Василий Кандинский и Габриэль Мюнтер: история 12-летней любви в картинах и фотографиях

Ее собственный талант раскрылся, не оставшись в тени блистательного соратника. И даже утратив творческую искру на долгие 10 лет после ухода учителя, кумира, несостоявшегося мужа, Габриэль Мюнтер с риском для жизни спасла внушительную часть его творческого наследия.

Импозантный и безукоризненно одетый, в пенсне, высоко державший голову и имевший вид авторитетного человека — таким Кандинский переступил порог школы живописи Антона Ашбе, оставив позади карьеру юриста. Ему было 30 лет. После двух лет, проведенных в школе Ашбе — увы, без особых успехов — Кандинский со второй попытки поступил в Мюнхенскую академию художеств, где его учителем стал Франц фон Штук, «первый рисовальщик Германии». В то время Василий практически не пользовался кистями, предпочитая им мастихин и осваивая яркие краски — а Штук заставил его рисовать только в черно-белой гамме. Кандинский осваивал рисунок, жадно впитывал новые впечатления, путешествовал. Франция, Италия, Северная Африка… Часы, проведенные им в изучении юриспруденции, «бледнели при первом соприкосновении с искусством, которое только одно выводило … за пределы времени и пространства».

«Вплоть до тридцатого года своей жизни я мечтал стать живописцем, потому что любил живопись больше всего, и бороться с этим стремлением было нелегко… В возрасте тридцати лет мне явилась мысль — теперь или никогда».
Василий Кандинский

«Фаланга». Первая встреча

В мае 1901 года Кандинский вместе с Рольфом Ницки, Вальдемаром Хеккелем и Вильгельмом Хюсгеном создали художественно-творческое объединение «Фаланга», призванное объединить художников, ищущих новые пути в искусстве. Одновременно открывается школа, в которой преподавали многие участники «Фаланги». Именно в эту школу и поступила Габриэль Мюнтер, желая получить художественное образование, которое в начале ХХ века было практически недоступно женщинам. В «Фалангу» женщин принимали, и она записалась на два класса — скульптурный к Вильгельму Хюсгену, и живописный — к Василию Кандинскому. Что было для него важнее — женские чары или же талант, пытливый острый ум?

«Для меня было совершенно новым художественным впечатлением то, как Кандинский, принципиально иначе, чем все другие преподаватели, все подробно и основательно объяснял и воспринимал меня как сознательно устремленного к своим целям человека, способного ставить перед собой собственные задачи».

Габриэль Мюнтер

«Тебя ничему нельзя научить. У тебя все от природы. Единственное, что я могу для тебя сделать, это оберегать и пестовать твой дар, чтобы к нему не пристало ничего неверного».

Василий Кандинский

Летом ученики выезжали на пленэр в уединенные живописные местечки провинциальной Германии. В 1902 году выбор Кандинского пал на небольшой баварский городок Кохель. Лесистые холмы и зеленые луга, горы и тенистые тропинки, мерцающая гладь Кохельского озера — эта живописная местность как нельзя более подходила для этюдов… и прогулок на велосипедах.

Большой поклонник двухколесного «коня», дающего свободу перемещения по округе между учениками, работающими на пленэре, Кандинский был только рад кампании, которую составила ему ученица Габриэль Мюнтер, выпускница дюссельдорфской частной художественной школы, недавно вернувшаяся после двух лет путешествий по Соединенным Штатам. Стройная и миловидная, уверенная в себе — но не до полного погружения в идеи феминизма, — Мюнтер еще и разбиралась в последних тенденциях живописи и искусства. Вскоре она стала для Кандинского не только прекрасным остроумным собеседником, но и любимой ученицей. И несколько позже — возлюбленной.

Вот только учитель был женат. Первой супругой Кандинского стала его кузина, которую он знал с самого детства. Анна Чемякина относительно спокойно приняла решение своего мужа променять карьеру адвоката на стремление изучать живопись: семейная жизнь их была обеспечена, а увлечение мужа рисованием вполне могло угаснуть. К моменту встречи Кандинского и Мюнтер их браку с Анной исполнилось десять лет. Жена пожелала приехать к мужу в Кохель, и Кандинский упросил Мюнтер уехать. И она уехала. Но смирилась ли?

Между Кандинским и «дорогой Эллой» завязалась переписка. «Время все расставит по своим местам, — писал Кандинский. — Подожди…» Прошло совсем немного времени, и художники встретились летом 1903 года на этюдах в городке Кальмюнц. Дружбы не вышло: страсть захватила обоих. Любовный треугольник стал явным, и Габриэль настояла на том, чтобы Василий сообщил Анне о разрыве. Скандала не вышло: жена восприняла новость относительно спокойно.

Поглощенные друг другом, Василий и Габриэль обручились и отправились путешествовать. Это был новый импульс не только для их отношений, но и для творческих опытов.

Они побывали в Италии и Голландии, Франции и Тунисе, сводили знакомство со многими знаменитостями из мира искусства. Страны и люди проносились мимо, словно картинки «волшебного фонаря»… Однако Мюнтер в своих воспоминаниях позже писала: «Жизнь была слишком нестабильной, чтобы чувствовать удовлетворение».

Кандинский время от времени встречался с Анной в Мюнхене и требовал, чтобы на это время Габриэль оставляла свою студию в Швабинге и уезжала из города. Мюнтер отправлялась в Бонн или Берлин, где жили ее брат и сестра. Визиты эти были затяжными и безрадостными — Кандинский не спешил оформлять законные отношения с Габриэль, что для чопорных немцев было неслыханным вызовом общественному мнению. Семья пыталась отговорить Габриэль от продолжения отношений с художником, та сопротивлялась… Несколько лет Кандинский разрывался между Анной и Габриэль; в Германии он и Элла по-прежнему жили врозь, обретая свободу и счастье только в путешествиях за границу.

Швейцарский тур пешком и на велосипедах, потом Брюссель, Милан… Зиму 1906 года они провели на итальянском курорте Раппало, а весной прибыли в Париж. Часто в гостиницах им отказывали предоставлять общий номер — это нервировало обоих, Габриэль чувствовала себя униженной

Париж

Мюнтер Париж увлек и захватил: она сняла жилье в пригороде, оплатив его на год вперед и начала активно работать, одновременно помогая Кандинскому в подготовке персональной выставки. Новый дом, новая жизнь… Но на сердце у обоих было неспокойно. Кандинский чувствовал, что парижская атмосфера, в которой царил дух импрессионизма, чужда его мыслям и устремлениям. Он решил уехать, звал с собой Эллу и был ужасно огорчен ее отказом. Мюнтер же предпочла переехать непосредственно в Париж. Там она стала посещать курсы рисования Теофила Штайнлена, несколько позже увлеклась линогравюрой. Здесь начал рождаться ее фирменный «контурный» стиль.

Габриэль была очень одаренным художником-графиком, способным перевести свои визуальные идеи в четкую линию. Ее способность воспринимать мир в простых, контурных структурах весьма гармонировал с революционными инновациями современного искусства в начале ХХ века, сделал Мюнтер одним из выдающихся художников классического модернизма. Ее пейзажи, наполненные тонким колористическим рисунком, были написаны раньше, нежели знаменитые виды Мурнау, созданные Кандинским. При всей любви и уважении к Кандинскому, в своем творчестве Габриэле шла собственным путем. А ее учитель кое-чему учился у своей замечательной ученицы.

«Когда я начинаю рисовать, это напоминает внезапный прыжок в глубокие воды, и я никогда не знаю заранее, смогу ли плавать. И это именно Кандинский научил меня технике плавания. Я имею в виду, что он научил меня работать достаточно быстро и уверенно, чтобы достичь такой стремительной и спонтанной фиксации моментов жизни».

Из дневников Габриэль Мюнтер

Мурнау

После очередного продолжительного турне по Европе Кандинский и Мюнтер в 1908 году вернулись в Мюнхен. Здесь они сняли квартиру в богемном районе Швабинг. А летом вместе с художниками Марианной Веревкиной и Алексеем Явленским побывали в Мурнау — городке, расположенном в 50 километрах от Мюнхена, в предгорьях Альп — и влюбились в местные пейзажи. Для Кандинского это был период начала расцвета абстракционизма, новых теорий в искусстве. Он сотоварищи организовал «Новое художественное объединение, Мюнхен» (Neuen Künstlervereinigung München), куда вошли Мюнтер, Веревкина, Явленский, художники Адольф Эрбслё, Александр Канольдт, Пауль Баум, Моисей Коган, Владимир Бехтеев, историки искусства Генрих Шнабель и Оскар Витгенштейн. Вот это было «его», это был прорыв, общество единомышленников. Кандинский активно и плодотворно работал, занимался организационной и выставочной деятельностью. Несмотря на то, что развод он так и не оформил, творческие достижения обоих художников вдохнули новую жизнь в их семейный союз. Габриэль чувствовала, что ее используют, томилась своим положением непризнанной жены, но особого выхода не видела — она все еще находилась под влиянием очарования Кандинского, его кипучего таланта, новых идей.

В августе 1909 года Гариэль купила в Мурнау небольшой дом. С одной стороны — убежище, в котором можно было не думать об очередном визите к брату. С другой — еще одна попытка побудить Кандинского официально устроить их совместную жизнь. Представьте, вплоть до 1969 года даже замужняя женщина в Германии не считалась дееспособной, и до 1977 года немецким фрау требовалось разрешение мужа для того, чтобы устроиться на работу. Вообразите теперь тот уровень гнетущего осуждения, который испытывала Мюнтер, открыто живущая с Кандинским!

Она не могла не думать о сложившейся ситуации даже будучи увлеченной креативным обустройством совместного быта. Превращая пространство дома в свое собственное, пара набросилась на мебель и стены с кистями и красками, разрисовывая их — оба увлеклись «народными мотивами».

«К. разрисовал мой шкаф особым образом — мило и забавно. Через среднее отделение проносится синий всадник, а за ним — темная всадница. Он повернулся и машет ей рукой, а она скачет изо всех сил: иногда эта шутка раздражала меня, потому что была абсолютной неправдой — он ни разу не обернулся и никогда так и не сказал «пойдем со мной».

Габриэль носила национальный баварский костюм-дриндле, а Кандинский щеголял в кожаных штанах до колен и гетрах.

К дому прилагался сад, Кандинский и Мюнтер пололи сорняки и копали грядки, сажали овощи и лакомились ягодами, выращенными собственными руками.

Кандинский писал в дневнике: «…Сегодня в четыре приехал с большим количеством багажа. Было очень жарко. Сразу пошёл в сад и съел несколько клубничин. Потом выпил чаю. […] Потом снова в сад. Вот как там обстоят дела. Не украдено ни одной ягоды (т.е. ни одной смородины и пр.) Клубничные кусты будто обрызганы большими каплями крови… Крыжовник слабый — маленький и совсем мало. Смородины много и хорошей. Малина только появляется, но ее не так мало, как мы думали: несколько фунтов выйдет точно. Картошка хорошая и большая (20−25 см). Огурцы — третий лист, здоровые… Полил сад…» (30.06.1911)

Мюнтер-художница влюбилась в подстекольную роспись и стала брать уроки у местного мастера Генриха Рамбольда. Вслед за ней этой техникой увлекся и Кандинский, и их общие друзья — Франц Марк и Август Маке.

«…Мысль о беспредметном искусстве витала в воздухе и была отражена в творчестве Василия Кандинского. Однажды вечером в сумерках он увидел потрясающее полотно, прислоненное к стене мастерской. Художник был поражен сочетанием красок и с удивлением понял, что это его работа, стоящая в перевернутом виде. В тот момент его осенило — важно не то, что изображено на картине, а то какие мысли и эмоции она вызывает у зрителя…»

Именно в Мурнау Кандинский и его друзья-художники прошли путь от экспрессионизма к абстрактной живописи. Год от года художник все дальше уходил от реальной картины мира, превращая ее в яркие цветовые пятна и линии. И Габриэль от него не отставала, совершенствуя свой собственный стиль, пребывая в тени своего возлюбленного, но сохраняя яркую индивидуальность экспрессивного жанра.

«О духовном в искусстве»

Не одним лишь огородом был увлечен Кандинский: он готовил свой знаменитый философский трактат «О духовном в искусстве». Книга вышла в свет в 1911 году на немецком языке и имела большой успех — за год ее издали 3 раза. «В нашей душе имеется трещина, и душа, если удается ее затронуть, звучит, как надтреснутая драгоценная ваза, найденная в глубине земли» — писал в своем трактате Кандинский. Не так ли — остро и трепетно — звучала душа Габриэль, не просто любившей, а поглощенной Кандинским, его личностью, его творческими исканиями? На глазах Габриэль фейерверки и фонтаны идей Кандинского находили свое воплощение на его полотнах — от предметного к абстракции, от пейзажей и фигуративности — к «композициям», «импровизациям» и «впечатлениям», музыке линий и цвета.

В октябре 1910 года Кандинский приехал в Россию — приехал один. И здесь ему сопутствовал оглушительный успех. Его книгу хвалили, Бурлюки звали остаться на родине, о выставках «Бубнового валета», в которых он принимал участие, писали во всех газетах. Кандинский вернулся в Мурнау окрыленный, и Новый год встретил в кругу друзей, вместе с Габриэль. Но согласие между неофициальными супругами продолжалось недолго: летом 1911 года они разъехались. Кандинский с единомышленниками окунулся в работу над будущим альманахом «Синий всадник»: жаркие споры, грандиозные планы, воодушевленная работа всех участников объединения открывали художникам новые горизонты. Он официально наконец-то развелся со своей женой Анной, но делать предложение Габриэль не спешил.

В декабре 1911 года Кандинский и некоторые его друзья покидают «Новое художественное объединение» и за несколько недель организовывают собственное объединение, устраивают выставку.

«Синий всадник»

«Название „Синий всадник“ мы придумали за кофейным столом в саду в Зиндельдорфе. Мы оба любили синий, Марк — лошадей, я — всадников. И название пришло само», — вспоминал Кандинский. Несмотря на то, что в объединение вошло девять художников, Кандинский считал: «Синий всадник — это мы двое». И «вторым» был именно Франц Марк. Не Мюнтер.

На фото ниже — члены группы «Синий всадник» на балконе квартиры Кандинского по адресу: ул. Айнмиллерштрассе, 36, Мюнхен, 1911/12.

Осенью 1912 года художник снова едет в Россию, в отношениях пары — надлом: Габриэль уже не надеется на счастливый брак со своим учителем и кумиром.

Война и расставание

Первая мировая война вынудила Кандинского перебраться в Швейцарию. Несмотря на то, что он считал себя наполовину немцем, германское подданство он так и не принял. Вместе с ним поехала Габриэль, а также бывшая жена Анна, вскоре приехали друзья — Веревкина и Явленский. Утвердившись в мысли, что война затягивается, Василий Кандинский принимает решение ехать в Москву. Он разрывает близкие отношения с Эллой, которая некоторое время спустя возвращается в Мюнхен. В их письмах сквозит печаль; Кандинский брака не обещает, Мюнтер все еще надеется узаконить многолетние отношения. «Ты изменился. Ты прекрасно знаешь, что обещал в 1903 году. Надо отвечать за свои слова!» — пишет она на полях очередного письма от Кандинского. А в его письме — «Я тебя все время вводил в заблуждение лишь потому, что сам насчет себя заблуждался»…

В 1915 году, надеясь встретиться с Василием, Мюнтер приезжает в Стокгольм. После нескольких отсрочек приезжает и Кандинский. Он работает у Эллы в ателье, много и усердно пишет, а она помогает ему продавать работы.

В феврале 1916 года открылась персональная выставка Кандинского, а в марте прошла выставка Мюнтер — и очень успешно.

Кандинский уехал из Стокгольма 16 марта 1916 года. Были слова любви, были обещания свадьбы… Позже были письма. Но Василий Кандинский и Габриэль Мюнтер больше никогда не встречались.

Окончательный разрыв

9 декабря 1916 года Кандинский писал Мюнтер: «Я почувствовал внезапно, что моя давняя мечта приближается к реальности. Ты знаешь, что я мечтал написать большую картину, смыслом которой должны были стать радость, счастье жизни или Вселенной. Я вдруг почувствовал гармонию цветов и форм, принадлежащих этому миру радости». Так рождалась идея, которую художник воплотил в картине «Москва. Красная площадь» (1916). Внешняя и внутренняя Москва стала для Кандинского новым «живописным камертоном».

Здесь, в Москве, он встретил новую любовь — Нину Андреевскую, которая была младше его на 27 лет. Вдохновленный их первым разговором по телефону, художник выплеснул свои чувства на холст — картина «Незнакомому голосу» появилась летом 1916 года. А уже 11 февраля 1917 года юная Нина Андреевская стала женой Василия Кандинского.

Общение с Габриэль прервалось. Октябрьская революция только углубила разрыв между художниками, внеся хаос в тысячи судеб. Мюнтер в 1917 году переехала в Копенгаген. Она разыскивала Кандинского, писала запросы в разнообразные российские инстанции, но все было безрезультатно. Габриэль глубоко страдала, она не могла рисовать и взяла в руки кисти только через 10 лет… В 1920 году она вернулась в свой дом в Мурнау, а год спустя узнала, что ее возлюбленный жив, здоров, женат. Он уже успел потерять сына Всеволода. И требует, чтобы она вернула его вещи и картины, оставшиеся в Мурнау.

Требования были переданы через адвоката: Кандинский не решился встретиться с бывшей любовницей, хотя к тому времени приехал в Германию преподавать в Баухаузе. Он предпринимал все усилия для того, чтобы их и Габриэль пути больше не пересекались, и никогда не приезжал ни в Мюнхен, ни в Мурнау. Габриэль была сражена: она выплеснула свои чувства в письме Кандинскому — целых 40 страниц упреков и сожалений. Далее было многолетнее общение через адвокатов, и лишь в 1926 году Габриэль отправила своему бывшему спутнику жизни 26 ящиков с его вещами и картинами.

Решение Габриэль принять от Кандинского компенсацию в виде части его работ (по другой версии — она отказалась отдать работы Кандинского, оставив их себе в качестве моральной компенсации), в конце концов, сослужило человечеству хорошую службу.

Мюнтер хранила работы своего учителя и возлюбленного, с риском для собственной жизни спасала их от нацистов в подвале своего дома. А в 1957 году, на склоне лет, безвозмездно передала картины Василия Кандинского и свой личный архив в дар мюнхенской Городской галерее.

Далее картины Василия Кандинского из собрания Городской галереи в доме Ленбаха, Мюнхен..

Девяносто живописных работ маслом, более трехсот акварельных и графических работ, офорты и литографии — наследие Василия Кандинского сегодня можно увидеть в музее Ленбаххаус. Здесь же хранится более двух тысяч фотографий, сделанных Габриэль за годы их совместной жизни с Кандинским.

Габриэль Мюнтер до конца своих дней прожила в Мурнау; ее не стало в 1962 году. Дом, в котором они с Василием Кандинским прожили пять лет, нынче именуется Мюнтерхаус. Местные жители по-прежнему называют его «Русский дом».