Хромой сатир
Хотя, глядя на портреты прославленного поэта Байрона, вздыхало множество девушек, в жизни он женское внимание долго не привлекал: из-за родовой травмы был хромым, а повзрослев — ещё и отталкивал своей бедностью. Впрочем, были исключения. Ещё мальчиком он оказался жертвой собственной няньки (частый в то время случай) — из озорства или эротомании три года подряд ещё не вошедшего в пубертат мальчика она возбуждала ночами разными способами. Порой она также брала его посмотреть, как предаётся утехам с любовником.
Впрочем, возможно, что идея совращения принадлежала не самой няне, а кому-то из родственников Джорджа. В восемнадцатом-девятнадцатом веках многие отцы и дяди находили нормальным заплатить кому-то из прислуги, чтобы сыну или племяннику “показали, что да как”. Чаще всего это происходило, когда у мальчика начинали пробиваться усы, но иногда родственники торопились со своим просветительством.
Дальнейшая романтическая и половая жизнь Байрона долго была определена его хромотой, бедностью и первым опытом с женщиной. На балах он разыгрывал из себя скромной, смущённого любым кокетством юношу, вечного девственника — в чьём неизбывном одиночестве виновато корыстолюбие девиц. При случае же, подальше от глаз света, он предавался забавам с простолюдинками, обычно служанками, и обязательно обыгрывал свою хромоту. Иногда он изображал бога-кузнеца Гефеста, который “наказывает” свою жену Афродиту за неверность. Иногда — дьявола (который, по европейским поверьям, был так же хром), совращающего невинную деву.
Слава только разожгла сластолюбие Байрона, сделав его изощрённым. Теперь. когда женщины обращали на него своё внимание, он издевался над ними. Например, он предложил жене премьера, проявившей к нему интерес, приехать к нему в костюме конюха. Когда же она исполнила его просьбу, он силой взял её прямо на конюшне (уж об этом она точно не мечтала), а потом ещё и отстегал плетью, зная, что она никому не посмеет пожаловаться. Удивительно, но леди его простила и вообще решила, что любовь гения — она же особенная. Так что вскоре Байрону пришлось бегать от неё повсюду — настолько ей хотелось отогреть его гениальную душу.
Странные садистские наклонности и игры с переодеваниями (обычно в мужскую одежду) даже интриговали некоторых дам, которые после таких слухов сами шли с поэтом на сближение. Фантазии его неизменно вертелись вокруг наказаний и изнасилований. Возраст партнёрши не имел значения. Если женщина соглашалась терпеть на своей коже плеть, он связывался и с женщинами того возраста, который в те времена звали почтенным, и с семнадцатилетними девушками. Однажды, как известно, его любовница пережила выкидыш на его глазах — скорее всего, именно из-за “жёстких игр”. Однако одну из своих женщин он щадил, используя вместо плети более слабый в ударе арапник. Это была его сестра.
Слишком нежный брат
Августа была дочерью Байрона-старшего от первого брака с Амелией Дарси. После того, как её мать умерла, девочку забрала к себе бабушка, разумно полагавшая, что вспыльчивый, вечно пьяный, постоянно в картёжных долгах зять - тот ещё воспитатель ребёнку. Вскоре Байрон-старший женился и стал отцом того самого Байрона. Разница в возрасте между Августой и Джорджем составляла четыре года.
Впервые они увидели друг друга в её семнадцать лет. После этого переписывались, и письма эти были совершенно невинны. Джордж пил на ночь опийные настойки, а днём веселился в своём обычном духе; Августа полюбила драгуна, вышла за него замуж и обнаружила, что пороками он ничем не отличается от её отца. Отношения Августы с супругом очень быстро остыли. Джордж тем временем успел съездить в дальние жаркие страны, вернуться и проснуться знаменитым. Августа захотела его увидеть: вероятно, он давно уже не бледный и толстый хромой мальчик, интересно, как он изменился?
Страсть в Джордже вспыхнула сразу. Насколько быстро, можно судить по тому, что всего через несколько недель после встречи Августа зачала ребёнка. Байрон влюбился именно в то, что говорило о его родстве с Августой: в её чисто байроновское по профилю лицо и её байроновское картавое “р”. Джордж сразу придумал ей смешное и нежное прозвище — “гусыня” — и мог часами разговаривать с ней буквально обо всём на свете. Практически всё время, что они сидели вместе, они до упаду хохотали.
Вместе они приезжали на балы, приёмы, в театр - это никому не казалось странным, брат просто сопровождал сестру, поскольку она приехала без мужа. Однако при первых признаках беременности Августе пришлось бежать. Неизбежно бы возникли вопросы, а ответ, с учётом репутации Байрона, был слишком на поверхности. У неё уже были трое детей. Дочь Байрона, Элизабет Медора, была третьей девочкой и четвёртым ребёнком. Приехавший проведать “племянницу” Байрон внимательно осмотрел ребёнка и с облегчением заключил, что она родилась “не обезьяной”, то есть не уродкой.
Чтобы срочно отвлечь внимание света от Августы, Байрон женился — и это действительно заставило Британию говорить только о его свадьбе. Никто и представить не мог, что этот романтический одиночка (для одних) и прожжённый распутник (для других) обзаведётся семьёй. Избранницей его стала Энн Милбенк.
Но жизнь с Энн, мягко говоря, не задалась. Испуганная жена обнаружила, что, если дотронуться до мужа ночью, он просыпается с криком ужаса и яростно требует его не касаться (не воспоминания ли о няньке пробуждали эти ночные прикосновения?). Кроме того, во время выполнения супружеских обязанностей он был жесток. Родив дочь, которую Байрон назвал в честь любимой сестры, Августу Аду, Энн подала на развод. В ходе разбирательства всплыл тот факт, что её муж домогался тринадцатилетней девочки из хорошей семьи (простолюдинки бы и не заикнулись). В дальнейшем Энн общалась с Байроном только через посредников, а их дочь стала первой программисткой в мире, собственно говоря, изобретя программирование.
Всё это время Джордж не обрывал связи с Августой. Он эпатировал знакомых, рассуждая о прелести кровосмесительной любви, и написал пьесу, где брат влюбляется в сестру (правда, потом оказывается, что они всё же двоюродные, а не родные). С Августой они обменялись портретом и прядью волос и продолжали переписываться, ради цензуры заменяя все слова любви крестиками.
Когда Байрон покинул Англию, Августу и годовалую Медору после развода, Энн, поняв, что происходит между её бывшим мужем и женщиной, в честь которой крестили её дочь, взяла патронаж над Августой. Письма сестры становились всё суше, и Байрон тоже охладел.
За границей он сначала устраивал оргии, потом растолстел окончательно, влюбился, женился и поехал в Грецию воевать за её независимость. Там и умер. После его смерти оказалось, что он завещал сестре сто тысяч фунтов стерлингов. Большую часть этой суммы Августа потом потратила, чтобы платить шантажистам, грозящим опубликовать доказательства её кровосмесительной связи с Джорджем.