Пьянка и разврат: первая конная армия глазами очевидцев

Неприглядные факты описал Исаак Бабель в своих рассказах, основанных на дневнике, который автор вёл на службе в 1-й Конной армии во время Советско-польской войны 1920 года. Публикация сборника «Конармия» началась в 1924 году в журнале «Красная новь». Рассказы были встречены военными в штыки, они обвиняли Бабеля в злопыхательстве и клевете. В 1928 году в «Правде» вышло письмо Будённого против «Конармии». За Бабеля тогда заступился Максим Горький. Над писателем расправятся позже, в 1940 году.

Бабель был не единственным, кто обращал внимание на ужасающее поведение бойцов Конармии. Сам Будённый указывал, что «клеветников» было немало.

Из дневника Исаака Бабеля:

«Организованное ограбление писчебумажной лавки, хозяин в слезах, всё рвут, какие-то требования, дочка с западноевропейской выдержкой, но жалкая и красная, отпускает, получает какие-то деньги и магазинной своей вежливостью хочет доказать, что всё идет как следует, только слишком много покупателей. Хозяйка от отчаяния ничего не соображает. Ночью будет грабёж города — это все знают.

Вечером музыка — начдив развлекается. Утром он писал письма на Дон и Ставрополь. Фронту невмоготу выносить безобразия тыла. Вот пристал! Холуи начдива водят взад и вперёд статных коней с нагрудниками и нахвостниками.

Военком и сестра. Русский человек — хитрый мужичок, грубый, иногда наглый и путаный. Он о сестре высокого мнения, выщупывает меня, выспрашивает, он влюблён. Сестра идёт прощаться к начдиву, это после всего, что было. С ней спали все. Хам Суслов в смежной комнате — начдив занят, чистит револьвер».

«Приходит бригада, красные знамёна, мощное спаянное тело, уверенные командиры, опытные, спокойные глаза чубатых бойцов, пыль, тишина, порядок, оркестр, рассасываются по квартирам, комбриг кричит мне — ничего не брать отсюда, здесь наш район. Чех беспокойными глазами следит за мотающимся в отдалении молодым ловким комбригом, вежливо разговаривает со мной, отдает сломанную тачанку, но она рассыпается. Я не проявляю энергии. Идём во второй, в третий дом. Староста указывает, где можно взять. У старика, действительно, фаэтон, сын жужжит над ухом, сломано, передок плохой, думаю — есть у тебя невеста или едете по воскресеньям в церковь, жарко, лень, жалко, всадники рыщут, так выглядит сначала свобода. Ничего не взял, хотя и мог, плохой из меня будённовец».

Из сборника рассказов Исаака Бабеля «Конармия»:

«Квартира мне попалась у рыжей вдовы, пропахшей вдовьим горем. Я умылся с дороги и вышел на улицу. На столбах висели объявления о том, что военкомдив Виноградов прочтёт вечером доклад о Втором конгрессе Коминтерна. Прямо перед моими окнами несколько казаков расстреливали за шпионаж старого еврея с серебряной бородой. Старик взвизгивал и вырывался. Тогда Кудря из пулемётной команды взял его голову и спрятал её у себя под мышкой. Еврей затих и расставил ноги. Кудря правой рукой вытащил кинжал и осторожно зарезал старика, не забрызгавшись».

Из воспоминаний Оки Городовикова (в 1919—1920 гг. начальник 4-й кавалерийской дивизии):

«Дисциплина и организованность не давались самотёком. Нужна была огромная работа партии большевиков, чтобы преодолеть в крестьянских париях мелкобуржуазную анархичность и партизанские замашки. Товарищ Ворошилов с подлинно большевистским умением быстро наладил массовую политическую работу, железной рукой укрепил строгий порядок и ввёл суровую революционную дисциплину. С именем товарища Ворошилова, пользовавшегося неизменной любовью и неизмеримым авторитетом среди бойцов, командиров и политработников Первой конной, тесно связаны все её героические бои, все победы».

«Вчерашние рабочие, батраки, крестьяне, командовавшие эскадронами, полками, дивизиями и армией, крепко сплочённые вокруг большевистской партии, бесстрашно громили генеральские корпуса и армии. Иностранцев поражало искусство Семёна Михайловича Буденного в решении стоявших перед ним тактических и стратегических задач. Разбирая его действия, буржуазные военные специалисты неизменно именовали товарища Будённого генералом».

Из письма Льва Троцкого Клименту Ворошилову:

«Положение Конной армии внушает здесь серьёзнейшие опасения. До нас с разных сторон доходят слухи о всяческих непорядках. Конница жестоко обращается с крестьянским населением, грабит и прочее. За конницей тянется бесконечный обоз. В штабах пьянство, разврат и прочее. Такие условия могут погубить самую лучшую конницу и не раз уже губили».

Из воспоминаний Семёна Будённого:

«Интересную картину наблюдал я на станции Старый Оскол, забитой белогвардейским охвостьем, не успевшим убежать из города. С семьями и багажом, на своих огромных сундуках, разнообразных корзинах, сумках и чемоданах восседало это мрачное вороньё на перроне и на вокзале. А в это время шустрые бойцы из хозяйственных команд наших полков тут же подбирали брошенное противником военное имущество и различные грузы, аккуратно складывая их на повозки. Все трофеи поступали в обозы частей и передавались в тылы корпуса либо ближайшим стрелковым армиям. Растаскивание трофеев, воровство, мародёрство в корпусе пресекалось беспощадно.

Полную противоположность нашим частям представляли белогвардейские войска. К этому времени открытый грабеж принял в деникинской армии потрясающие размеры. Грабили все — от рядового казака до генерала, грабили в одиночку и организованно, грабили бедных и богатых. На Дон, Кубань и Терек из захваченных белыми районов центральных областей России и Украины вывозилось все, что можно было вывезти».

Из воспоминаний Кирилла Мерецкова (с мая 1920 года помощник начальника штаба по разведке в 4-й и в 6-й кавалерийских дивизиях Первой Конной армии):

«Считаю не лишним повторить, что месяцы, проведённые в рядах Конной армии, сыграли очень большую роль в моём формировании как красного командира. Во всяком случае, вплоть до середины 1920-х годов мои взгляды на военное искусство и практическое их воплощение в жизнь определялись опытом, вынесенным именно из боевых операций 4-й и 6-й дивизий 1-й Конной армии».

Первая Конная армия была расформирована в мае 1921 года, однако штаб армии сохранялся до октября 1923 года.