялась дикая стрельба, раздались крики: «Англичане здесь!». Офицеры тщетно пытались успокоить войска. Две вооружённых толпы солдат одной армии встретились в районе железнодорожного вокзала, как кроки пожара.
Объяснение случившимся беспорядкам было найдено быстро: германские солдаты приняли раздавшуюся стрельбу за огонь снайперов из числа якобы находившихся в городе франтиреров. Тут же отыскались и более удобные мишени: началась пальба по окнам подозрительных зданий. За ним последовал погром. Солдаты германского ландвера обыскивали мирных жителей Лёвена. Любого, у кого обнаруживался хотя бы нож с лезвием длиннее, нежели у перочинного, ждал почти неминуемый расстрел… Немцы не гнушались и убийств мирных горожан штыками. Позднее, в январе 1915 года, погребённые тела жертв эксгумировались, как прямые улики чинимых в Лёвене бесчинств и пыток. Конечно же, тогда их никто не хоронил – трупы сбрасывались в сточные канавы и строительные траншеи.
С рассветом следующего дня погром продолжился. Порядка 1500 жителей Лёвена оказались рабами и были насильно вывезены в Германию в вагонах для перевозки скота. Среди них насчитывалось более сотни женщин и детей. Наряду с ними везли заложников, прикованных за руки цепями к потолкам вагонов. Их ожидала тягостная лагерная жизнь в Мюнстере до января 1915 года. Одна из них вспоминала позднее:
«В среду, 26 августа, жители нашей улицы были жестоко изгнаны
из своих домов. Меня разлучили с мужем и пригнали на станцию. Там было собрано большое количество женщин, среди них мать с тремя маленькими детьми. Нас вынудили забраться в скотный вагон и объявили, что везут в Аахен. По прибытии туда нам не позволили выйти наружу. Местные жители вели себя очень враждебно, они оскорбляли нас. Солдаты стреляли в воздух, словно празднуя наш захват. Затем на перевезли в Кёльн, где вновь не выпускали из вагонов. За прошедшие 60 часов немцы передали нам лишь немного ржаного хлеба и воды. Мы просили молока для матери с годовалым ребёнком, но посреднику из Красного Креста ответили: военнопленным не положено молока…
В Мюнстере нас оставили в сарае, где нам приходилось спать на сырой соломе. Дети заболели; пожилые люди падали с ног от истощения. Одна старуха утратила рассудок – ночью она полезла через спящих, твердя, что ищет свой дом…».
Сам город Лёвен, по воспоминаниям очевидца, к 11 часам утра 27 августа был мёртв. Его оглашали уже не выстрелы, а треск пламени в гигантских кострах на улицах. В довершение всего, немцы вознамерились сровнять Лёвен с землей. Германская артиллерия открыла огонь по городской застройке. Правда, на неё успели упасть только 10 снарядов – основные разрушения вызвал пожар.
За три дня немцы расстреляли 248 ни в чём не повинных людей, разрушили 1120 зданий и сожгли на кострах примерно 230 000 книг из уникальной университетской библиотеки. В свете этих фактов большие сомнения вызывает замечание германского офицера Эрнста Юнгера о том, что бельгийцы относились к германским солдатам у них на постое с большим радушием.
Бесчинства немцев в Лёвене вызвали новую волну возмущения в европейских странах и США. В появившихся публикациях отмечалось, что немцы на этот раз подняли руку не только на мирных жителей, но и на культурные ценности. Британские газеты в те дни выходили под заголовками: «Полное уничтожение Лёвена», «Ужасные примеры варварства», и т.д.
В Германии реакция на произошедшие в Лёвене события была противоположной. Немецкие интеллектуалы в угаре патриотических чувств обвинили в развязывании войны русских варваров, английских обывателей и французских декадентов, поставивших себе целью уничтожить великую немецкую цивилизацию. Видные учёные, в том числе Макс Планк и Вильгельм Рентген, высказались категорически против сбора пожертвований. Было подписано совместное заявление, оправдывающее действия немецких солдат. Зачинщиками беспорядков были объявлены бельгийские франтиреры, и если бы не доблестные немецкие воины, немецкая культура была бы давно уничтожена. Ответом этой позиции стали многочисленные гневные отповеди представителей британских и французских академий с призывами не восхвалять бесчинства германских войск, а вместе работать во имя примирения народов Европы.
Следует упомянуть, что германские зверства Бельгией не ограничивались. Известен ряд примеров жестокого обращения с русскими туристами, заставшими начало Первой мировой войны на территории неприятельских держав. Оказавшийся в те дни в Берлине князь Ф. Ф. Юсупов вспоминал:
«На другой день рано утром мы поехали в русское посольство, а оттуда на вокзал к копенгагенскому поезду. Никакого сопровождения, как полагалось бы иностранной миссии. Мы отданы были на милость разъярённым толпам. Всю дорогу они швыряли в нас камни. Уцелели мы чудом. Среди нас были женщины и дети, семьи дипломатов. Кому-то из русских палкой разбили голову, кого-то избили до крови. С людей срывали шляпы, иным в клочья изорвали одежду». Впрочем, и русское командование порой шло на весьма суровые меры. Командующий 1-й армией генерал-адъютант П. К. фон Ренненкампф в одном из приказов был категоричен: «…Когда жители при вступлении наших войск в город открыли по ним стрельбу, принять к руководству, чтобы в подобных случаях такие города сжигались и уничтожались совершенно». Он подчёркивал, что жителей следует предупредить о том и дать им возможность покинуть город. Но возвращаться уже было бы некуда… Впрочем, примеры выполнения этого приказа истории неизвестны.
Спасение бельгийской культуры во многом легло на плечи беженцев, около сотни тысяч которых в 1914 году эмигрировали в Британию и вывезли туда огромное количество произведений искусства. Их стараниями в Национальном музее Уэльса была создана и до конца войны функционировала экспозиция, прозванная «малой Бельгией». На просторах же материковой Европы солдаты Британского экспедиционного корпуса плечом к плечу с бельгийскими соратниками сражались за право бельгийского народа на самостоятельное существование и его многовековую культуру.