Как русские писатели меняли имидж

Николай Гоголь

Николай Гоголь

Только переехав из провинции в Петербург, молодой Гоголь старался следовать моде. Причем делал это с какой-то болезненной озабоченностью и тратил на это чрезвычайно много сил и денег (их, к слову, было и без того немного). Своему ближайшему другу Герасиму Высоцкому он писал: «Позволь еще тебя попросить об одном деле: нельзя ли заказать у вас в Петербурге портному самому лучшему фрак для меня? Узнай, что стоит пошитье самое отличное фрака по последней моде. <...> Напиши, пожалуйста, какие модные материи у вас на жилеты, на панталоны. Какой-то у вас модный цвет на фраки?».

Еще одну забавную деталь вспоминал учитель гимназии Иван Кулжинский: «Гоголь, идучи по гимназии, беспрестанно обеими руками, как будто ненарочно, раскидывал полы сюртука, чтобы показать подкладку». Подкладка была, само собой, самой модной. 

Кроме того, молодой Гоголь коротко стригся. На голове его торчал хохолок, и, как вспоминают ученики писателя, весь он в молодости был скроен из «резких противоположностей щегольства и неряшества». Хохолок ему не нравился, и он отпустил длинные волосы и усы, с которыми и вошел в историческую память. Как некоторые считают, чтобы скрыть длинный тонкий нос, которого писатель якобы стеснялся. Насколько это правда, доподлинно не известно, но есть одно упоминание самого Гоголя о своей наружности как о «смешной физиономии».

Лев Толстой

До того как построить самую успешную карьеру в русской литературе и стать радикальным анархистом, Лев Толстой находился на военной службе, был артиллерийским офицером и съездил на Крымскую войну в 1854-1855 гг. Это во многом определяло его внешность в то время: в Российской империи облик офицера регулировался множеством правил. Они исключали бурную растительность на лице и голове, поэтому молодой Толстой был всегда гладко выбрит и аккуратно подстрижен.

Однако офицерство его тяготило, он неоднократно думал об отставке, и бунтовской нрав уже тогда замечали окружающие. С Толстым у военного начальства были вечные столкновения. Граф порой даже пренебрегал тем, что офицерам необходимо застегиваться на все пуговицы. Старший офицер Ю.И. Одаховский также упоминал в мемуарах, что наружность Толстого была «некрасивой, особенного его портили огромные, оттопыренные в стороны уши», но говорил он хорошо, быстро и остроумно, чем многих увлекал. 

Зато, уйдя в отставку, Толстой незамедлительно начал отращивать бороду - одну из самых знаменитых бород русской культуры. А еще сменил гардероб: граф отказался от дворянского платья и переоделся в простую, едва ли не крестьянскую одежду.

Федор Достоевский

Молодой Достоевский не носил бороды и вообще сильно отличался от своего хрестоматийного облика задумчивого аскета со страдальческим флером. Напротив, окружающие в то время не находили в нем никаких «благородных» аристократических черт и редко описывали его наружность комплементарными эпитетами. «Он был худенький, маленький, белокурый, с болезненным цветом лица», - говорила о нем Авдотья Панаева, писательница, в которую 25-летний Достоевский был безответно влюблен.

Сам Достоевский был еще более критичен и называл себя «квазимодо». Закончив инженерное училище в звании полевого инженера-прапорщика, он выполнял приказ о бритье военных. В 1849 году его сослали в Сибирь по делу петрашевцев (участников оппозиционных встреч). В ссылке ему тоже пришлось служить - сначала солдатом, потом унтер-офицером - и стричься по линейке. Оттуда он вернулся через десять лет. Петербург встретил холодно: Достоевского подзабыли, а его отрощенные унтер-офицерские усы казались до ужаса провинциальными. Зато светлые, жидкие волосы, которые он сильно помадил и приглаживал, на лбу уже не росли.

Начать жизнь заново он решил с отращивания бороды. В эти годы в России наличие бороды все еще было маркером того, что человек не имеет никакого отношения к государственной системе, чиновникам борода запрещалась. Вот только пышной бороды тоже не получилось - она росла жидкой, чем огорчала писателя, который начал тщательно следить за своим образом.

Иван Бунин

Иван Бунин

Революция 1917 года навсегда изменила не только жизнь писателя Ивана Бунина, но и его внешность. Новый имидж, кстати, было наглядным отражением «конца прекрасной эпохи». 

Бунин до революции уже успел вписать себя в русскую литературу, получить известность на западе и стать неотъемлемой частью литературной элиты. На фотографиях тех лет он выглядит как абсолютный франт: эспаньолка, изящный костюм, накрахмаленный воротничок, щегольские усы. Но будучи консерватором и дворянином, Бунин не принимает революцию и эмигрирует в Париж. А вместе с этим заканчивается и та напускная богемность и снобизм, который был присущ его кругу. В моду входит простота и суровость двадцатых годов, и писатель ей подчиняется. Он расстается со старомодной растительностью и теперь, как и все, начисто бреет лицо. В 1933 он становится первым русским, получившим Нобелевскую премию по литературе. Его литературный стиль, уходящий корнями в 19 век, тоже не меняется, но в своих воспоминаниях о старой России он все чаще приходит к теме несчастной любви, одиночества, упадка и смерти. Меняется и внешность Бунина - он стал мрачнее.

Иван Тургенев

Иван Тургенев

Долгая жизнь Тургенева была сценой культурно-политических страстей. Вероятно, из-за его мягкого нерешительного характера: сначала молодого Тургенева третировала его собственная мать, деспотичная дворянка из старинного рода, а затем - половина литературного сообщества. Только ленивый не ругал Тургенева и не называл его «лжецом», «лицемером» и «плагиатором». Наружность и черты писателя только подстегивали к такому отношению.

У него был высокий и тонкий голос, не соответствующий богатырскому телосложению, гладко-выбритое лицо и небольшой безвольный подбородок. Тургенев, по тем меркам, имел слегка вычурный вид. В его гардеробе были яркие галстуки и золотые пуговицы. Белье он мог менять по два раза в день и постоянно обтирался губкой, смоченной одеколоном.

Бороду и волосы он начал отращивать в 1840-е. Это позитивно сказалось на его образе в глазах окружающих. Особенно, когда в волосах появилась благородная седина.