Павел Нащокин: «радость» Пушкина
622
просмотров
В монографиях пушкинистов Павла Воиновича Нащокина упоминают как главного и поистине преданного друга, поклонника и критика Пушкина.

Во фраке Нащокина Александр Сергеевич венчался и в нем же был похоронен. Это Нащокин потерял сознание, услышав новость о гибели поэта и провел в тяжелой горячке долгие дни. Только его поэт называл словами «радость моя», доверяя свои новые строки непредвзятому и грамотному взгляду верного друга. Обращаясь к своему окружению, Пушкин говорил: «Вам всем я нужен зачем-то, а любит меня только Нащокин».

Сын генерала, дерзившего Суворову

Сын генерала, дерзившего Суворову Павел Нащокин.

В доме эксперта по искусствам Павла Нащокина бывал в свое время весь творческий бомонд Москвы и Петербурга. Этого человека любили и уважали за редкий ум и обаяние. Нащокин представлял знатный род, история которого насчитывала более 500 лет. Его предок, Дмитрий Нащока, ходил в боярах и служил московскому князю Симеону Гордому. Большинство представителей мужчин Нащокиных были военными или дипломатами, состояли при царских дворах. Отец Нащокина, Воин Васильевич, был заметным деятелем Екатерининской эпохи с генеральским чином. Правда, слава настигла этого смельчака со вспыльчивым нравом после того, как он влепил генералиссимусу Суворову пощечину.

Павел во многом был похож на отца, унаследовав, в первую очередь, крайнюю непредсказуемость. При этом от матери он взял доброту нрава и глубокую мудрость. Получив великолепное домашнее образование, продолжил учиться уже в Царскосельском лицее, где и познакомился с Пушкиным. Учеба, правда, не задалась. Разочаровавшийся в науках юноша решился на военную карьеру, но вскоре уволился в чине поручика и из армии.

Ближайший друг и первый критик Пушкина

Ближайший друг и первый критик Пушкина Нащокин и Пушкин.

Никогда, никому и ни о ком Пушкин не писал так, как это было с Нащокиным. О редчайшей человеческой привязанности свидетельствует многолетняя переписка друзей, полная откровенности и нежности. Пушкин доверял Нащокину самые сокровенные мысли и переживания, обращаясь к нему «радость моя». Это была честнейшая дружба сердец, хотя в переписке много места отводилось массе других вопросов, в том числе денежных. Пушкин доверял товарищу в делах, как никому иному.

Помимо дружеских взаимоотношений и доверия в житейских вопросах, Пушкина с Нащокиным связывали литературные пристрастия. И если с официальным образованием у Павла Воиновича не сложилось, то самостоятельная работа в этом направлении велась им неустанно. Нащокин очень много читал, общался с выдающимися людьми и обладал уникальным литературным вкусом. Об этом писал один из приятелей Павла режиссер Куликов (псевдоним – Крестовский). Он отмечал, что благодаря удивительной начитанности, Нащокин был экспертом во французской и русской литературе, изучая в переводах и произведения множества других народов. Нащокин знал жизнь, тяготел к изящным искусствам, имел критическое чутье, интуитивно вынося точнейшие «приговоры». Когда русский бомонд зачитывался Марлинским, Нащокин открыто высмеивал вычурную манеру автора, пророчески предсказывая его скорый провал. А сам углублялся в тогда еще непопулярного Бальзака, заставляя читать его всякого встречного и крича о французском таланте направо и налево.

Пушкин не сомневался в критическом таланте друга и ему первому читал новые сочинения. Всецело соглашался с его оценками и тонкими критическими замечаниями. Ведь честный с другом Павел Воинович далеко не всегда восторгался пушкинскими строками. Он позволял себе порицать, причем настолько резко и категорично, насколько считал нужным.

Хладнокровность и чудачества

Хладнокровность и чудачества Нащокин с семьей в гостиной.

Нащокин никогда не имел собственного жилья, снимая различные дома в зависимости от состояния финансов. У него не было ни стабильного дохода, ни постоянного адреса. Но такая ситуация никогда не тяготила Павла Воиновича. Он не заморачивался вопросами денег, антуража, спокойно чувствуя себя как в роскошных апартаментах, так и в самых бедных комнатах. Пушкин, приезжая к другу после долгих разлук, находил адрес Нащокина элементарно: дом Павла Воиновича знал каждый извозчик. Свое исходное состояние легкомысленный в быту Нащокин промотал в считанные месяцы. Но духом Павел Воинович падать не умел, руководствуясь философским хладнокровием. И судьба постоянно демонстрировала справедливость такого его отношения к жизни. Нащокин с десяток раз разорялся, а вскоре снова становился богачом. То друзья помогали, то перепадало наследство, то крупный выигрыш в карты. В этом пристрастии Пушкин с Нащокиным были едины.

Смерть друга обернулась для Нащокина откровенным ударом. Когда ему сообщили, что Пушкин убит, Павел Воинович рухнул без чувств, а после надолго слег с горячкой в постель. Он не смирился с такой потерей до последнего вздоха, переживя друга на 17 лет. До конца дней своих Нащокин винил себя в том, что не предотвратил дуэль.

Супруга друга

Супруга друга Вера Александровна Нащокина в старости

В 1834-м Нащокин женился на Вере Александровне Нарской. Свою избранницу он, разумеется, представил другу задолго до свадьбы. В день знакомства Пушкин проговорил с женщиной не один час. И когда, уходя, Нащокин в шутку спросил, позволяет ли поэт ему жениться, Пушкин серьезно ответил: «Не позволяю, а приказываю». Дружны были и пушкинская супруга с Павлом Воиновичем. К слову, венчался Пушкин в его фраке. То ли не было средств заказать новый, то ли времени. В нем же после дуэли Александра Сергеевича и схоронили.

Пушкин относился к Вере Александровне, своей искренней почитательнице, с открытой симпатией, чувствуя себя в ее компании, как дома. Вера Александровна на десятилетия пережила Александра Сергеевича, собственного мужа и всех приближенных им современников. Журналисты, биографы, литераторы Пушкина часто просили ее поделиться рассказами и воспоминаниями касательно жизни поэта. Супруг не оставил Нащокиной средств для безбедного существования, поэтому под конец жизни она страдала. Один петербургский корреспондент, посещавший Нащокину в 1899-м, писал, что женщина, с которой было интересно беседовать Пушкину и которую тот же Гоголь считал собственным добрым ангелом, влачит свое существование в голоде и холоде. В нужде ей пришлось даже продавать некоторые письма из личной переписки мужа с его дражайшим Александром Сергеевичем.

К слову, русские классики не сразу становились знаменитыми. И часто к этому имели отношения власти.

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится