Застав его ночью у холодильника с куском колбасы во рту, жена смотрела с укоризной: «Миша, ну тебе же нельзя!» Верная Бронислава хотела ему только добра. Конечно, она права: у него уже две операции по шунтированию сердца. Но он ничего не мог с собой поделать. Просто надеялся: это неизбежно случится, но когда-нибудь потом, не скоро. Ведь судьба всегда была так благосклонна к нему…
Чудесное спасение
Михаил Гольцман (такова настоящая фамилия артиста) родился в Киеве в 1929 году в богатой еврейской семье. Но папа промотал состояние родителей, и о сытой жизни маленькому Мише пришлось забыть. Впрочем, он не унывал.
— Я с трех лет собирал вокруг себя ребят и всех смешил, — вспоминал Михаил Семенович. — Танцевал фокстрот, лезгинку — мне очень нравилось кричать в конце: «Асса!» Когда мама спросила, кем я хочу стать, я, не задумываясь, сказал: «Чарли Чаплином», уверенный, что это профессия такая — смешить людей.
Начало войны застало Мишу в Крыму.
— Я тогда заболел туберкулезом, — рассказывал артист, — и родители отправили меня в детский санаторий в Алупке. Вылечился, собирался домой, и вдруг война. Фашисты подбирались к Крыму. Нас спешно на пароходе эвакуировали в Карачаево-Черкесию, под Теберду. Детей спустили в трюм — раздали по дольке лимона и приказали тихо сидеть. Вдали что-то бухало. Потом понял — нас бомбили, но обошлось. Когда приплыли в Теберду, разместились в здании местной школы, и туда же пришло слезное письмо моей мамы с просьбой отправить сына в Ташкент, куда они с отцом перебрались, спасаясь от наступления фашистов на Киев.
Воспитательницы санатория решили помочь: проводили Мишу на вокзал, посадили в вагон, дали с собой мешочек с сахаром и 200 рублей — ехать нужно было целый месяц.
Через две недели пришли немцы и расстреляли главврача с женой, всех воспитателей и детей из санатория…
Цирк на первой парте
В Ташкенте Миша ютился с родителями и младшим братом Ленькой в 7-метровой комнатке с земляным полом. Мать занималась перепродажей женских чулок, которые возила в Россию в матрасах, хотя это грозило ей расстрелом за спекуляцию, отец подрабатывал на свадьбах музыкантом. Миша тоже не сидел без дела: торговал на рынке папиросами, которые сам скручивал, в огромном чайнике носил холодную воду и продавал изнывающим от жары торговцам. Когда семья вернулась в Киев, Миша так же охотно продолжал торговать сигаретами вместо того, чтобы учиться.
— В классе я постоянно гримасничал, паясничал, болтал без умолку. Садился за первую парту и рассказывал ребятам анекдоты. На уроках устраивал цирк.
В итоге в девятый класс Мишу переводить не захотели. А без среднего образования у него не было шансов поступить в театральный институт. Что делать? И снова помог случай.
— У нас в коммуналке один студент учился на дирижера-хоровика, постоянно репетировал. Я подумал — надо попробовать и мне поступить в музыкальное училище, — рассказывал Светин. — Часами я стоял у репродуктора, слушал концерты и размахивал руками. Подготовил «Песню о Сталине». Пришел на экзамены. Продирижировал. Поклонился. Взяли в класс гобоя без экзаменов.
После музучилища он уже мог штурмовать театральный вуз.
Во все тяжкие
Когда Светин завалил вступительные экзамены во все театральные институты Москвы, он не расстроился, а отправился к… Аркадию Райкину.
— Я шесть дней не вылезал из вестибюля гостиницы, где он тогда жил, поджидая мастера, — вспоминал Светин. — А когда увидел, кинулся к нему: «Возьмите меня к себе в театр! Хотя бы послушайте!»
И Райкин согласился! Выбил для него место ученика и суточные 26 рублей, нашел жилье. И тут со Светиным стало твориться что-то непонятное:
— Крышу мне тогда снесло напрочь от мании величия, я вел себя безобразно. Пил, курил, шлялся по ресторанам, просыпал репетиции. Если не пускали в кабак, кричал: «Я ученик Райкина!» — и открывались любые двери.
Аркадий Исаакович пытался взывать к его совести, но все было бесполезно.
— Я обнаглел настолько, что вскоре стал учить играть самого Райкина! А после того как устроил драку с одним из актеров, у Аркадия Исааковича случился сердечный приступ.
Через три месяца ученичества Светину указали на дверь. Но он понимал: сам во всем виноват, и отправился на актерскую биржу. Его заметил директор драматического театра из города Камышин Волгоградской области, и Михаил поехал в провинцию. Там же он встретил любовь всей своей жизни.
«Брак поневоле»
— Женщины всегда проявляли ко мне интерес, — хвастался Светин.
Сам актер тоже не пропускал ни одной юбки. И вдруг в 30 лет он остепенился, потому что без памяти влюбился в партнершу по спектаклю «Брак поневоле» — 17-летнюю Брониславу Проскурнину.
— Она была такая красивая! Фигурка — сногсшибательная! Сразу понял — пропал! — делился Михаил Семенович. — И через два месяца говорю: «Давай поженимся». Она: «Подумать надо». Но я сразу поставил ультиматум: «Если не согласна, тут же женюсь на другой!» И сразу услышал: «Я согласна».
Поженились через год, когда Брониславе исполнилось 18. Первые годы мотались по театрам, переезжая из города в город. Дочь Светлана, которая родилась в 1965 году, до четвертого класса жила с бабушкой. В честь дочки актер и взял псевдоним Светин.
Окончательно осесть Михаилу и Брониславе удалось только после двенадцати лет кочевой жизни, когда они стали служить в ленинградском Малом драматическом театре. Тогда же Светина начали часто приглашать сниматься в кино, и в 44 года к нему, наконец-то, пришли слава и народная любовь. Он сыграл в популярных фильмах «Афоня», «12 стульев», «Не может быть!», «Чародеи», «Человек с бульвара Капуцинов». Жить бы да радоваться, вот только здоровье стало подводить.
Срочно на операцию!
В 1995 году Светин оказался на грани жизни и смерти — вдруг стал задыхаться, схватился за сердце. Жена вызвала скорую помощь. Оказалось, у Михаила Семеновича ишемическая болезнь. Врачи предупредили: надо делать шунтирование, чтобы восстановить нормальный кровоток, иначе в любой момент может случиться непоправимое.
На операцию требовалось 25 тысяч долларов, а у Светина таких денег не было. К счастью, поклонники актера и просто неравнодушные люди, узнав о его проблеме, собрали нужную сумму. После операции Светин почувствовал себя лучше, но его сильно удручало то, что необходимо соблюдать диету.
— Вообще ничего нельзя! Ни жирное мясо, ни копчености! Как я без куска сала усну? Пытаюсь себя в руках держать — клятву с утра себе даю, но…
И Светин делал себе поблажки: то шашлычок съест, то селедочки, то колбаски копченой отрежет. Жена пыталась его контролировать, только это ей плохо удавалось.
— Я следила за ним, — плачет Бронислава Константиновна. — Пыталась уберечь, но как это сделать, если Миша уезжал на гастроли и там ел, что нравилось? Спал по четыре часа в сутки, бегал по лестницам и жил, как будто ему не 84, а 24?
Да и дома актер ни в чем себе не отказывал.
— Улучу, когда жена не видит, и бегом на кухню! — смеялся актер. — Или ночью вот… Самое время для вкусностей! Когда Броня спит.
Неудивительно, что вскоре актеру снова пришлось делать шунтирование. Жалобы были те же — одышка, тяжесть и боль в груди. А после операции Михаил Семенович опять взялся за старое.
Беда случилась на даче. После обеда Светин вдруг откинулся в кресле и потерял сознание. Скорая приехала быстро, актера доставили в больницу, но прогнозы были неутешительными — обширный инсульт, кома. Из нее актер так и не вышел.