Барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон
В течение нескольких веков Тулузское графство, по сути, не знало королевской власти. Будучи формальными вассалами королей Франции, графы Тулузские фактически обладали полной независимостью и управляли графством по своему разумению.
Необходимо заметить, что феодальные отношения Высокого Средневековья сильно отличались от привычных современному читателю отношений начальника с подчинённым или государя с подданным. Король считался не более чем первым среди равных, и очень часто в этом словосочетании ключевым оказывалось последнее слово. Даже де-юре сюзеренитет накладывал весьма немногочисленные обязанности как на вассала, так и на сюзерена: а по факту зачастую игнорировались даже они. Так, Раймунд-Рожер Транкавель, виконт Безье, Альби и Каркассона, вассал короля Арагона Педро II не получил от сюзерена никакой помощи, отправившись на переговоры с крестоносцами при осаде Каркассона и угодив вместо переговоров в тюрьму, где и скончался через несколько месяцев. В свою очередь, сам Педро II, будучи вассалом Папы Римского, через четыре года вступил в войну против крестоносцев, благословлённых на поход, между прочим, его сюзереном: на этой войне король и сложил голову в битве при Мюре.
Вспомним также, что государств ни в современном смысле, ни в смысле позднеантичном в это время в Европе не существовало. Были территории, объединяемые общей культурой населения, сходством языков, обычаев и хозяйственных укладов. Поверх этих территорий, далеко не всегда соответствуя их довольно расплывчатым границам, накладывалась сетка феодальных доменов различного ранга, отражающая не культурную общность, но формальное административное подчинение. Границы доменов при этом также не были незыблемы, как и их число, меняясь в зависимости от военной мощи отдельных феодалов, всевозможных политических манёвров, желания и возможности прибрать себе соседние территории.
Собственно Окситания, частью которой являлось Тулузское графство, располагалась на землях бывших римских провинций Аквитания и Нарбонская Галлия и представляла собой страну, даже язык которой отличался от северных регионов. Если на севере Франции, в бывшей Лугдунской Галлии, говорили на языках, именовавшихся ланг д'ойль, языки Окситании назывались ланг д'ок. Лингвисты относят их к отдельной, окситано-романской языковой подгруппе: укажем для примера, что к разным подгруппам ныне относятся языки, скажем, французский и итальянский.
Понятно, что при подобных обстоятельствах сюзеренитет какого-то там парижского короля, до которого ехать минимум две недели в одну сторону, являлся для сеньоров Окситании по важности чем-то близким к современной конвенции, предположим, по охране биоразнообразия: что-то когда-то подписывали, было дело — и что с того?
Тем более что в самом графстве дела шли отнюдь не плохо. Тёплый средиземноморский климат, слегка смягчённый близостью Атлантики, плодородные почвы, спокойный холмистый рельеф долин Роны и Гаронны предоставляли близкие к идеальным условия для сельского хозяйства. Виноградники Минервуа и Корбьер известны здесь ещё с римских времён, и по сей день являются гордостью Франции, а мелкий рогатый скот успешно разводили ещё в неолите. Греческие колонисты в середине первого тысячелетия до нашей эры завезли сюда культуру пшеницы и масличных деревьев. Удобные морские порты, расположенные на побережье Лионского залива, были идеальными перевалочными пунктами торговых путей на север по долине Роны и на запад, в обход Центрального горного массива. Неудивительно, что здесь возник крупный торговый, а затем и культурный центр.
Судя по сохранившимся свидетельствам, окситанские сеньоры, сами будучи католиками, в культуру населения подвластных территорий особо не вмешивались, предпочитая политические игры, направленные на умножение своих владений(1). В графстве были крупные иудейские общины, постоянно присутствовали мусульмане, прибывавшие морским путём с торговыми делами. Феодальные усобицы происходили в графстве с дивной регулярностью: то Тулуза воюет с англичанами, то с Арагоном, одним из североиспанских королевств; то с Транкавелями, вторым по значимости родом в Окситании; то внезапно признаёт сюзеренитет английского короля Генриха II и его сына Ричарда Львиное Сердце, то поддерживает старшего сына английского короля в усобице против Ричарда — но похоже, они мало затрагивали население. Во всяком случае, ничто не помешало Тулузскому двору считаться самым пышным и самым культурным двором Европы. Именно здесь появился феномен трубадуров, бродячих певцов и поэтов, сформировавших базу так называемой «рыцарской культуры» и оказавших огромное влияние на европейскую литературу, от германских миннезингеров до итальянских поэтов Проторенессанса. Языки д'ок быстро распространялись, имея потенциальную возможность стать таким же международным языком искусства, каким был итальянский в Возрождение или французский в XVIII веке. В обстановке веротерпимости и смешения культур благодатную почву нашли для себя всевозможные проповедники, чей взгляд на веру, скажем так, несколько отличался от официальных взглядов Римского Престола. Иначе говоря, еретики.
Римская церковь имела к тому времени богатые традиции борьбы с еретиками, заложенные ещё римскими императорами после IV века нашей эры, когда христианство было государственной религией Римской империи. К защите государственной религии римляне и подходили по государственному, ссылая подальше несогласных и предавая огню их еретические сочинения. Еретики были повсюду. Каждый Вселенский собор осуждал еретические течения, многие не по одному разу, в перерывах между не менее интересными занятиями, вроде выяснения того, исходит ли Дух Святой только от Бога-Отца, или от Сына тоже(2), и прочими не менее животрепещущими вопросами: но по крайней мере, пока Рим делил власть с Константинополем, до массовых убийств еретиков дело не доходило. После окончательного оформления раскола церквей на православную и католическую, произошедшего в 1054 году с взаимным преданием друг друга анафеме, Римская церковь обратила внимание на свою паству. Результатом стала серия крестовых походов, изначально предпринимавшихся против мусульман за овладение Иерусалимом, но только мусульманами идея явно не исчерпывалась. Уже в середине XII века был предпринят крестовый поход против прибалтийских и полабских славян, пребывавших в язычестве, а ещё через полвека взор Святого Престола обратился к внутреннему врагу.
Катаризм считается крупнейшей ересью Средневековья и наиболее серьёзным противником Римской церкви до начала Реформации. На сегодняшний день в научный оборот введено довольно много документов, позволяющих реконструировать религию катаров с достаточной достоверностью. На их основании современные исследователи с уверенностью утверждают, что эта религия была исключительно христианской, без всяких примесей зороастризма, в чём катаров обвиняли на протяжении многих веков. Собственно наименование «катары» было дано католическим священником Экбертом де Шонау в 1163 году, сами же себя они называли «добрыми христианами». Название «альбигойцы» также было дано католиками, предполагавшими в городе Альби, одном из владений рода Транкавелей, важнейший центр этой ереси. Во многом катары воспроизводили обычаи первых христиан, явно отказываясь от всех позднейших добавлений, вводимых церковными соборами и решениями высших церковных иерархов, признавая только установления Нового Завета. Нет смысла приводить здесь список всех противоречий и расхождений между катарами и Римской церковью: достаточно отметить, что они не подчинялись многим церковным установлениям и не исполняли церковные ритуалы, имея взамен свои собственные. В принципе, такого инакомыслия было более чем достаточно, а если добавить подчёркнуто скромную, в противовес роскоши римских иерархов, жизнь катарских проповедников, «совершенных» (perfecti), как они себя называли, терпимость к пастве и открытость для дискуссий, которые они неплохо умели вести, опасность для официальной религии становилась очевидной.
В 1145 году аббат Бернар из Клерво, видный деятель цистерцианского ордена, читает в Тулузе и Альби первые проповеди, направленные на возвращение заблудших овец в лоно матери — Римской церкви. Овцы возвращаться предсказуемо не хотели, желая продолжать заблуждение. Цистерцианцы развернули широкую пропаганду, утверждая дехристианизированность всего графства и необходимость истребления ереси любой ценой. В 1163 году сожжения катаров в районе Рейна уже зафиксированы документально. В марте 1179 года созывается Третий Латеранский собор, одной из основных задач которого стало осуждение ересей катаров и вальденсов(3). В 1198 году на Римский престол вступает новый папа Иннокентий III. Практически сразу он начинает принимать меры, сначала большей частью мирные, для обращения катаров, посылая для этого многочисленных проповедников. В 1206 году молодой проповедник Доминик де Гусман пытается обратить катаров, проповедуя нищенство и смирение своим примером. Ничего принципиально для себя нового «добрые христиане» не увидели, и проповеди будущего святого тоже не достигли успеха.
Поведение графов Тулузских можно охарактеризовать как бесконечные колебания. Раймунд V Тулузский писал цистерцианцам с просьбой оказать помощь против катарской ереси, фактически расписываясь в собственной беспомощности. Его сын, Раймунд VI, был более благосклонен к еретикам, но и разрыва с Римской церковью не хотел. К 1206 году, однако, стараниями цистерцианцев и папы обстановка накалилась настолько, что начались отлучения от церкви. Раймунд VI попал под отлучение в мае 1207 года. В начале следующего года он встретился с папским легатом, цистерцианцем Пьером де Кастельно: известно, что в процессе встречи они крупно поссорились, и затем легат был найден зарезанным в своей постели. Убийца остался неизвестным, но обвинили в убийстве, разумеется, графа. Иннокентий III призвал к крестовому походу, обещая всем, кто примет в нём участие, земли графа, а также стандартный набор в виде своего благословения, отпущения грехов, покровительства церкви и защиты от кредиторов. Добавим сюда традиционную надежду на трофеи, двигатель всех средневековых войн, и читатель без труда представит себе, какого именно сорта публика собралась в городе Лион в середине 1209 года, нашив на одежду кресты. Раймунд VI обещал присоединиться к этому походу и выполнил обещание. Отлучение с него сняли.
Раймунд-Рожер Транкавель, двадцатичетырёхлетний сеньор городов Безье, Альби, Каркассона и ещё нескольких, в которых жили крупные катарские общины, поспешил навстречу крестоносцам, чтобы попытаться решить дело миром, но встреча не состоялась: молодого человека попросту не приняли. Тогда, трезво оценивая перспективы военных действий, он призвал граждан Безье покинуть город и следовать за ним в Каркассон, где он надеялся выдержать осаду. Горожане отказались, по всей видимости рассчитывая на свои укрепления, считавшиеся неприступными. Утро 22 июля 1209 года застало армию крестоносцев численностью около десяти тысяч человек под стенами Безье.
Крестоносцы потребовали выдачи из города всех катаров, около двухсот человек, обещая за это оставить город в покое. Но горожане не собирались предавать своих соседей ради каких-то непонятных религиозных разночтений. Посланцам крестоносцев отказали.
Горожане совершили единственную, но роковую ошибку: не имея военного опыта, они отправились на вылазку. На плечах отступавших после вылазки горожан в открытые ворота ворвались рутьеры — сброд, двигавшийся вместе с крестоносцами в надежде на поживу. Папский легат Арнольд Амальрик, сопровождавший армию, так описывал произошедшее:
…в то время как бароны совещались о том, к каким уловкам прибегнуть, чтобы вывести из города католиков, слуги и другие люди низкого звания, а некоторые даже без оружия напали на город, не ожидая приказов вождей. К нашему изумлению, крича „к оружию, к оружию!“, за два или три часа они пересекли ров, перелезли через стены, и Безье был взят. Они не пощадили никого, всех предали мечу, почти 20 000 человек, вне зависимости от ранга, пола или возраста. После этой большой резни целый город был разграблен и сожжён. Так чудным образом осуществилась божья месть…
Ему же приписывают фразу, сказанную при штурме города: «Убивайте всех, Господь узнает своих». Собственно, так и произошло: хотя число в 20 000 человек современные исследователи полагают сильно завышенным, и говорить стоит скорее о семи–десяти тысячах, но мало кто из жителей спасся живым из горящего города. Так пал город Безье, первым в войне, которая продлится ещё почти полвека.
Последним в этой войне пал замок Керибюс в 1255 году(4). Всего в альбигойских войнах погибло около миллиона человек; с поправкой на ограниченную территорию, крестовый поход оказывается более чем сопоставим с пришедшей веком позже чумой, убившей порядка 24 миллионов человек по всей Европе.
Катары существовали ещё почти семьдесят лет. Последний известный истории «совершенный», Гийом Белибаст, был сожжён инквизицией в местечке Виллеруж-Термен в 1321 году.
Святая инквизиция, созданная в 1215 году, за время альбигойских войн набрала богатый опыт по искоренению ересей, который успешно приумножала ещё несколько веков.
Графы Тулузские и Транкавели лишились всех своих владений, отошедших в конце концов французскому королю. Оба рода пресеклись в течение XIII века.
Языки д'ок никогда больше не распространялись за территорию южной Франции, да и там оказались в положении сначала подчинённых, а к нашему времени уже и вымирающих.
Трубадуры исчезли вместе с субстратом, их породившим. Последний трубадур, Гираут Рикьер, немного не дожил до конца тринадцатого столетия, умерев в 1292 году при дворе кастильского короля. Крупнейший культурный центр Высокого Средневековья был уничтожен полностью и безвозвратно.
***
1) Что принесло свои плоды: по некоторым мнениям, графы Тулузские считались самыми могущественными феодалами Европы.
2) Так называемое филиокве, добавление Римской Церковью к Никео-Константинопольскому символу веры слов «и Сына». Одно из фундаментальных расхождений православной и католической Церквей.
3) Вальденсы — последователи Пьера Вальдо, лионского купца. Несмотря на внешнее сходство воззрений, вели с катарами обширную полемику. Подвергаясь преследованию со стороны Римской церкви на протяжении многих веков, тем не менее сохранили свою религию. Современные общины вальденсов существуют в Италии, Германии, США, Аргентине и Уругвае.
4) Широко распространено ошибочное мнение, что последней крепостью альбигойцев был Монсегюр, взятый в 1244-м году, т. е. на 11 лет раньше.