Русские писатели, которые сожгли свои произведения

Александр Пушкин

«19 октября сожжена X песнь», — писал Александр Пушкин о десятой главе «Евгения Онегина». Продолжение известного романа в стихах осталось лишь в форме зашифрованных четверостиший: поэт опасался жандармов. Публицист Михаил Юзефович вспоминал: «Он [Пушкин] объяснял нам довольно подробно все, что входило в первоначальный его замысел, по которому, между прочим, Онегин должен был или погибнуть на Кавказе, или попасть в число декабристов». Что именно было в последней главе, неизвестно. Исследователи выдвигали два предположения: Онегин путешествовал по России или Пушкин критиковал государственный уклад и императора без привязки к сюжету.

Поэт уничтожил не только главы из «Онегина». В начале 1820-х годов он задумал поэму «Разбойники» в четырех частях и спустя два года уже закончил первую из них — «Братья-разбойники». Пушкин вспоминал: «Истинное происшествие подало мне повод написать этот отрывок. В 1820 году, в бытность мою в Екатеринославле, два разбойника, закованные вместе, переплыли через Днепр и спаслись». Однако вскоре Пушкин отказался от идеи большой поэмы и уничтожил все наброски следующих глав. Он писал Александру Бестужеву 13 июня 1823 года: «Разбойников я сжег — и поделом». Вторую часть произведения, историю атамана и двух его наложниц, поэт восстановил по памяти и переработал в «Бахчисарайский фонтан».

Федор Достоевский

В 1865 году Федор Достоевский сжег объемную версию «Преступления и наказания», повествование в которой велось от лица Раскольникова. Замысел писателя постепенно усложнялся, появились новые герои, и он решил отойти от жанра исповеди. Александру Врангелю в феврале 1866 года Достоевский писал: «В конце ноября было много написано и готово; я все сжег; теперь в этом можно признаться… Новая форма, новый план меня увлек, и я начал сызнова». В новую версию — от имени автора — писатель добавил фрагменты незавершенного романа «Пьяненькие», где описывалась история семьи Мармеладовых.

Позже, уже в 1871 году, Федор Достоевский уничтожил рукописи романов «Идиот», «Вечный муж», а также наброски «Бесов». Писатель возвращался из-за границы в Россию и опасался, что все записи отберут на таможне. Его жена, Анна Достоевская, в дневниках вспоминала: «За два дня от отъезда Федор Михайлович призвал меня к себе, вручил несколько толстых пачек исписанной бумаги большого формата и попросил их сжечь. Хоть мы и раньше с ним об этом говорили, но мне так стало жаль рукописей, что я начала умолять мужа позволить мне взять их с собой. Но Федор Михайлович напомнил мне, что на русской границе его, несомненно, будут обыскивать и бумаги от него отберут, а затем они пропадут, как пропали все его бумаги при его аресте в 1849 году». Часть архива жене писателя все же отстоять удалось. Она передала пару тетрадей своей матери, которая привезла их в Россию несколько месяцев спустя.

Борис Пастернак

В стихотворении Бориса Пастернака «Быть знаменитым некрасиво» есть строчки: «Не надо заводить архива, / Над рукописями трястись». Свои записи поэт сжигал несколько раз. Первый, в 1932 году, когда расставался с возлюбленной Евгенией Лурье. Тогда Пастернак бросил в печку почти законченный роман «Три имени», работать над которым начал в еще 1918 году. Сохранилась лишь первая часть произведения из пяти — «Детство Люверс». Историю о взрослении девочки Жени опубликовали в 1922 году как самостоятельную повесть. В записке издателю Вячеславу Полонскому поэт писал: «Я решил, что буду писать, как пишут письма, не по-современному, раскрывая читателю все, что думаю».

Второй раз Пастернак уничтожил рукопись в 1942 году. Это был черновик военной драмы «Этот свет», которую автор сочинил в эвакуации. По сюжету советская армия оставила пограничный поселок, но жители решили не сдаваться. Героями пьесы стали люди, которые в прошлом были «врагами режима». Пожилой интеллигент Иннокентий Дудоров организовал движение сопротивления. А беспартийная немка Груня Фридрих повторила подвиг Зои Космодемьянской и ночью сожгла дома, в которых спали немецкие солдаты. По задумке Пастернака такими поступками герои «искупали грехи» довоенного времени. Писатель уничтожил пьесу спустя пару месяцев после ее завершения: опасался ареста.

Михаил Булгаков

Черновик «Мастера и Маргариты» и романа «Записки покойника», два тома «Белой гвардии» и личный дневник — все это Михаил Булгаков сжег вечером 18 марта 1930 года. Ранее днем писатель узнал, что Главрепертком запретил к постановке его новую трагедию о Мольере «Кабала святош». Чиновники посчитали, что Булгаков проводит аналогию между тиранией монархического строя и социализмом — на примере положения писателя.

Пьеса была единственной возможностью Булгакова поправить финансовые дела: с 1929 года его произведения не ставили, и он остался без дохода. В письме «Правительству СССР» 28 марта 1930 года он писал: «Погибли не только мои прошлые произведения, но и настоящие и все будущие. И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе, черновик комедии и начало второго романа «Театр». Уцелели лишь две рукописные тетради «Мастера и Маргариты». По ним Булгаков начал восстанавливать текст в 1932 году. А вот к роману «Записки покойника» о театре писатель вернулся лишь в 1936 году. Произведение осталось незаконченным.

Анна Ахматова

Анна Ахматова писала с 11 лет, однако самых первых ее стихотворений не сохранилось: поэтесса уничтожила большую часть ранней лирики. Она вспоминала: «Боже, какие позорно плохие стихи я писала! Я недавно перечитывала, хотела что-нибудь оставить на память. Нет, ничего нельзя. Все позор. Все — не мое, а чужое, общее — то, что писали тогда третьестепенные, четверостепенные авторы». С середины 1930-х годов Ахматова сжигала написанное уже не из чувства стыда, а из-за страха обыска и ареста. В 1934 году она начала писать автобиографическую поэму «Реквием» о чувствах жен и матерей «врагов народа». Вплоть до первой публикации в 1963 году произведение существовало только устно: близкие друзья поэтессы знали его наизусть.

Анна Андреевна, навещая меня, читала мне стихи из «Реквиема» тоже шепотом, а у себя в Фонтанном доме не решалась даже на шепот; внезапно, посреди разговора, она умолкала и, показав мне глазами на потолок и стены, брала клочок бумаги и карандаш; потом громко произносила что-нибудь светское: «хотите чаю?» или: «вы очень загорели», потом исписывала клочок быстрым почерком и протягивала мне. Я прочитывала стихи и, запомнив, молча возвращала их ей. «Нынче такая ранняя осень», — громко говорила Анна Андреевна и, чиркнув спичкой, сжигала бумагу над пепельницей.
Лидия Чуковская. «Записки об Анне Ахматовой»

Однако Ахматовой удавалось восстановить не все сожженные произведения. Пьеса «Энума Элиш» об отношениях двух творцов, «мальчика-птицы» и «девы-птицы», которую поэтесса написала в 1941 году в эвакуации в Ташкенте, не сохранилась.