Ахиллесова пята итальянского фашизма: как семья и приватизация погубили режим Бенито Муссолини

Двадцать девятого октября 1922 года Бенито Муссолини стал премьером Италии. И сразу же, к ужасу и недоумению своих сторонников, развил бурную деятельность, приватизируя всё, что плохо лежит. В предвыборном манифесте он намекал на национализацию предприятий. «Вот сейчас заживём!» — думал итальянский «средний класс». И вдруг на тебе.

Обещал — не значит женился

Коррупция, нищета, бунты и маленькая, но победоносная гражданская война между красными и фашистами — в таких условиях Муссолини шёл к власти. Итальянская нация устала от Первой мировой войны и от себя самой. Её лихорадило несколько лет. Но новый лидер обещал избавить страну от страданий.

Ну, не война, конечно, — но «маленькие победоносные беспорядки» не так звучит.

«Только государство способно разрешить драматические противоречия капитализма», — утверждал Муссолини. Фашисты положат конец столкновениям частных интересов, государство станет объединяющей силой, которая сплотит всю нацию и поставит производство на службу народа. Хотя он никогда напрямую этого не говорил, но за его предвыборными речами маячила массовая национализация банков, страховых обществ и фабрик.

Дальнейшее стало выпуклой и бескровной иллюстрацией процессов, которые позднее происходили и в нацистской Германии. Массы ещё кричали «ура-а-а», но вождю уже была важна не любовь толпы, а поддержка крупных собственников.

Первой под раздачу попала спичечная монополия. Её создали во время войны, в 1916 году, и вся выручка поступала непосредственно минфину Италии. Одиннадцатого марта 1923 года монополию ликвидировали, образовав вместо этого консорциум производителей. Частники получили ёмкий рынок, а государство — 65 миллионов лир в казну.

Следующими пали страховые кампании. Монополию здесь организовали в 1912 году и не просто так. В те далёкие и травоядные времена иностранные страховщики контролировали от 60 до 70 процентов рынка. Мимо государства проплывали огромные суммы выплат. С этим молодой и бурно растущий организм итальянской империи не собирался мириться. Изюминка в том, что национализировали иностранные концерны либералы в 1916 году.

Неприкосновенность частной собственности? А ну положь 40% выплат государству! Да, либералы тогда были не те, что нынче.

Приватизация страховой отрасли началась 23 апреля 1923 года. Рыночек соображал на троих: две акулы частного страхования — Assicurazioni Generali (AG) и Adriatica di Sicurta (AS) — и государственный страховщик INA. Так ещё несколько десятков миллионов лир в итоге перетекли в итальянскую казну.

На этом Муссолини не остановился. В кратчайшие сроки были приватизированы абсолютно все телефонные и телеграфные линии (ещё 300 млн лир в казну). В результате выручка государства в 1925 году в этой сфере составила лишь 31% от общей доли, а частников — 69%.

Дальше речь зашла о шоссейных дорогах. Дело в том, что Италия была довольно бедным государством. Денег на всех не хватало, так что минфин, во главе которого стоял местный Кудрин либерал Де Стефани, решил привлечь частный капитал. Шесть важных дорог между крупнейшими центрами страны (Миланом, Венецией, Турином и пр.), построенных государством, были быстро проданы частным лицам.

Особенно на этом настаивал «Фиат». Там почему-то решили, что это резко простимулирует спрос на автомобили их марки. (Забегая вперёд, отметим, что затея оказалась провальной, и в 1930-х годах дороги у частников выкупили в госсобственность. Минус пару сотен миллионов лир из госказны).

Индустриальный гигант с возу — государству легче

Во время Первой мировой войны «Ансальдо» был крупнейшим промышленным конгломератом Италии. Чёрт, да он стоял на одном уровне с «Сименсом» и «Шнайдером». Однако, когда наступил мир, военные заказы сдулись, а страну и экономику затрясло не по-детски. В итоге в 1921 году крупнейший производитель пушек, стали, судов, поездов и транспортной техники обанкротился.

Пришлось Банку Италии спасать незадачливого индустриального монстра. На пару с директоратом «Ансальдо» они наскребли необходимые 200 миллионов лир, и на эти деньги «Ансальдо» был национализирован. Так всё и оставалось до 1925 года, когда Муссолини приватизировал военный концерн. Промышленный гигант оказался в руках двух банков — «Итальянский кредит» и «Национальный кредитный банк».

Муссолини был счастлив: будучи национализированным, «Ансальдо» проделал в бюджете дыру в 300 млн лир, а приватизация позволила уменьшить ущерб до 140 миллионов лир. Прекрасно! В кои-то веки бюджет свели без дефицита. «Пусть наш фашистский частник сделает производство эффективным». Что может пойти не так?

Тоталитарное или корпоративное?

Разворот от «давайте всё национализируем!» до «давайте нахрен распродадим госкомпании» Муссолини обозначил уже в своей ноябрьской речи 1921 года. Он заявил, что строить фашисты будут не «монополистическое, бюрократическое государство», а «этическое». За государством останутся только те функции, которые нужны дуче. Потом стали выясняться неприятные подробности — что верхушке партии и дуче из всех «функций» требовались исключительно деньги, побольше и побыстрее.

Дело в том, что до середины 1920-х годов основным «донором» партии был самый обычный средний класс. Мелкие торговцы и служащие, студенты и зажиточные фермеры, полицейские и мелкие предприниматели щедро одалживали деньги на приход к власти любимого дуче. А вот земельная аристократия, промышленники и банкиры раскошеливались со скрипом. У них были свои, вполне себе кондовые партии, типа либералов или консерваторов, которые тоже требовали бабок. Разорваться надвое? А за каким чёртом? Что может дать этот дуче? На этот вопрос у Муссолини был ответ: я дам вам государство.

А как же главная база фашизма — средний класс, который ждёт перемен к лучшему? От него требовалось не ныть и верить в гений вождя.

Дуче — капитан корабля, он знает маршрут в лучшее будущее.

Дальше всё было просто. При помощи залоговых аукционов массовой приватизации госсобственности Муссолини обратил армию скептичных итальянских финансистов в своих верных сторонников. После 1925 года политика фашистской партии и правительства круто поменялась. Теперь при помощи пинков и пряников новых олигархов привлекли в управление экономикой.

Синьоры банкиры были людьми умными и быстро сообразили, что надо массово вступать в партию. Рулить экономикой, будучи членом партии, — одно удовольствие. В результате дуче был избавлен от головной боли «откуда добыть денег и не пытаются ли местные банкиры свалить из страны с „честно заработанными непосильным трудом“ миллиардами?» В отношениях между государством и олигархами установилась идиллия.

Она прошла проверку во время экономического кризиса 1929–1933 годов и блокады из-за вторжения в Эфиопию в 1935-м. Фашистское государство буквально спасло от разорения кучу обанкротившихся «эффективных менеджеров».

Так сложился итальянский тип корпоративизма. Личные связи внутри фашистской партии между чиновниками и буржуазией образовали систему, при которой всё остаётся внутри государства и ничто не просится наружу.

С такой «управленческой инновацией» Италия вступила в войну.

Коза ностра государственного масштаба

Большая крепкая семья — неизжитая итальянская традиция и любимая тема консерваторов. Родня должна друг другу помогать! Три четверти итальянских предпринимателей пользовались родственными связями среди фашистских чиновников.

Вот только в итоге получился какой-то анекдот. Что бы итальянцы ни построили, получался семейный скандал со склоками, битьём посуды и подделкой отчётности.

Проконтролировать реальное положение дел в экономике фашистская Италия не могла. Слишком тесные узы мешали. Вечно чей-нибудь родственник прикрывал факапы своего дяди-банкира. Отчёты выпуска продукции постоянно подделывались. Но наказаний никто не нёс — все были свои люди. В крайнем случае, массовый заезд на виллу с вином и женщинами решал проблемы.

Больше всего это отражалось на выпуске вооружений. Внезапно выяснилось, что оружейные бароны — они же испытанные члены фашистской партии — врали о своих промышленных возможностях. А поставщики материалов врали об их качестве.

Большой фашистский совет — высший орган государственной власти — мог планировать что угодно. Выпускать ежемесячно в 1942 году по 270 47-мм противотанковых пушек (получалось не больше 170 в лучшем случае). Самолётов всех типов по четыре-пять тысяч ежегодно (полный объём — всего 10389 штук с 1939 по 1943 год). Или десятки тысяч пулемётов типа «Бреда» Mod. 30 и ещё 1200 «тяжёлых» танков Р26/40 за пару лет. Всё это оборачивалось пустым звуком. И это были не отдельные неудачи, а вообще промышленность не тянула. Не было ни мощностей, ни нужного количества материалов.

В мирное время в такой ситуации ещё можно сидеть с умным видом и притворяться, что всё так и задумано. Но во время войны столкнуться с подобными вывертами экономики — просто катастрофа.

Фашизм страшен, но у него есть слабое место. И дуче на собственном опыте познал это одним из первых.