До жути интересно: почему мы смотрим фильмы ужасов

Страх — это то, что сопровождало человечество на протяжении всего нашего эволюционного пути. Во многом именно страх стал ключевым двигателем эволюции. Мы боялись хищников и научились прятаться от них, мы боялись змей и ядовитых пауков и научились различать их в высокой траве, мы боялись стихийных бедствий и научились строить укрепленные жилища. Страх сделал нас эффективными.

Ученый по имени Нобуо Масатака, японский приматолог, выяснил, что дети младше 3 лет на экране гораздо легче различают изображения змей, чем, к примеру, цветов. Наш мозг все еще во многом остается мозгом обезьяны, которая не в курсе, что мы живем в цивилизованном обществе и что грабитель с ножом гораздо опаснее пещерного льва (которые к тому же вымерли). Исследователь Кристофер Кох выяснил, что амигдала (область мозга, которая отвечает за стресс и эмоциональные реакции) гораздо интенсивнее реагирует на изображение льва, чем на картинки с оружием или людьми в балаклавах, хотя какой шанс того, что нас загрызет огромный хищник по пути на работу?
Именно поэтому мы так боимся звериных черт в монстрах с экранов: у них острые зубы, форма тела часто напоминает больше звериную, чем человеческую. Отсюда же страх быть съеденным заживо — он тоже сопровождал нас на протяжении тысяч лет. Поэтому в фильмах ужасов встречаются вампиры или персонажи вроде Ганнибала Лектера.

Три ингредиента

Но самое забавное, что во время просмотра фильма ужасов… мы не пугаемся. То есть мы не пугаемся по‑настоящему. Кошмары не активируют амигдалу — доказал Томас Страуб. То есть как бы нам ни казалось, что мы напуганы, на самом деле мы прекрасно знаем, что это не по-настоящему.

Психолог Гленн Уолтерс выделяет три составляющих привлекательности фильмов ужасов:

• напряжение — то, что заставляет нас застыть в ожидании ужаса, то, что удерживает нас в напряжении;
• релевантность — фильм должен, что называется, «ударить тебе по больному». Есть вещи, которых боятся все, например, смерть. Есть такие, которых боятся люди определенной культурной группы, и есть индивидуальные страхи, которые мы приобретаем в связи с нашим личным жизненным опытом;
• нереальность. Странно, правда? Несмотря на то что современные фильмы стремятся к наибольшей реалистичности, одно из важных условий того, что фильм нам придется по душе, — то, что мы с самого начала будем знать о том, что это все понарошку.

Зачем мы их смотрим?

Еще Аристотель считал, что, пережив с героем произведения горе или потерю, зритель или читатель достигает просветления — он выплескивает свою агрессию, избавляясь от нее. Это состояние просветления Аристотель называл «катарсис». Проблема в том, что современные ученые доказали обратную зависимость: при просмотре мрачных фильмов чувство страха и агрессия только усиливаются.

Плохо — плохо — хорошо

Психолог Дольф Зиллман разработал «теорию передачи возбуждения», согласно которой наше чувство удовлетворения и радости, когда герой достигает хэппи-энда, тем сильнее, чем страшнее ужасы, которые ему пришлось преодолеть. То есть мы буквально меняем полярность испытываемых нами чувств: нам так страшно, пока на героя нападают зомби, что и радость, которую мы испытываем в конце зомби-апокалипсиса, такая же по интенсивности, как и наш страх.

Но что до тех фильмов, где нет хэппи-энда? Где зомби пожирают героя?

Исследователь кинематографа Ноэль Кэррол в своей работе «Парадоксы ужаса» высказал предположение, что все дело в обыкновенном человеческом любопытстве. Фильм ужасов пытается доказать зрителю, что нереальное — реально. Страх не является нашим привычным чувством. По крайней мере, страх перед чудовищами. А мы любим все необычное и редкое.

Стресс под контролем

Здорово бояться, когда ты сидишь в безопасности перед экраном компьютера или телевизора и точно знаешь, что чудовище оттуда не выберется. Так ты можешь прощупывать границы своей тревожности в безопасной контролируемой обстановке. И справляться с ней.

Когда становится чересчур страшно, ты можешь закрыть глаза или поставить фильм на паузу, дав себе возможность передохнуть и сделать еще поп-корна. То есть ты всегда можешь прекратить бояться, когда сама этого захочешь. Таким образом мы учимся справляться и с реальными проблемами, знакомимся со своим страхом. Кстати, это вовсе не плохой способ учиться эмоциональному регулированию.

Социальный элемент

Именно фильмы ужасов так приятно смотреть в компании: подтрунивать друг над другом или отворачиваться и спрашивать у соседа: «Уже все? Он ушел?» Эндрю Тюдор писал:

«Люди будут отворачиваться, подпрыгивать на месте во время шокирующих событий на экране, задерживать дыхание, разражаться нервическим смехом. Все это наблюдается в аудитории фильмов ужасов и считается признаком того, что фильм удался. В самом деле, коллективное проявление подобных „симптомов“ — часть процесса, посредством которого в социальном смысле создается приятный опыт просмотра фильмов ужасов, что является обязательным аспектом видового признака в данной ситуации. Молодежные аудитории учатся вести себя таким образом, чтобы получать удовольствие от наблюдения и проявления соответствующих реакций».

Теорий, почему мы так увлечены фильмами ужасов, множество — и все они так или иначе неполные. Скорее всего, причины нашего пристрастия нужно искать во всем комплексе этих теорий.