Дело Оскара Слейтера: «защиту ведет Конан Дойл»

Убитая пожилая аристократка, подозреваемый за океаном и хитрая служанка – герои этого дела будто бы сошли со страниц книги. Но, увы, преступление, которое потрясло сперва Британию, а затем и весь мир, не было выдумкой: за убийство старушки чуть не повесили невиновного человека.

Старая дева Марион Гилкрист без малого 30 лет прожила в квартире на втором этаже дома 15 по Куинз-террас в Глазго. Старушка хранила в секретере коллекцию редких драгоценностей и, переживая, что кто-нибудь ее ограбит, запирала двери на два замка – те были разработаны мастерами специально для нее. Из дома мисс Гилкрист не выходила: всеми ее делами занималась 21-летняя горничная Хелен Лэмби.

Вечером 21 декабря 1908 года Хелен как обычно спустилась за газетой. Спустя пару минут Артур Адамс, живший прямо под мисс Гилкрист, услышал грохот: в столовой наверху на пол явно свалилось что-то тяжелое. Затем последовали три глухих удара. Старушка говорила Артуру, что в случае чего будет стучать по полу, поэтому Адамс тут же побежал смотреть, что стряслось. Дверь была заперта, на стук никто не реагировал. Сосед собирался было вернуться домой, но в этот момент вернулась Хелен.

Когда горничная открыла дверь, Адамс увидел, как в дальней комнате промелькнул силуэт мужчины. Он едва не вскрикнул от неожиданности, а вот Хелен, казалось, совсем не испугалась. Все происходящее дальше Конан Дойл впоследствии описывал как «детали, которые могли иметь место, только если Хелен понимала, в чем дело». Горничная спокойно прошла в квартиру, даже не попытавшись остановить незнакомца – тот обежал опешившего соседа и рванул вниз по лестнице. Кроме того, Хелен ни разу не окликнула хозяйку, словно знала – та ей уже не ответит.

Тело мисс Гилкрист лежало у камина в столовой. Ее голова, прикрытая пледом, была полностью размозжена, по полу расползалось темное пятно крови. В спальне все было вверх дном, но впоследствии выяснилось, что преступник забрал только украшенную бриллиантами брошь в виде полумесяца – далеко не самую дорогую вещицу хозяйки. Орудия убийства в квартире не нашли. И хотя вся мебель в столовой была забрызгана кровью, на ящиках комода, документах и разбросанном белье никаких следов тоже не обнаружилось. И все равно из-за пропавшей броши полиция решила, что мотивом убийства было ограбление.

На следующий день полиция Глазго распространила описание убийцы, основанное на данных, полученных от соседа Адамса и горничной Лэмби. А вечером 25 декабря была найдена, казалось бы, железная улика. Детективы узнали, что 36-летний немец еврейского происхождения по имени Оскар Слейтер пытался заложить в ломбард брошь с бриллиантами в форме полумесяца. В квартиру, в которой он жил, тут же ворвались полицейские, но выяснилось, что Слейтер по поддельным документам накануне уехал из Глазго в Нью-Йорк со своей любовницей.

Детективы были уверены: Оскар и есть преступник. Попросили американских коллег его задержать, даже отправили в Нью-Йорк соседа убитой старушки и ее горничную для опознания. Те долго сомневались, меняли мнение и советовались друг с другом, но в итоге все-таки решили, что «вроде как это он и есть».

Подозреваемого доставили обратно в Глазго 21 февраля 1909 года, суд над ним начался 3 мая. Но дело в том формате, в котором представляла его полиция, рухнуло сразу. За Слейтером гонялись из-за брошки – по мнению детективов, она принадлежала убитой. Но в процессе выяснилось, что это украшение любовницы Оскара, и он закладывал его уже не раз. В Америку же Слейтер сбежал вовсе не от правосудия, а от законной жены, которая узнала о любовнице и была вне себя от гнева.

В чемодане подозреваемого не нашлось ни вещей со следами крови, ни предмета, которым можно было бы раздробить череп человека. Из «подозрительных» вещей полицейские обнаружили только небольшой молоток – слишком легкий, чтобы нанести увечья такой тяжести. В итоге все улики были притянуты за уши, но репутация шулера и еврейское происхождение подозреваемого все-таки привели его на скамью подсудимых.

Оскар Слейтер родился в Германии и до 19 лет не покидал родину. Затем, уклоняясь от военной службы, он уехал в Лондон. Сам он утверждал, что в Глазго работал дантистом, но полицейские знали его как «шулера и прощелыгу, который со всеми грабителями города был на легкой ноге». Адвокат Слейтера так боялся, что подзащитный ляпнет что-нибудь не то и окончательно все испортит, что посоветовал ему помалкивать, хотя Оскар просил слова. В итоге судом присяжных Слейтер был признан виновным и приговорен к смертной казни.

На следующий день во всех газетах появились едкие статьи: «Приговор смертный, улик – ни одной», «Убийство повесили на еврея» и «В Шотландии появился свой Дрейфус». С французским офицером Альфредом Дрейфусом, которого огульно обвинили в шпионаже в пользу Германской империи, Оскара роднило лишь то, что оба они были евреями. Но англичане прекрасно понимали, что именно еврейство подозреваемых было главной «уликой» и в том, и в другом случае.

Дело Слейтера быстро стало таким резонансным, что петицию об изменении приговора подписали 20 тысяч человек. За два дня до того, как обвиняемый должен был взойти на эшафот, король Эдуард VII изменил приговор на пожизненное заключение. Следующие 18 лет Оскар провел в шотландской тюрьме Питерхед, но в 1927 году его неожиданно освободили. Первым шагом к этому долгожданному событию стало тайное послание, которое узнику чудом удалось передать на волю двумя годами ранее. Письмо, в котором заключенный молил о помощи, было адресовано единственному человеку, который, как он верил, мог спасти его, – Артуру Конану Дойлу.

Писатель верил в невиновность Слейтера с самого начала. Вскоре после вынесения приговора он стал изучать дело, анализируя поведение адвокатов, детективов и судей с проницательностью Холмса. Этот случай давал писателю возможность сыграть в Британии ту же роль, которую Золя сыграл в деле Дрейфуса во Франции, написав резонансную статью «Я обвиняю».

Сам Конан Дойл считал Слейтера «человеком с дурной репутацией». Но хотя писатель и сожалел, что Оскар вел «неджентльменскую жизнь», он понимал, что это дело – в первую очередь пятно на репутации британского суда. Дойл просматривал полицейские отчеты, показания свидетелей и стенограммы судебных заседаний – пытался отыскать мелкие детали, упущенные из виду следователями, разбирал логические несоответствия дела. Это помогло ослабить цепь косвенных улик, затянутую вокруг шеи Слейтера.

Еще в 1912 году Дойл выяснил: уже через неделю после задержания Слейтера полиция знала, что он – не преступник. Например, в деле значилось, что пропавшая брошь мисс Гилкрист была украшена одним рядом бриллиантов, тогда как на украшении, заложенном Слейтером за месяц до убийства, камней было больше. Свидетели говорили, что из подъезда в день убийства выбегал совершенно другой человек, судмедэксперт утверждал, что небольшой молоток, найденный у Оскара, никак не мог быть орудием убийства. На опознании темноволосый смуглый Слейтер предстал перед свидетелями рядом с чистокровными шотландцами – блондинами с голубыми глазами. Журналист газеты Glasgow Times тогда язвительно написал, что это выглядело «как попытка спрятать бульдога среди королевских пуделей». И таких деталей в деле обнаружились десятки.

Но даже зная, что Слейтера подставили, писатель долгое время не мог вновь дать ход этому делу, поскольку «адвокаты не могли выдать полицию, не выдав при этом самих себя». Тогда Дойл опубликовал 80-страничный буклет «Дело Оскара Слейтера», в котором были описаны все найденные им несовпадения.

Контрабандное послание Слейтера в 1925 году – бумажный шарик, засунутый под зубные протезы освобожденного товарища-заключенного – побудило Дойла взяться за это дело в последний раз. Когда в 1927 году выяснилось, что убийцей был племянник мисс Гилкрист, с которым она поссорилась из-за документов, Дойл стал всячески распространять эту информацию и добиваться пересмотра дела.

Когда Слейтера выпустили «за хорошее поведение», даже не думая его реабилитировать, Конан Дойл был вне себя от гнева. Он написал с десяток статей, после чего Оскара все-таки оправдали и выплатили ему шесть тысяч фунтов в качестве компенсации. «Перешагни я 20-летний рубеж за решеткой – я бы покончил с собой», – впоследствии говорил Слейтер.

За 18 лет, проведенных в тюрьме, он написал в Германию сотни писем: с признаниями в любви родственникам, опасениями навсегда остаться за решеткой и жалобами, что «раввина привели всего один раз за 15 лет, хотя пасторы приходят каждую неделю». Освободившись, Слейтер не смог повидаться с семьей: в Германию его уже не пустили. Впрочем, в конечном счете этот запрет спас Оскара от ужасной судьбы, постигшей его семью в военное время.