Считается, что массовая политическая эмиграция россиян в западные страны началась при Николае I. Не все уехавшие за границу из опасений политических преследований при этом были, надо сказать, реальными активными оппозиционерами. Например, много времени за границей провёл Николай Васильевич Гоголь, после неодобрительных отзывов на «Ревизора» без шуток испугавшийся дальнейшего ареста за неблагонадёжность.
Притом он всегда был преданным имперцем вплоть до такого выверта сознания, что предполагал украинский язык непригодным для литературы. Мол, то ли дело русский... Хотя всего за полвека до него русский точно так же шельмовали носители языка — годится ли для чего-то, кроме разговоров с прислугой? Вот немецкий и французский — хоть стихи пиши, хоть научные трактаты!
К началу двадцатого века во Франции было несколько типов российских эмигрантов. Политические относились к разного рода социалистам, включая большевиков, анархистов и, неожиданно, иезуитов, которые в Российской Империи оказались под запретом и которым по возвращении на родину точно так же, как представителям разного рода неблагонадёжных идеологий грозили аресты и ссылки. Религия была важной частью политики до двадцатого века.
Политических эмигрантов из России отличала высокая самоорганизованность. Они не только активно общались, но и многие бытовые и финансовые вопросы старались решать сообща. Российские политэмигранты создавали кассы взаимопомощи, организовывали столовые, где можно было купить готовую еду без такой же большой наценки, как в ресторанах, и притом экономить своё время и недешёвые дрова. Отмечать праздники старались совместно. Организовывали бесплатные лекции и доклады, делясь своими знаниями и понимаю совокупную образованность и эрудированность.
Политические эмигранты начала двадцатого века жили в финансовом отношении более, чем скромно. Большая часть из них работала так или иначе с текстами, причём в объёме, едва покрывающем бытовые нужды, поскольку остальное время, как подразумевалось, нужно было для забот друг о друге и будущем России.
Политэмигранты часто набивались в комнатки по нескольку человек — больше, чем предлагалось спальных мест. Спали в таких случаях на стульях или по очереди. Чтобы не сидеть весь день в тесноте, раздражая друг друга, старались много времени так или иначе проводить вне дома.
Даже большевики активно пользовались такими выгодами капитализма, как моментальная ориентация рынка на потенциальную целевую аудиторию. Под политэмигрантов открывались магазины с российскими товарами, русские рестораны и другие заведения.
В 1907 году пронёсся слух, что большевики сказочно разбогатели. 13 февраля в камере Бутырки нашли мёртвым фабриканта, сочувствующего коммунистическим идеям — Николая Шмита. По его завещанию большевикам отошло 280 000 рублей. Про эту таинственную смерть политэмигранты говорили, что Шмит был убит за революционную деятельность царизмом, а консерваторы — что его смерть ради наследства подстроили сами большевики.
Распорядителями наследства стали сёстры и брат Николая, которым тоже причиталась доля. Чтобы девушки могли стать финансово самостоятельными, они должны были выйти замуж (иначе взрослыми они не считались), так что Елизавета и Екатерина Шмит срочно вышли замуж за знакомых большевиков и вступили в права наследования. За этим последовал ожесточёный делёж денег. В конце концов они были распределены как между Шмитами и их новыми свойственниками, так и в партийную кассу, и на отдельные гранты конкретным лицам.
Гранты несильно улучшили уровень жизни получивших их политэмигрантов, зато деньги позволили открыть три партийные школы — на Капри, в Болонье и под Парижем. Параллельно большевики фактически порвали с РСДРП, партий, объединявшей сразу несколько видов «левого» движения среди россиян. И на этом началась совсем новая история политэмиграции и российских политических движений.