Атомный Рим
Уже в 20 лет Энрико Ферми стал восходящей звездой науки. С 1921 года министерство образования Италии возглавлял известный физик, сенатор Орсо Марио Корбино. Его встреча с юным дарованием определила развитие науки на многие годы вперёд.
Однако возникли проблемы с финансированием и соблюдением формальностей. Ферми написал несколько научных статей, поработал в иностранных лабораториях и в 25 лет стал профессором Римского университета. А ещё через три года сформировал из лучших студентов команду — будущий Институт физики.Корбино понял, что именно на Энрико надо делать ставку в развитии самого прорывного на тот момент направления — физики атомного ядра.
Практически все, кто участвовал в этой работе вместе с Ферми, стали выдающимися учёными. Эмилио Сегре получил в 1959 году Нобелевку за открытие антипротона. Эдоардо Амальди стал сооснователем ЦЕРНа. Франко Расетти помимо физики прославился исследованиями в области палеонтологии Кембрия. Бруно Понтекорво участвовал в разработке американского и британского атомного оружия, а в 1950 году бежал в СССР. Там он стал одним из основателей Института ядерных исследований в Дубне.
В 1934 году Ферми расщепил ядро с помощью бомбардировки нейтронами. Ведущие физики мира, включая Эйнштейна, верили, что деление уранового ядра высвободит колоссальный объём энергии. Впрочем, тот же Эйнштейн считал, что на практике это сделать невозможно.
Однако, в 1942 году Ферми всё же добился управляемой цепной реакции деления атомного ядра.
Утечка мозгов
Ферми состоял в Фашистской партии и стремился поставить науку на службу государству. Ему покровительствовал министр. Жена была дочерью адмирала. Вопрос! Как при таких данных к началу Второй мировой Энрико оказался в США?
Очень просто.
Муссолини хотел быстрых результатов. Теоретическая физика при таком подходе проигрывала даже сельскому хозяйству. Несмотря на огромный авторитет в мире, дела у лаборатории Ферми шли не очень.
Нищета гениальности: необходимый для исследований радий «арендовали» у физлаборатории итальянского Минздрава.
В связи с эфиопской войной 1935–1936 годов страна сидела под санкциями Лиги наций. Режим резал и без того скудное финансирование теоретических исследований. Энрико отказали в организации нового физического института. Муссолини были нужны не новые расходы, а что-то, чем можно порадовать публику. Его волновала не наука, а популизм.
В ответ на такой подход Ферми кормил вождя дезой. Например, химик Оскар д’Агостино вспоминал, что при анализе образцов пород процент содержания в них полезных элементов безбожно завышали.
Так Ферми изображал «полезность государству», а газеты громко заявляли, что Италия самостоятельно себя обеспечивает.
Период полураспада итальянского фашизма
Сотрудники лаборатории начали замечать, что в стране происходит что-то странное, а власти явно поехали головой. Учёным было с чем сравнить — и Ферми, и Расетти преподавали в университетах США.
Сказать, что им понравилось там работать — ничего не сказать.
Расетти, когда-то фанатичный фашист, участник похода на Рим 1922 года, разочаровался в новой власти.
На Эмилио Сегре, выходца из фашистской семьи, повлияла поездка в Голландию и Германию. Он обнаружил антифашистские взгляды местного населения, посмотрел на поведение гамбургских штурмовиков и подумал: «Да ну нафиг».
В 1934 году эксперименты по делению ядра привели к предполагаемому образованию двух тяжёлых трансурановых элементов.
Ферми хотел назвать их Ausonium и Hesperium — и то и другое означает «Италия».
Через четыре года эксперимент признали ошибочным.
Энрико принял за трансураны изотопы уже известных элементов, которые образовались в результате расщепления ядер урана. Элементы с атомными номерами 93 и 94 пришлось открывать заново. Один из них — Нептуний (Np); после Ферми его ещё дважды «открывали» ошибочно. Второй элемент — Плутоний (Pu). Оба открыты в 1940 году.
о в 1934 году ничего нельзя было предугадать, и фашистские кураторы лаборатории настаивали на более духоподъёмных названиях. Один из элементов планировали назвать «littorio» в честь ликторов, римских чиновников.
От появления «литтория» и какого-нибудь «муссолиния» таблицу Менделеева спас Корбино. Министр объяснил, что у этих элементов слишком короткий период полураспада — антифашисты будут глумиться.Ликторы носили при себе пучки специальных прутьев — фасций. Именно они легли в основу слова «фашизм».
Кругом одни евреи
А потом грянул 1938 год. Муссолини ввёл у себя расовые законы. И тут все вспомнили, что жена Ферми, почтенная Лаура Капон, — еврейка. У пары, кстати, уже родилось двое детей.
Только Расетти в этом плане повезло, но к тому времени он всё равно мечтал свалить из страны.Сотрудники гениального физика, Эмилио Сегре и Бруно Понтекорво, тоже были евреями.
Энрико воспользовался получением Нобелевской премии и отчалил вместе с семьёй. Перед поездкой в Стокгольм он даже написал Муссолини письмо с просьбой о встрече, но ему отказали. Режиму было плевать, уедет Ферми или нет.
«Ваши услуги больше не требуются».
Физик уехал.
Так фашисты упустили атомную бомбу, которую в итоге заполучили американцы. Энрико Ферми, блестящий теоретик и экспериментатор, стал лучшим подарком, который Муссолини мог преподнести Штатам. Нацисты остались с носом. И для мировой истории это всё же был лучший вариант развития событий.