Четырнадцатый век
ёрная смерть пришла в Россию несколько позже, чем в Западную Европу. Чумная палочка медленно мигрировала, распространяемая бегущими от неотвратимой смерти беглецами, больными крысами с больными блохами, торговыми кораблями. Некоторые из них вымирали от чумы прямо во время плавания — «Летучий голландец» долго ещё мог болтаться среди волн, полный трупов, пока шторм не отправил чумное наследие на дно.
Чума началась с Пскова. Этот продвинутый, почти европейский город (Русь постоянно бодалась за него с Великим княжеством Литовским, которое, в свою очередь, чумы практически избежало). Соответственно, Псков постоянно торговал с Европой и… доторговался. Видимо, среди товаров затаилась чумная мышь.
Летописцы говорят: летом (по-видимому, 1352 года) быстрая чёрная смерть пришла в Псков, люди умирали один за другим, даже монахи и священники оказались бессильны перед лицом смерти. Псковитяне попросили о духовной помощи архиепископа новгородского.
На его пышные похороны собралась половина Новгорода. Так что вскоре и здесь повторилась псковская картина: заколоченные дома, густой запах смерти, трупы на улицах.Тот, разумеется, прибыл, отслужил торжественный молебен, отправился домой…. и умер от чумы.
Чума шла дальше, летописцы жаловались, что мёртвых негде было хоронить. Умер от чумы московский князь Симеон Гордый. Чума затихала на десяток лет, а потом вспыхивала вновь: никому не приходило в голову сжигать вымершие деревни, чтобы уничтожить заражённые вещи покойников. Например, через двадцать лет, в 1375 году, — «мор на люди и скот в Твери и Киеве», в 1377 году — «мор бысть в Смоленске», сопровождаемый страшными морозами.
Ещё через десять лет чума полностью опустошила Смоленск: в живых в городе, по легенде, осталось только пять человек. Вскоре после этого она снова покружила по Пскову и Новгороду. А затем решила, что достаточно поиздевалась над русскими и иронично решила сыграть «за наших»: в 1396 году татары осадили Москву, но через две недели, преследуемые чумой, висевшей у них на пятках и саркастически хохотавшей, отступили.
В общем, характер пандемии мало отличался от европейской. Те же трупы, которые некому было закапывать, те же несчастные священники, не успевавшие хоронить умерших, то же безжалостное равноправие.
Но это была ещё не самая крупная чумная эпидемия в России…
Семнадцатый век
Бедный Алексей Михайлович Тишайший, один из самых спокойных и незлобных российских царей! На его царствование выпала самая масштабная чумная эпидемия в России. То ли из Астрахани торговые караваны её занесли, то ли из Крыма, то ли проснулась чумная палочка, дремавшая под Москвой, — но дрогнуло. И понеслось.
Причём началось едва ли не с самой Москвы. Были слухи о моровом поветрии в Угличе, но его, дескать, удалось отогнать святыми иконами. А потом загорелась сама столица.
Чумные бубоны покрыли тело пышнотелой барыни — богатой, сытой Москвы.
Патриарх Никон спешно сгрёб царское семейство в охапку и отправил подальше — несмотря на войну с Речью Посполитой. Последняя, впрочем, вскоре тоже озаботилась симметричной проблемой: в одном из боевых столкновений трофеем поляков и литовцев стала чума. Косила она их не меньше, чем русских. Боевые действия приняли характер битв инвалидных команд.
А чума расходилась — распространялась от Москвы по изрядно подросшей России. Что характерно, дойдя до Новгорода, она словно бы вспомнила, как хорошо погуляла там в прошлый раз, и сжалилась, прошла стороной. Города вымирали почти целиком, вслед за хозяевами умирала брошенная без присмотра домашняя скотина. Людей с трудом успевали хоронить в братских могилах. Некоторые несчастные в паническом желании выжить бежали из заражённых городов в леса и поля, но болезнь догоняла их и там.
К осени эпидемия пошла на спад. Железный патриарх Никон проехался по опустошённой Москве и, неожиданно для своих спутников, расплакался. Тем не менее, вскоре царское семейство вернулось в покалеченную столицу.
А через два года затаившаяся, но не истреблённая до конца чума, вспыхнула снова — сразу в нескольких регионах. Впрочем, по сравнению с первой волной эта напоминала круги на воде. Москву она не затронула.
Восемнадцатый век
Во время российско-турецкой войны в 1770 году кто-то из раненых привёз в главный военный госпиталь в Москве чумную палочку. Все больные быстро скончались, госпитальное начальство попыталось принять меры, но было поздно. Чума не удержалась в стенах больницы и вырвалась наружу.
Болезнь сопровождалась паникой. Прошёл слух, что икона Богоматери в храме на Варварке дарует исцеление от чумы, и народ бросился туда, создавая огромные толпы и обмениваясь бактериями. Московский архиепископ Амвросий распорядился икону убрать, а храм закрыть.
Однако когда наутро толпа собралась у закрытых ворот храма, страх превратился в ярость. Начался бунт. Архиепископа убили в собственном доме после долгих пыток, по всей столице начали убивать врачей. Под раздачу попали и просто богатые дома. Во время бунта погибли несколько тысяч человек — всего же чума выкосила в Москве около 40 тысяч.
После этого самой крупной вспышкой чумы была эпидемия 1910–1911 годов на Дальнем Востоке. Из Китая она перекинулась в сопредельные районы России. Но благодаря удачным карантинным мероприятиям и невероятному труду медиков удалось не допустить таких жертв, как в предыдущие разы.
Прочие вспышки чумы в России можно назвать единичными. Хотя, в принципе, чумная палочка до сих пор жива. Так что, если появится штамм, на котором не будут работать ранее созданные вакцины, мы сможем узнать о жизни наших предков немного больше!