Герцеговинское восстание: сербы и черногорцы глазами русских добровольцев

Локоть к локтю

Русские солдаты несколько раз сражались в одном строю с черногорцами. Так, в 1806–1807 годах они вместе воевали против наполеоновской армии в Далмации. И там «славянские спартанцы» показали себя как опытные солдаты, чувствующие себя в горах как рыба в воде.

Правда, их видение войны было немного иным, чем у русских. Черногорцы упорно не хотели брать французов в плен, а, согласно своим воинским традициям, предпочитали приносить в лагерь отрезанные головы. Кроме того, они рассматривали имущество на вражеской территории как свою законную добычу. Даже если жители были православными славянами.

Выступив в 1876 году на помощь восставшим в Боснии, армия этого маленького балканского княжества дралась с турками в Герцеговине. Но какие-то отряды черногорцев оказались и на территории Сербии, под общим командованием генерала Черняева. И здесь интересны свидетельства русских добровольцев, воевавших бок о бок с сербами и черногорцами в 1876 году.

Вообще, как отмечали участники этого конфликта, если до войны сербы не знали — и любили — русских, то затем между ними возникла сильная неприязнь. Они считали друг друга виновными в поражении, а также различных бедствиях и лишениях.

От любви до ненависти — одна проигранная война.

Войска в сравнении: кто лучше?

Русские в сербской армии в 1876 году нередко демонстрировали отчаянную храбрость. И обвиняли сербов в трусости и нежелании воевать. В чём здесь причины?

Сербская армия была спешно развёрнута в 1876 году. В боях хорошо проявили себя немногочисленные регулярные батальоны, «стояче войско». Основную же массу солдат фактически составляли ополченцы, необученные и плохо вооружённые. Иногда воевать им приходилось даже не капсюльными, а кремнёвыми ружьями.

Вновь созданные батальоны носили название тех областей и городов, где они были сформированы. До прибытия русских офицеров ими нередко командовали «народные командиры», выбранные из зажиточных крестьян. Роты (четы) возглавляли назначенные командованием — но с учётом пожеланий солдат. При этом одни батальоны зарекомендовали себя как храбрые и стойкие, в других же войники бежали при первых выстрелах. Нередким явлением было и дезертирство. Чтобы уйти в тыл, солдаты резали пальцы либо практиковали самострелы (как правило, в левую руку).

Попытки стимулировать сербов денежными выплатами за захват турецких позиций или орудий успехом не увенчались. Воевать за деньги они не хотели. Намного больше сербских солдат воодушевляло наличие резервов.

Некоторые русские офицеры вели себя с сербскими солдатами очень грубо — что не могло остаться без последствий. Даже выходил приказ, призванный прекратить эту практику.

Сербская конница в той кампании себя не проявила, всадников использовали нередко для разведки и как курьеров. У османов с этим родом войск было намного лучше. Бойцы турецкой регулярной кавалерии, если было необходимо, спешивались и сражались как пехота. А башибузуки умели лихо преследовать и рубить отступавших.

Но очень хорошо, несмотря на устаревшую матчасть, показала себя сербская артиллерия. Артиллерийские офицеры, хладнокровные и смелые, как будто не имели ничего общего с армейскими. Также были неплохие отзывы о пионерах (сапёрах).

Русский офицер Николай Максимов, оставивший воспоминания, служил в отдельном корпусе полковника Хорватовича. Это был один из самых авторитетных сербских командиров. И порядок он наводил не церемонясь. Так, полковник приказывал стрелять в любого серба, который собирался бежать. И убивал трусов лично. В то же время никогда не проводил расстрелы перед строем. Однажды Хорватович публично обещал своим солдатам, если те будут трусить и удирать, расстреливать их картечью.

Сербов эта речь командира очень «взбодрила».

Вообще Максимов в августе 1876 года принял батальон, в котором было пятьсот человек (из первоначальных семисот). К концу кампании в строю остались лишь двести. Все остальные погибли или были ранены. О дезертирах он не упоминает. Видимо, не зря этот батальон считался самым храбрым в бригаде. Хотя бегство батальона он всё же описывает.

Чтобы избежать плена, русский офицер, ещё отправляясь на фронт, выпросил у врача яд. И носил его в кармане до конца боевых действий. В тот момент, когда Максимов догонял свой батальон, он забыл об этом яде — и едва не оказался в руках врагов. Но атака турок и спешившихся черкесов, которая так бодро началась, внезапно прекратилась…

Но любые добровольцы (в данном случае из России) — люди незаурядные и мотивированные. Они были в большинстве настроены именно драться. И ясно, что добровольцы будут выгодно смотреться на фоне недавних крестьян — по крайней мере пока те не научатся воевать.

Сербы vs турки

Что касается сравнения турок и сербов, у добровольцев встречаются две точки зрения. Согласно одной из них, и те и другие показали себя как неважные солдаты. Не желающие драться. Так, османская кавалерия выполняла и роль заградотрядов для своей пехоты.

Согласно другой, турки воевали лучше. В принципе, это логично. Регулярные войска в боях должны выигрышно выглядеть на фоне ополченцев.

Однако турецкое командование при этом почему-то не могло воспользоваться своими успехами. Впрочем, это — субъективная точка зрения русских добровольцев, которые не могли видеть всей картины происходящего у противника. Может быть, дело не в безынициативности турецких офицеров, а в том, что османы понесли серьёзный урон?

Добровольцы отмечали большое значение морального фактора. Русские смотрели на турок свысока, с чувством собственного превосходства, не испытывая страха или преклонения перед ними. А сербы, напротив, взирали на врага «снизу вверх». Они воспринимали турок как грозную силу. То, что османы в течение нескольких веков там господствовали, не забывалось. Ужас сербам внушали и бесчинства башибузуков. Довершало это осознание факта численного и технического превосходства османской армии.

Русские офицеры в сербских батальонах не смогли переломить ситуацию — добиться морального перелома. Не владея сербским языком, за короткое время не смогли стать «своими» и вдохновить сербов.

Разные судьбы

У сербов и черногорцев были один язык, одна вера, но… совсем разная история. Черногория была суровой Славянской Спартой, которая оказалась не по зубам Османской империи и шкодринским пашам. Все мужчины в Черногории были воинами, горными «рыцарями». Они постоянно воевали и презирали другие занятия.

У сербов же в Османской империи в XVIII веке фактически получили распространение два социальных типажа — покорный райят-земледелец и бунтарь–гайдук. Те, кто не мог и не хотел примириться с турецким владычеством, в XVII–XVIII веках ушли в Австрию. Став военными поселенцами на Границе.

В XIX веке сербы после двух восстаний добились самоуправления в составе Османской империи. И спокойно зажили. Русских удивлял их уровень жизни. Плодородная земля и символические налоги обеспечивали достаток, который казался невероятным для российских деревень. При этом Сербия стала страной без «резких контрастов» и «государством без элиты». Как следствие, там существовала широкая вовлечённость простых людей в государственные дела. Такие свободы сделали её на рубеже XIX–XX веков очень привлекательной для сербов, живших в Австро-Венгрии.

Черногорцы

В отличие от сербов, к черногорцам у русских претензий не было. По крайней мере, в воспоминаниях и письмах, которые попали в руки автору, этого не заметно.

И если на фоне мобилизованных сербов добровольцы выглядели храбрецами, то в сравнении с черногорцами русские были просто городскими интеллигентами. Черногорцы не любили длительных перестрелок — и, относясь к туркам с презрением, предпочитали атаки с ятаганами в руках. Порой одного вида черногорцев было достаточно, чтобы османы отступали.

Русские офицеры сравнивали черногорцев с черкесами на Кавказе. Тактика была схожа. И те и другие не любили вступать в открытый бой с пехотой и артиллерией, предпочитая затягивать противника в ущелье, делать один залп из ружей и атаковать. При этом черногорцев русские добровольцы, участники Кавказской войны, оценивали выше черкесов.

Но традиции вечны. В Сербии черногорцы наступали, не обращая внимания на турецкий огонь и свои потери. И так — до рукопашной или отступления турок. Даже небольшие отряды черногорцев могли захватывать укрепления, обращая в бегство превосходящие силы османов.

Здесь играли не по-европейски. Турки, как правило, добивали раненых русских и сербов, мгновенно разувая и раздевая трупы. Черногорцы отвечали в том же духе. Так, они собирали носы убитых османских солдат: резали вместе с верхней губой с усами — чтобы было видно, что это не старик и не женщина. За несколько принесённых воеводе «трофеев» солдат получал медаль.

Николай Максимов описывал, как отрезанная голова османского солдата привела черногорцев в неистовство. Опьянённые её видом, они ринулись в атаку. Успешно. Отрезанные головы турок они потом выложили вдоль дороги.

Но союзником такой тактики была пересечённая местность. Дальнобойное огнестрельное оружие второй половины XIX века заметно снижало шансы на рукопашную схватку. Эпоха «рыцарства» неумолимо подходила к концу.