«Великий Октябрь»: переворот

25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года обстановка в столице России накалилась. Командующий войсками Петроградского военного округа полковник Г. П. Полковников отмечал, что «положение в Петрограде угрожающее. Уличных выступлений, беспорядков нет, но идёт планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты…». Действительно, к утру 25 октября под контролем большевиков находились Варшавский, Николаевский и Финляндский вокзалы, Государственный банк и Центральная телеграфная станция. В 14:35 В. И. Ленин сорвал овации, выступая в Смольном. И вскоре грянул гром.

Планы штурма и обороны

Утром 25 октября (7 ноября) Ленин был крайне раздосадован тем, что министры до сих пор не арестованы, а сохраняют номинальный status quo под защитой юнкеров и женщин-доброволиц. По его настоянию Военно-революционный комитет (ВРК) сформировал Полевой штаб — руководящий орган войск и Красной гвардии для планирования и осуществления захвата Зимнего дворца. Штаб, возглавленный В. А. Антоновым-Овсеенко, засел в Петропавловской крепости. Председатель Военно-революционного комитета Н. И. Подвойский из Смольного координировал оцепление, стягивавшееся арканом вокруг Дворцовой площади.

Около 16 часов глава Полевого штаба Антонов-Овсеенко дошёл на катере до крейсера «Аврора» у Николаевского моста. Тогда-то и был оговорён знаменитый сигнал к штурму: холостой выстрел из бакового шестидюймового орудия «Авроры» следом за выстрелом полуденной пушки с бастиона Петропавловке. Затем состоялась встреча сил, прибывших на пристань Васильевского острова из Кронштадта: 2 762 матроса, 943 солдата и судовые команды численностью более тысячи человек. И без того многократное превосходство ВРК над правительственными войсками стало ещё значительнее. Приблизительно к 18 часам окружение Зимнего и Дворцовой площади было завершено. Возвратившись в Петропавловскую крепость, Антонов-Овсеенко провёл заседание Полевого штаба, посвящённое плану предстоящего штурма.

Наступать на дворец с фронта надлежало Петроградскому резервному полку. Левый фланг вверялся кегсгольмцам и матросам-балтийцам. На правом должны были действовать павловцы и Красная гвардия Выборгского и Петроградского районов. «Со стороны Дворцового моста и Александровского сада должны были наступать матросы кронштадтского отряда и красногвардейцы Нарвского и Василеостровского районов. В резерве ВРК оставались Волынский и Литовский полки, 6-й запасный сапёрный батальон и сестрорецкие красногвардейцы», — описывал расстановку сил ВРК профессор В. И. Старцев.

Тем временем в Зимнем дворце министры недоумевали, куда подевался Керенский. Коновалов объяснял отсутствие министра-председателя тем, что тот встречал части Действующей армии, следовавшие в Петроград. Верилось в эти слова слабо, особенно на фоне его же доклада о бездействии штаба округа. Конечно, прибытие роты Петроградской школы прапорщиков инженерных войск во главе с начальником школы полковником А. Г. Ананьевым, а следом — трёх сотен 14-го Донского казачьего полка несколько приободрили правительство. Однако явившийся с новостью о разгоне Предпарламента генерал Багратуни лишь усугубил общее уныние.

Невероятно, но факт: едва ли не вся степень ответственности за дальнейшее развитие событий была возложена Временным правительством на весьма далёкого от военного дела человека — министра государственного призрения Н. М. Кишкина вкупе с инженером П. И. Пальчинским и эсером П. М. Рутенбергом, участником убийства Г. А. Гапона. Отстранённого с поста командующего округом Полковникова сменил генерал Багратуни, а рассерженный этим помощник первого подполковник Н. Н. Пораделов подал в отставку.

Пальчинский, сбивчиво втолковывавший юнкерам, для чего они здесь, уверял, что подкрепление от Керенского на подходе, и просил хотя бы воскликнуть «Ура!» свободной России. В это же время назначенный комендантом обороны Зимнего полковник Ананьев с другими офицерами планировал предстоящую оборону. Изначально его подопечные должны были держать первый этаж юго-восточного крыла дворца, выходящего к Дворцовой площади. Затем диспозиция изменилась: юнкеров поставили к дровяной баррикаде у главных ворот и пулемётным точкам на ней, а на первом этаже их сменили ударницы и казаки. В самих вратах стоял бронетрактор «Ахтырец», детище военного изобретателя полковника Н. А. Гулькевича — корпус из 6,5-мм стали на гусеничном шасси американского трактора. Вооружённый двумя пулемётами Максима во вращающейся башне и 76-мм пушкой в кормовом отделении, «Ахтырец» формально вполне мог претендовать на звание первого русского танка. Впрочем, из него успели вынуть магнето, превратив машину в неподвижную огневую точку. Там же, во дворе, стояли шесть трёхдюймовок, доставленных из Михайловского училища. Правда, простояли они недолго. В седьмом часу вечера четыре из них покатились прочь на конной тяге.

В советской литературе утверждалось, что юнкеров-артиллеристов успели распропагандировать. Но один из них вспоминал те события несколько иначе:

«Наступила зловещая тишина по всей площади… Приказали аммуничать лошадей и готовиться к уходу батареи из дворца. <…> Куда мы шли, я точно не знал, но слышал, что должны были мы идти на соединение с какой-то частью на Морской у Синего моста через Мойку».

По пути юнкеров перехватила Красная гвардия. С шинелей срывали погоны, отнимали оружие и наперебой призывали к расправе над юнкерами. Только именем Ленина один из унтер-офицеров сумел защитить парней. Пара пушек досталась восставшим войскам и была нацелена на Зимний.

«Наше положение — безнадёжный проигрыш»

Напряжение росло с обеих сторон. Ленин требовал произвести арест Временного правительства до 20 часов. «На последнем совещании решено было перед штурмом послать в Зимний дворец парламентёров с предложением правительству очистить дворец, сдать оружие и самим сдаться на милость Военно-революционного комитета», — вспоминал Подвойский. Парламентёры разминулись с бежавшими в казармы юнкерами 2-й Ораниенбаумской школы подготовки прапорщиков. Ультиматум был доставлен в здание штаба Гвардейского корпуса, где располагался штаб округа. Условия оставляли немного пространства для манёвра: арест министров и старшего офицерства, разоружение нижних чинов и юнкеров, 20 минут на раздумья, затем — огонь.

Произошедшее затем более напоминало трагикомедию. Когда уполномоченные ВРК переступали порог кабинета Багратуни, у него зазвонил телефон: генерал Черемисов осведомлялся об обстановке. Уведомив командующего войсками Северного фронта о том, что дворец свободен, Дворцовая площадь занята лояльными правительству войсками, хотя и окружена сторонниками большевиков, командующий округом отправился с делегатами в Зимний. Заявивший ранее о своей отставке Пораделов, оставшись в штабе, добавил в трубку: «Наше положение — безнадёжный проигрыш». Он ждал звонка из дворца. Минуты утекали одна за другой. В конце концов, в 19:40 штаб Петроградского военного округа был сдан комиссару ВРК. «Штаб занят войсками Военно-революционного (комитета). Прекращаю работу, ухожу, передайте это главкосеву, покидаем штаб сейчас же», — вот всё, что успел передать в Псков замешкавшийся телеграфист.

Временное правительство проигнорировало ультиматум. Находившиеся в Зимнем генерал А. А. Маниковский и морской министр, контр-адмирал Д. Н. Вердеревский сошлись во мнении: борьба бессмысленна, но необходима. Генерал Багратуни же после потери штаба подал в отставку. Они не знали и, скорее всего, даже не догадывались, что по счастливой случайности избежавший ареста днём генерал Алексеев день напролёт пытался хоть как-то повлиять на ситуацию. Он являлся в штаб Петроградского округа, ещё до занятия того ВРК, просил обеспечить конвоем, дабы затем пройти в Зимний дворец. Он хотел быть там, в эпицентре событий. В ответ Алексееву посоветовали воздержаться от скоропалительных действий и исчезнуть.

В районе 20 часов и без того скудные, растерянные и взвинченные до предела силы защитников Временного правительства вновь убыли. Пришедшие сражаться супротив Ленина казаки обнаружили, что здесь «жиды да бабы, да и правительство, тоже наполовину из жидов. А русский‑то народ там, с Лениным остался». И покинули Зимний.

В 21:40 вслед за выстрелом пушки из Петропавловской крепости прогремело баковое орудие «Авроры».

Падающий дворец трудно подпереть одним бревном

В истории штурма Зимнего дворца самое интересное заключается в том, что штурма в привычном со «времён очаковских и покоренья Крыма» смысле этого слова не было. Была перестрелка из винтовок, начатая по сигналу войсками ВРК и поддержанная в ответ юнкерами. Стрельба велась в основном без прицеливания. Защитников Временного правительства от шальных пуль неплохо защищала баррикада. Однако, будучи сложена из дров, она грозила превратиться во вторичные снаряды в случае огня из пушек. От большевиков отбрехивались пулемёты на баррикаде, сумев ранить нескольких людей ВРК.

Картины дальнейшего развития событий — и особенно роли в них и дальнейшей участи доброволиц 2-й полуроты 1-го Петроградского женского батальона — расходятся. Согласно одной точке зрения, через полчаса после начала перестрелки ударницы принялись складывать оружие и покидать Зимний дворец. Никаких препятствий ни с одной из сторон им не чинилось. По другой версии, именно обстрел не позволил женщинам уйти из дворца. Третья изображает ударниц стойкими воинами, находившимися на баррикадах до последнего, плечом к плечу с юнкерами. Как бы то ни было, унтер-офицер Бочарникова вспоминала: «В 11 часов опять начала бить артиллерия. У юнкеров были раненые, у нас одна убита… Отступления не было, мы были окружены».

Действительно, около 23 часов по горстке защитников Зимнего открылся артиллерийский огонь от Петропавловской крепости и с Дворцовой площади, по-прежнему неприцельный. Шрапнель наносила ущерб скорее облицовке здания, нежели юнкерам и ударницам. Однако она нестерпимо била по нервам. Тем не менее в ходе обстрела юнкера принимались спорить об этичности вылазок и ударов исподтишка: «Одно дело — грудь на грудь идти и другое — из‑за спины. И среди кого? Рабочих…».

Правительственные войска начали отступать во дворец. Но ещё до того в Зимний сумели просочиться большевистские агитаторы, смущавшие юнкеров. Впрочем, куда губительнее для их боевого духа были сцены вроде драки пьяных офицеров, взявшихся рубиться на шашках. Кто-то из юнкеров растерянно чесал в затылке, будучи незнаком с планом здания. Другие не тратили времени зря, устраивая совещания. «Я и министр накинулись на них с вопросом, где большевики и что они сами делают», — вспоминал поручик А. П. Синегуб. — «Большевики тут, за следующей залой скопляются, у лестницы, — ответили спрошенные».

Когда комиссар гвардии Преображенского резервного полка Г. И. Чудновский явился к защитникам Зимнего с новым ультиматумом, это само по себе надломило хрупкую оборону. Следом за уполномоченным ВРК во дворец проникли десятки осадивших его. А те, кто намеревался стоять до конца, продолжали ретироваться. Тот же Синегуб явился к министрам для отчёта об обстановке. Пальчинский был вынужден лично бежать за юнкерами, чтобы вернуть их, а по возвращении буквально на его плечах сидела «шляпенка» — Антонов-Овсеенко. В начале третьего часа ночи глава Полевого штаба ВРК арестовал членов Временного правительства. Зимний дворец пал.

Кровь и вино

Какой же ценой обеим сторонам обошлась борьба за дворец? «Более или менее точно известно, что погибли всего шесть солдат, одна ударница и один юнкер», — пишет исследователь В. П. Булдаков. Профессор В. И. Старцев, автор сенсационно новаторской для советской историографии книги об октябрьских событиях 1917 года, почему-то изначально оценил численность 2-й полуроты 1-го Петроградского женского батальона в 136 человек. Антибольшевистская печать по горячим следам принялась смаковать мнимые сцены массового изнасилования доброволиц и расправ над ними.

Сегодня с высокой долей уверенности можно сказать, что сразу же по захвату Зимнего дворца ничего подобного не происходило. Однако ничто не гарантировало им защиты от посягательств после. Из Петрограда арестованные защитницы Временного правительства отправились обратно в Левашово. Наведавшаяся туда комиссия Петроградской городской думы констатировала факт изнасилования минимум троих женщин. «Член комиссии — д-р Мандельбаум сухо засвидетельствовал, что из окон Зимнего дворца не было выброшено ни одной женщины, что изнасилованы были трое и что самоубийством покончила одна», — отмечал летописец Октябрьской революции Джон Рид.

Конвоирование бывших министров в Петропавловскую крепость обошлось без эксцессов, хотя риск их линчевания разгневанными участниками восстания был реален и достаточно высок. Кровь обильно прольётся на петроградские мостовые несколько дней спустя, в ходе восстания юнкеров — отчаянного, безнадёжного и оттого ожесточённого. Историк С. П. Мельгунов не случайно наречёт его «Кровавым воскресеньем». Это выступление возглавит Полковников, ранее отстранённый от командования Петроградским военным округом. «Много детской крови взял на себя он…», — напишет о Полковникове генерал П. Н. Краснов. Подавляя восстание юнкеров, красногвардейцы не погнушаются самосудами и не воздержатся от расстрелов.

Взять реванш силами донских казаков под началом того же Краснова тоже не выйдет. Примкнувшему к ним Керенскому доведётся терпеть открытое презрение со стороны офицеров-корниловцев. Они сумеют миновать контролируемый большевиками Псков и занять Гатчину, затем, 28 октября (10 ноября), — Царское Село. Но через два дня после встречного боя у Пулкова остатки 3-го кавалерийского корпуса станут отходить обратно, буквально разваливаясь на ходу. Небольших потерь — трёх убитых, 28 раненых — окажется достаточно для разгрома. Генерала Краснова арестуют на сутки, а затем отпустят под честное слово не поднимать оружия против советской власти. Данного слова он, как известно, не сдержит.

Теми же днями в Зимний дворец, точнее, в его винные погреба, устремились охочие до выпивки солдаты. Да что там — весь Петроград после Октябрьской революции погрузился в пьяные беспорядки, что немудрено при около 700 одних лишь частных винных складах в городе. У них выставлялась вооружённая охрана. 5 (18) ноября 1917 года Ленин обращался к населению с призывом пресекать выходки захмелевших хулиганов и поддерживать строгий революционный порядок. Однако на деле установить его позволило только уничтожение запасов спиртного в столице в конце ноября, закрытие всех производств, запрет торговли алкоголем и, наконец, введение осадного положения в Петрограде 6 (19) декабря 1917 года.

Конечно, последствий у вооружённого восстания в Петрограде, увенчавшегося приходом к власти в России большевиков, было намного больше, чем может вместить в себя статья. «Революция, сколь грязными и трагичными ни выглядели бы её страницы, всё же остаётся жизнеутверждающим актом, как и рождение всего нового», — с этими словами историков П. В. Волобуева и В. П. Булдакова об Октябрьской революции, произнесёнными уже в постсоветские годы, сложно поспорить. Всё последующее столетие отечественной истории явилось эхом октябрьского грома, согласно народной примете предвещавшего бесснежную зиму.