Истории из практики доктора Оливера Сакса, который превратил медицину в литературу

Доктор, который не различал лиц

Надо сказать, что неврологическое нарушение было и у самого Оливера Сакса — не это ли подтолкнуло его к изучению того, как интересно порой работает мозг? Доктор страдал прозопагнозией — неспособностью распознавать человеческие лица. Это значит, что узнать человека в лицо он мог, только последовательно сравнив в уме форму носа, глаз, рта по отдельности со своим внутренним каталогом носов, глаз и ртов. Эта проблема не мешала ему воспринимать каждого пациента как отдельную личность; напротив, в своих пациентах он видел, прежде всего, людей и горячо интересовался, как болезни влияют на качество их жизни, личную историю, чувства, которые они испытывают.

Родился Оливер Сакс в Британии, в семье врачей. Оба его родители были еврейскими мигрантами из Российской Империи. Хотя Сакс не чувствовал себя хоть сколько-то россиянином, он поддерживал связь с родиной предков — переписывался с советским нейропсихологом Александром Лурией, читал труды гения из Беларуси Льва Выготского, постоянно ссылался в своих книгах на их работы.

С 1960 года Сакс жил в США. Именно от Сакса широкая публика узнала о художнике с расстройством аутического спектра Стивене Уилтшере, темнокожем британце, который рисует ручкой точнейшие панорамы городов — для этого он облетает их на вертолёте. Сейчас Стивен — один из самых известных современных художников Британии, и он охотно позирует репортёрам. А когда-то Уилтшер казался неконтактным, и никто не ожида, что он сможет говорить, пока в восемь лет мальчик не сказал: «Бумага». У него отобрали канцелярские принадлежности, и он попросил их этим словом назад! Позже он смог разговаривать и фразами.

Профессор пения, который путал людей с предметами

Бывший известный певец, обозначенный Саксом буквой П., стал профессором вокала и снискал на новой работе уважение. Но со временем с ним стало происходить что-то странное. Он перестал узнавать людей в лицо — хотя отлично узнавал по голосу. Это Саксу было знакомо, но профессор не просто не различал лиц — он видел лица у предметов. Он принимал пожарный гидрант за ребёнка, разговаривал с круглыми дверными ручками; притом профессор не был безумен. Речи его всегда были трезвы, вёл он себя — если не считать попытки ласково улыбаться счётчикам на автозаправке — адекватно, предмет вёл отлично.

Однажды профессор решил провериться у офтальмолога. Выяснилось, что и зрение у него в полном порядке… Но офтальмолога насторожила такая путаница в зрительных образах, и он отправил П. к неврологу. Профессора принял Сакс. Доктор долго обследовал певца и был сильно озадачен, особенно тем, как тот описал фотографии из глянцевого журнала. Наконец, доктор и пациент попрощались, и пациент попытался надеть шляпу. Только при этом он схватил за голову свою жену и потянул её вверх.

В следующий раз Сакс и певец встретились дома у пациента. Певец смог опознать игральные карты, геометрические фигуры — но вот доктор протянул ему розу, и пациент оказался озадачен. Он описал её по частям, но никак не могу угадать, что это за предмет… То же произошло и с перчаткой. Стало ясно, что пациент с большим трудом различает предметы.

Как же он справлялся с бытом? Оказывается, его жена давно клала все вещи на одни и те же места, и профессор выполнял всю нужную рутину, исключительно напевая себе под нос. Без песни он переставал узнавать что либо и терял нить своих действий. Сакс понял, что не может помочь певцу, и рекомендовал ему ввести как можно больше музыки в свою жизнь. Похоже, отдел мозга, связанный с музыкой, взял на себя управление, когда пострадал по какой-то причине отдел мозга, связанный с распознаванием образов. Образы больше не активировали память — это за них делали песни.

Позже, серьёзно повредив собственную ногу, Сакс обнаружил, что его мозг теперь отказывается её воспринимать как существующую: Сакс не мог не только двинуть ногой или почувствовать прикосновение к ней, но и чувствовал себя так, словно у его тела всегда была одна нога, а вторая — посторонний предмет. Ему удалось заставить снова себя ходить, используя музыку: она включила двигательную память. После того, как Сакс таким образом вернул себе часть контроля над ногой, постепенно он вернул и её чувствительность, а также — память тела о том, что нога была (и есть!).

Слепота бывает ещё страннее!

Часть историй из практики Сакса связаны с очень странными видами слепоты. Например, для одной женщины из клиники, где он работал, исчезла правая сторона. Она красила только левую половину лица и съедала еду только с левой стороны тарелки. Ей пытались объяснить, что происходит, но для её мозга вовсе перестало существовать всё правое, и она только напугалась. В конце концов, объяснения ей пригодились только одним способом: она стала, съев всё, что видит, поворачивать тарелку и есть дальше, до тех пор, пока, сколько она ни поворачивала, еды уже не находилось. Что касается макияжа, он по-прежнему украшал только левую часть её лица, и предметов на столе справа от неё никогда для неё не было.

Другой пациент Сакса был художником-абстракционистом, внезапно утратившим способность видеть цвета. К его мучению, он не просто стал видеть мир в преимущественно серой гамме — все не серые и не чёрные на самом деле цвета он воспринимал как нечто грязное, неприятное, раздражающее (и одновременно всё ещё серое или чёрное). Ему пришлось по-особенному обустроить свою студию так, чтобы его не окружало ничего «грязного» цвета, и научиться писать чёрно-белые абстрактные картины (что непросто, поскольку большая часть впечатления в абстракционизме создаётся подбором цветов).

Увы, но помимо этого, в его глазах словно кто-то подкрутил контраст. И это значит, что слишком блёклые предметы вокруг стали ещё бледнее и выпадали из поля его зрения. Художнику пришлось бросить свой автомобиль.