Как Надежда Суслова дала другим женщинам надежду - на высшее образование, и другие первые из первых

Несанкционированные лекции

Считается, что лёд в Старом Свете удалось проломить первой дипломированной женщине-врачу Надежде Сусловой. То есть поначалу она не была ни врачом, ни обладательницей диплома, конечно. Но очень хотела стать. Упорство и тяга к лучшей доли были для неё семейными качествами: её отец был крепостным крестьянином Шереметевых. Он выслужил (или, вероятнее, выкупил) себе вольную, завёл собственный бизнес и стал поднимать детей. Они с малых лет знали, без прикрас, что легко не будет. Сусловы были чужими среди всех «приличных людей» — холопы, холопье семя. Так что пробиваться сквозь стеклянные потолки готовились все.

Сестра Сусловой, Апполинария, стала писательницей — но её сейчас чаще вспоминают как возлюбленную Достоевского. Сама Надежда твёрдо решила стать врачом.

Нет, она не кинулась в Цюрих учиться с нуля. Атака на закрытые (для женщин) врата университета была подготовлена тщательно. В шестьдесят втором году профессора Сеченов и Боткин в Санкт-Петербурге разрешили трём девушкам посещать лекции вольнослушательницами. Официально именно так Суслова получила свою подготовку. Но мемуаристка и современница Надежды Елизавета Водовозова вспоминает, что помимо посещения вольнослушателями, прогрессивная молодёжь организовала целую систему получения образования теми, кто иначе его получить не мог — барышнями и беднейшими молодыми людьми.

То на одной, то на другой квартире профессора, ассистенты профессоров, просто неравнодушные студенты-старшекурсники устраивали лекции. Читали их по самым разным предметам, с самого разного, даже просто школьного уровня. Давали возможность максимально подкреплять полученные знания практикой — притаскивали микроскопы, пробирки, нужные материалы… Часть слушателей на этих лекциях просто следовали моде, но всё же множество барышень, позже получивших высшее образование, начали именно здесь, в тесных комнатках, полных народу, при юном, едва утратившем подростковую жидкость лицевых волос, лекторе, готовом растолковать каждую мелочь.

Откуда вообще взялись эти энтузиасты — и лекторы, и слушатели? В школе мы получили ответ, хотя ещё и не знали о том, в книге Тургенева «Отцы и дети». Нигилисты.

Большую часть тех, кто собирался строить дивный новый мир, уничтожая старые условности, составляли нигилисты. В той же среде вращались просто народники — те, кто ходил или готовился уйти учить и лечить народ, социалисты, анархисты и просто те, кому хотелось почувствовать себя хоть немного свободнее. Здесь толковали об отмене крепостного права, свободе Польши и вероисповедания, об отказе от религии вообще, о женских правах, о недопустимости порки детей и низших сословий, о том, как изменят мир доступные образование и медицина.

Правда, после нескольких терактов такие молодёжные собрания запретили. Попытка устроить лекцию могла закончиться арестом и ссылкой без суда и следствия (приговор был нужен только для каторги, ссылать могли указом). Вечеринки без алкоголя, популярные у всей этой публики, постоянно находились под угрозой обвинения всех участников в антиправительственных настроениях. Но лёд уже тронулся, и его было не остановить.

Русская барышня Надежда Суслова доехала до Цюриха, предъявила приёмной комиссии свои знания и свою платёжеспособность, выслушала все возражения и с лёгкой улыбкой высмеяла страх толпы профессоров перед одной-единственной девицей. Она взяла на слабо сам университет.

Её приняли в качестве исключения, чтобы показать, что женщина не может справиться с программой и честно заслужить диплом. Наивные, писала она в дневнике, наивные, за мной ведь придут тысячи… И на её родине к десанту в Швейцарию уже готовилась настоящая орда барышень из тех, что считали, что им нечего терять. Мятежные польки, стиснутые запретами еврейки, русские холопьи дочери, разорённые отменой крепостного права дворянки (для которых это разорение было уникальным шансом выйти с предназначенной для них колеи).

Первые из первых

В 1849 году в США Элизабет Блэкуэлл стала первой женщиной с дипломом врача. В 1867 году в России стала Надежда. Блэкуэлл позаботилась о том, чтобы девушки Америки, тоже сумевшие стать врачами, нашли работу — открыла клинику вместе с полькой Марией Закревской. Планы Сусловой и её товарищей были масштабнее. Прежде всего, огромная масса девушек должна была получить образование. Далее, их прогрессивные товарищи-мужчины обеспечивали им места в лабораториях и своих клиниках. А там… Движение вперёд будет неизбежно.

Суслова добилась признания своего диплома в России (второго — она закончила ещё один университет, на этот раз решив специализироваться на гинекологии), уехала в Нижний Новгород и открыла свою практику, взяв в компаньоны молодого гистолога Голубева.

Но если история Блэкуэлл — это о том, как множество женщин страны смогли стать врачами, то история Сусловой — о том, как множество их рано или поздно пришли к профессиям, о которых мечтали. Ещё при обучении в Европе 20% барышень из Российской Империи выбирали немедицинские специальности. Позже, в России, чтобы не терять мозги, утекающие за границу и совершающие там — представьте, какова наглость! — на пользу другим странам открытия, завели отдельные женские курсы. И там уже возможность не думать, достаточно ли на факультете «своих» для поддержки, дала и возможность выбирать факультеты свободнее — появилось множество первых из первых в своих профессиях.

Софья Ковалевская стала первой дипломированной женщиной-математиком, отучившись в Гейдельбергском университете в Германии. Кстати, её работы, созданные позже, имеют значение до сих пор. С Ковалевской вместе (или, точнее, с четой Ковалевских — Софья вышла замуж, чтобы свободно ездить в Европу) уехала в Гейдельберг Юлия Лермонтова. Она стала одной из первых россиянок-химиков. Позже её пригласил в свой проект по исследованию нефти активный сторонник женской эмансипации Дмитрий Менделеев (он сам подготовил и устроил по лабораториям множество талантливых химисток), и она вошла в историю этими исследованиями.

До неё Менделеев старался обеспечить заработком уникальную учёную, первую в мире обладательницу диплома химика из женской половины человечества, Анна Фёдоровну Волкову. Он дал ей возможность сотрудничать с журналом Русского Химического Общества, куда её, кстати, официально приняли.

Гонорары от журнала были важны, потому что в лабораториях женщинам часто не платили, или не имея возможности, или полагая платой сам факт доступности исследовательской работы (а Волкова вела исследования, которые в дальнейшем привели к открытию пластмасс). Бедной учёной, которая не могла рассчитывать на поддержку семьи, приходилось ютиться в какой-то невозможной каморке, словно студенточке, которым она (это тоже организовал Менделеев) читала лекции. По слухам, так она, в каморке, и умерла в расцвете молодости. В те годы свирепствовал туберкулёз…

Спектр профессий, которые манили девушек эпохи корсетов, оказался неожиданно — для консерваторов — широк. Софья Ворошилова-Романская стала первой в стране астрономкой. Она работала в Пулковской обсерватории, и до революции, и после. Первая женщина-аэролог — Татьяна Кладо — была ещё и поэтессой. И — написала книгу «Занимательная метеорология», которая вырастила наверняка не одного аэролога или синоптика. Одной из первых психиатров-женщин стала открывательница аутизма Груня Сухарева. Этот список можно продолжать ещё долго. Но он не ограничивается науками и медициной.

Искусство равно свобода взглядов?

В мире живописи и музыки ворота женщинам открыли как будто раньше. Так, мать Валентина Серова Валентину Бергман в консерваторию приняли ещё в конце пятидесятых — ещё и стипендию назначили. Из неё выросла сочинительница пьес, в которых играл сам Шаляпин. А её сестра стала одной из первых педагогов дошкольного образования — не по диплому, но по факту. Она разрабатывала собственные методики, которые, помимо прочего, помогли заговорить самому Валентину Серову (в детстве и взрослом возрасте он проявлял немало аутичных черт). Бергман считается первой профессиональной (с образованием) композиторкой России.

В живописи женщин не признавать совершенно было невозможно и раньше. Они ведь просто покупали кисти, краски и холсты и рисовали картины. То есть, конечно, непросто — поди выучись писать маслом с полоборота — но, чтобы стать художницей, разрешения, в конечном итоге не требовалось.

Вопрос в мире живописи стоял именно в допуске в мир художественных академий, полноценного образования и да, о возможности получать стипендии на все эти кисти, краски и поездки в Европу, которые де факто были обязательной программой для всякого, кто собирался сделать карьеру в живописи.

В Художественную академию женщины проникли совсем не с той же стороны, что в медицинские (и не только) университеты. Первой женщиной там ещё в восемнадцатом веке стала преподавательница, обладательница звания академика Мари-Анна Колло, скульптриса. В шестнадцать лет Колло стала ученицей скульптора Фальконе; когда ей было восемнадцать, он уехал в Россию — она поехала тоже, чтобы не прерывать обучения (хотя многие считают, что дело в сыне Фальконе, за которого она позже вышла замуж).В любом случае, Колло не прогадала. В России было время императриц, и женщины чувствовали себя порой ещё свободнее, чем во Франции. Колло сделала себе карьеру и получила пожизненную пенсию.

А первой стипендиаткой стала Евдокия Бакунина в 1834 году — ей выделили деньги специально для поездки в Италию после того, как она удостоилась серебряной медали от Академии художеств. Правда, художник Иванов предрекал, что ничего особенного из этого не выйдет — но точно также ничего особенно не вышло и из многих других стипендиатов. Первой золотой медалисткой Академии стала Софья Сухово-Кобылина в 1854 году. Правда, первой женщиной, которой дали возможность сдать экзамен на звание художника, стала Мария Раевская-Иванова — на год позже, чем диплом получила Суслова, так что прогрессивность взглядов художники показали очень относительную.

Зато в чём Россия опередила весь мир — это в открытии смешанных групп для девушек и юношей. Такое практически везде казалось немыслимым.

Многие высказывали волнение, что работа в таких группах обязательно приведёт к оскорблению студентами скромности студенток, особенно когда дело дойдёт до натуры. Но очевидцы свидетельствовали: российские юноши со всей ответственностью отнеслись к учёбе, в том числе — учёбе девушек. Или, попросту, все спокойно сидели и рисовали, вместо того, чтобы дурью маяться. За тем сюда и поступали.

Иногда, читая комментарии в интернете, невозможно подумать, что мужчины в России некогда были очень прогрессивны — так прогрессивны, что принципиально играли на стороне женщин, делясь своими конспектами и лабораториями, обманывая ожидания моралистов, помогая без каких-либо услуг взамен, просто ради восстановления справедливости. Но женщины, кажется, не сильно изменились. Они до сих пор готовы за себя бороться.