«Красное и черное» Стендаля в деталях
730
просмотров
Почему роман называется «Красное и черное»? Какие памятники искал Жюльен Сорель в Париже? Что Матильда де Ла-Моль имеет в виду, гордясь своим превосходством над госпожой де Сталь? Зачем Стендаль постоянно использует сокращение «и т. д.»?

1. Тайна парижских памятников

1. Тайна парижских памятников Вид на площадь Карусели и Лувр. 1828 год
Вандомская колонна. 1845–1860 годы
Триумфальная арка на площади Звезды. 1811 год
Вид на Аустерлицкий мост. XIX век
Иенский мост. 1831 год
Мост Искусств. 1838 год
Церковь Мадлен. 1845–1860 годы
Парижская биржа. 1850 год
Улица Риволи. 1845 год
Панорама центра Парижа. Около 1855 года

Вот что автор сообщает о главном герое Жюльене Сореле в первой главе второй части романа: 

«Глубочайшее недоверие не позволяло ему любо­ваться живым Парижем; его трогали только па­мят­ники, оставленные его героем».

Что это за памятники и о каком герое речь? В данном случае под памятниками понима­ются как скульптуры королей и полководцев, так и здания, колонны и даже целые улицы, появив­шиеся в наполеоновскую эпоху. Это триумфаль­ная арка на площади Карусель перед Лувром, возведенная в 1808 году, и Вандом­ская колонна, воздвигнутая в 1810-м (обе увековечивали напо­лео­новские победы 1805 года), триумфальная арка на пло­щади Звезды, мосты — Аустер­лицкий, Йен­ский и Искусств (все три возведены при Напо­леоне), церковь Мадлен, Парижская биржа, улица Риволи и площадь того же названия (ныне пло­щадь Пирамид). Надо заметить, что многие из этих «памятников», хотя и были заложены при обожаемом Жюльеном императоре, закончены были при ненавистной ему и Стендалю Реставра­ции (биржа), а то и вообще после выхода «Крас­ного и черного», при Июльской монархии (арка Звезды, церковь Мадлен). Почти все эти элементы парижской архитектуры и топографии, хранив­шие память о Напо­леоне и Первой империи, распо­ложены в самом центре живо­го Парижа, и отделить в них прошлое от настоящего было не очень легко, но Стендалю важно противопос­тавить героическое прошедшее скверной совре­мен­ности.

2. Тайна г-жи де Сталь

2. Тайна г-жи де Сталь Мари-Элеонор Годефруа после Франсуа Жерара. Портрет Анны Луизы Жермены де Сталь. 1818-1849 годы

Во второй части (глава восьмая) Матильда де Ла-Моль думает: 

«Я красива — это то самое преимущество, за которое госпожа де Сталь отдала бы все, и, однако, я умираю со скуки».

Если судить по театральным премьерам, упоминаемым в этой части романа, действие происходит в начале 1830 года. Французская писательница Жермена де Сталь (1766–1817) умерла тринадцать лет назад; она прослави­лась своими романами и трактатами, а мадемуазель де Ла-Моль о литературной карьере вроде не по­мышляет. Зачем же она — пусть не вслух, а только в мыслях — меряется преимуществами с госпожой де Сталь и гордится тем, что красивее ее?

Госпожа де Сталь спокойно обходилась без этого «преимущества»: отсутствие идеальной красоты лица и фигуры она возмещала великолепным красноре­чием. Знавшие ее свидетельствовали: стоило де Сталь начать говорить, как лицо ее исполнялось неодолимой прелести. На самом деле это вовсе не Ма­тиль­да де Ла-Моль само­утверждалась за счет госпожи де Сталь. Реплика героини не что иное, как проявление мести самого Стендаля. Он отдавал должное Жермене де Сталь и внимательно читал ее тексты, но не мог прос­тить ей тон, в каком она писала о его кумире — Наполеоне. В опубликованных посмертно книгах «Размышления о Французской революции» (1818) и «Десять лет в изгнании» (1821) госпожа де Сталь изобразила его тираном и душителем свободы. Стендаля это возмутило, и в своей «Жизни Наполеона» он обрушил на госпожу де Сталь множество обвинений — в отсутствии таланта, в необъек­тивности, в неумении писать об исто­рии. Гнев настолько лишил писателя хладнокро­вия, что он ухитрился изобразить госпожу де Сталь союзницей императорской полиции (хотя она много лет страдала от ее преследований) и попрекал ее тем, что она не настоящая францу­жен­ка. Отец Жермены Жак Неккер в самом деле родился в Женеве и был женевским банкиром (но притом французским министром), но это не мешало его дочери стать замечательной французской писательницей. И стендалев­ское указание на то, что она якобы не фран­цу­женка, тоже можно считать своеобразной местью. Госпо­жа де Сталь регулярно подчер­кивала, что Наполе­он был не настоящим французом, а всего лишь корсиканцем, — вот Стендаль и мстил ей ее же оружием. Одним словом, это не Матильда гордит­ся тем, что она более красива, чем Жермена де Сталь; это Стендаль хочет ущемить покойную писательницу напоминанием о том, что она не была писаной красавицей.

3. Тайна Конгрегации

3. Тайна Конгрегации Великий магистр ассоциации «Рыцари веры» Матье де Монморанси. 1820-е годы

Во второй части романа (глава двадцать третья) заговорщики-ультрароялисты посылают Жюльена к «благородному герцогу***» (английскому герцо­гу Веллинг­тону). Жюльен должен рассказать иностран­цу выученное наизусть содержание «секрет­ной ноты». Но на постоялом дворе героя пытаются усыпить, обыскивают и вообще всячес­ки стараются помешать ему выпол­нить задание. Выясняется, что коварный враг не кто иной, как знакомый Жюльену еще по семинарии аббат Кастанед:

«Аббат Кастанед, начальник полиции Конгрега­ции по всей северной границе, на его счастье, не узнал его».

Конгрегацией называется любое монашеское объединение, не имеющее статуса ордена. Почему же Стендаль пишет это слово с прописной буквы? Это дань устойчивым мифам, бытовавшим во французском обществе во второй половине 1820-х. В царствование Карла Х (1824–1830) власти в самом деле проявляли отчетливые клерикальные симпатии, и позиции Католической церкви в этот период очень усилились. Отсюда в либеральных кругах возникли представления о существовании тайной религиозно-политичес­кой организа­ции под названием Конгрегация, которая управляет всем происходящим в стране и, будучи неким параллельным правитель­ством, диктует свою волю правительству официальному. На самом деле, настаивают французские истори­ки, конгрегация (носив­шая имя Пресвятой Девы) существовала в стране еще с начала XIX века, но занима­лась только благотворительностью и к поли­тике отношения не имела. Наряду с ней имелась другая организация, в самом деле тайная и состоявшая из людей набожных, — общество «Рыцари веры», основанное роялистом Ферди­нандом де Бертье де Совиньи в 1810 году, в эпоху Империи, для восстановления во Франции закон­ной монар­хии. Некоторые члены «Рыцарей веры» входили в состав конгрегации, и две эти органи­зации поддерживали довольно тесные связи. Но именно во второй половине 1820-х годов, когда происходит действие «Красного и черного», ассоциация «Рыцари веры» по просьбе ее великого магистра Матье де Монмо­ранси была распущена и прекра­тила свое существование. Что, впрочем, не мешало антиклерикальным политикам и лите­раторам продолжать ее обличать. Отдал дань этому и Стен­даль, который не только верил в существование Конгре­гации, но и наградил ее собственной полицией.

4. Тайна аббата Кастанеда

4. Тайна аббата Кастанеда Карикатура «Обычаи иезуитов». Франция, 1762 год

Сказанным в предыдущем пункте не исчер­пы­вается тайна некоего аббата Кастанеда, упомяну­того все в той же цитате. Допустим, что Конгрега­ция в самом деле существует и действительно посылает зловещего Кастанеда помешать миссии Жюльена. Но зачем иезуиту Кастанеду вредить заговор­щикам-ультрароялистам? Ведь цель их за­говора — вернуть Францию к «доб­рым старым временам» абсолютной монархии, избавить ее от либе­ральных новшеств. Об этом в самом деле мечтали многие члены реакцион­ного кабинета министров накануне Июльской революции 1830 года; именно их попытка вопло­тить свои мечты в действи­тельность и послужила спусковым крючком для революции. Но ведь и аббат Кастанед мечтает о том же самом. В действи­­тельности такой аббат должен был бы помогать заговор­щикам-ультрарояли­стам и всячески их поддерживать. Комментаторы Стендаля видят тут несты­ковку и честно признаются, что не понимают, почему писатель столкнул в описываемом эпизоде две силы, которые в реальности были союзницами. Причина, по-видимому, в ненависти Стендаля к клерикалам-иезуитам. Она была настолько сильна, что, когда по сюжету ему понадобил­ся противник для Жюльена, на эту роль он естес­твен­ным образом назначил иезуита (абсолютное зло), не позаботившись о том, правдоподобно это или нет.

5. Тайна «и т. д.»

В «Красном и черном» неоднократно повторяется выражение «и т. д.», а порой даже удвоенное: «и т. д., и т. д.». Например: 

«Целых два часа выслушивал Жюльен бессмыс­ленную болтовню и высокопарные жалобы на люд­скую злобу, на отсутствие честности у людей, которым вверено управление казенными средствами, на то, каким опасностям подвергается через это бедная Франция, и т. д., и т. д., пока нако­нец не начал смутно догадываться об истин­ной цели этого визита. Они уже вышли на площадку лестницы, и бедный, напо­ло­вину разжалованный гувернер с должным почтением распрощался с будущим префектом некоего счастливого департа­мента, когда сей последний соизволил проявить неожиданный интерес к делам Жюльена и стал превозносить его необычай­ную скромность в отношении денег, и т. д., и т. д.» 

Во французском оригинале, по подсчетам исследовательницы Сильвии Торель, etc, etc повторяется 21 раз, а etc — 27; в русском переводе повторов чуть меньше. Эти «и т. д.» выражают величайшее презрение автора к тому, что говорят его персонажи; все они, с его точки зрения, изъясняются клиши­рованными фра­зами, и потому никакой необходимости передавать их реплики полностью нет. Ту же роль призвана играть в 22-й главе второй части «целая страница точек», которую автор, как он сам признает­ся, хотел поставить вместо тех 26 страниц, которые Жюльен исписал, резюмируя идеи заговорщиков-ультрароялистов (в результате Стендаль от этой идеи отказался). 

6. Тайна финала романа

6. Тайна финала романа Кадр из фильма «Красное и черное». Режиссер Клод Отан-Лара. 1954 год

Вот финал романа: 

«Жюльен вошел в новую верьерскую церковь. Все высокие окна храма были затянуты темно-красными занавесями. Жюльен остановился позади скамьи г-жи де Реналь, в нескольких шагах от нее. Ему казалось, что она усердно молится. При виде этой женщины, которая его так любила, рука Жюльена задрожала, и он не в состоянии был выполнить свое намерение. „Не могу, — говорил он себе, — не в силах, не могу“. 
     В этот миг служка, прислуживавший во время богослужений, позвонил в коло­кольчик, как делается перед выносом святых даров. Г-жа де Реналь опустила голову, которая почти совсем потонула в складках ее шали. Теперь уже Жюльен не так ясно ощущал, что это она. Он выстрелил и промахнулся; он выстрелил еще раз — она упала». 

Зачем Жюльен так опрометчиво погубил самого себя, выстрелив в г-жу де Реналь? От лица некото­рых второстепенных персонажей Стендаль дает этому поступку несколько объяснений: Жюльен желал отомстить той, кто прервала его восхожде­ние по социальной лестнице; Жюльен на суде бросил обвинения в лицо лживому обществу, и оно этого не простило; Жюльен, новый Вертер или новый Гамлет, расстается с жизнью из-за своей чрезмерной чувстви­тельности — или, как новый Отелло, из-за овладевшей им ревности. Впрочем, все эти объяснения автор излагает иронически и явно не считает исчерпывающими.

Загадка финала вдохновляет некоторых исследо­вателей даже на такие экстравагант­ные интерпре­тации, как уподобление Жюльена Иисусу Христу: он тоже сын плотника, ему тоже вынесли приго­вор в пятницу, перед смертью он разделяет бутыл­ку вина с двумя разбойниками. Гораздо более справедливое, хоть и тоже парадок­саль­ное объяснение финалу романа дал в 1942 году фран­цуз­ский журналист и литератор Луи Мартен-Шоффье: «Я убежден, что Жюльен вовсе бы не стал стрелять, если бы Стендаль силой не заста­вил его пересечь половину Франции, не дал бы ему в руки пистолет и сам не нажал на спусковой крючок. Во всем этом деле убийца только один — это сам автор. Это он диктует г-же де Реналь ее невероят­ное письмо, это он принуж­дает своего героя-честолюбца, еще не достигшего успеха, но находящегося от него в двух шагах, совершить безумный поступок, который приводит его на гильо­тину. Преступление с заранее обдуман­ным намерением, причина которого вполне очевидна: Стендаль желал убить г-на лейтенанта Жюльена Сореля де Ла-Верне, потому что не знал, что с ним делать».

К этой остроумной гипотезе можно добавить, что в одиннадцатом «Письме о Париже» (1831) Баль­зак недаром причислил «Красное и черное» к «школе разочарова­ния». Такой роман не мог кончиться хеппи-эндом. Стендаль, сам не слиш­ком удачливый и в лич­ной, и в литературной жизни, чувство­вавший отчуждение от современ­ной ему Франции и ее политического строя, не хотел и не мог даровать счастье своему герою. 

Но есть и еще одно объяснение этого финального выстрела. Стендаль трижды (в трактате «Расин и Шекспир» (1825), в романе «Арманс» (1827) и в «Красном и черном») настаивал на том, что разговор о политике в художественном произ­веде­нии так же неуместен, как выстрел посреди концерта. При этом в «Красном и черном» очень много говорится о политике — ведь Стендаль пишет «Хронику XIX века» (подзаголовок романа на обложке первого издания) и «Хронику 1830 года» (подза­головок в начале самого текста), а разговор о Франции этого времени без политики был бы фальшивым. Так вот, давая Жюльену в руки пистолет, Стендаль как бы уподобля­ется своему герою и тоже производит резкий и неожи­данный выстрел. Жюльен стреляет реально — в г-жу де Реналь (хоть и не во вре­мя концерта, а во время мессы), а Стендаль — метафорически, насыщая роман множест­вом, казалось бы, неуместных политических аллюзий.

7. Тайна названия

7. Тайна названия Титульный лист первого тома первого издания романа Стендаля «Красное и Черное». Париж, 1831 год

Пожалуй, самая загадочная вещь в романе Стендаля — это его название. Почему «Крас­ное и черное»?

Известно, что сначала Стендаль хотел назвать роман именем главного героя — «Жюльен». Но потом передумал. Уже первые критики романа признавались, что они не понимают, отчего у книги такое название, которое «оставляет чита­теля в полном неве­дении относительно того, что его ждет в романе», и замечали, что роман с таким же успехом мог бы называться «Зеленое и желтое» или «Белое и синее».

Сам Стендаль печатно ни разу своего выбора не прокомментировал, но после смерти писателя его приятель Эмиль Форг сообщил, что тот якобы объяснил ему однажды: красное означает, что Жюльен, живи он в эпоху боготворимого им На­по­леона, был бы солдатом и носил красный мундир, но он родился поздно, а потому вынуж­ден избрать религиозную карьеру и ходить в черной сутане. Форг воспринял такой ответ как издевательство: черного цвета были не только сутаны, но и вполне светские фраки, а у напо­леоновских солдат форма была вовсе не красная.

Первая ассоциация, которая приходит в голову при словах «Красное и черное», — это рулетка. Однако и это ничего не объясня­ет: во-первых, по-французски в названии романа оба цвета мужского рода («Le rouge et le noir»), а при игре в рулетку эти цвета по-французски чаще употребляются в женском роде. А во-вторых, рулетка в романе никакой роли не играет. 

Советский историк французской литературы Борис Реизов, воспользовавшись отдельными замечаниями коллег-французов, предложил свое толкование: красный и черный цвета — пророчес­тва трагической судьбы Жюльена. В пер­вой части Жюльен Сорель видит в церкви обрывок газеты с извещением о казни некого Жанреля и отмечает сходство их фамилий, после чего отсвет красных полотнищ, закрывающих окна, кажется ему крова­вым. Это красное. В начале второй части Матильда де Ла-Моль является к столу в глубоком трауре по своему далекому предку, казненному возлюбленному Маргариты Наваррской. Это черное. А дальше уже начинаются разнообразные символи­ческие толкования: красный — ярость, убийство, бунт; впрочем, и черный может означать то же самое…

Юрий Лотман, сочтя это объяснение недоста­точно конкретным, предложил свой вариант. Он увидел в «красном и черном» не что иное, как цитату из романа Лоренса Стерна «Тристрам Шенди», где дядюшка Тоби и капрал Трим ведут спор о сравни­тельных достоинствах военной и духовной карьеры — Тоби говорит, что «Всевыш­ний Бог настолько добрый и справедли­вый управитель мира, что, если мы только исполнили в нем свои обязанности, никто не станет и спрашивать, сделали ли мы это в красных мундирах или в черных кафтанах».

Наконец, существует еще одно объяснение, исходящее из психологии Стенда­ля. Прези­рая современных французов, он всячески подчеркивал свое с ними несходство. В частности, в автобио­графической «Жизни Анри Брюлара» писатель замечает, что они редко упоминают яркие цвета и предпочита­ют неопределенные оттенки. Стен­даль решил пойти по другому пути и дал своему роману название более чем яркое, а затем продол­жил в том же духе: два его неокончен­ных произ­ведения носят названия «Розовое и зеленое» и «Красное и белое». 

Объяснений много, каждое из них имеет право на существование, но ни одно не мо­жет считаться исчерпывающим. Хотя Стен­даль был убежден, что настоя­щая слава придет к нему через много лет после смерти, и предсказание его с лихвой оправдалось, эту тайну он нам разгадать не позволяет.

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится