Как пило русское офицерство XIX века

«Но без вина что жизнь улана?»

Разгульная жизнь русского офицерства вошла в легенды. Образ бесшабашного весельчака, готового отправиться в бой или на дуэль сразу после пары бутылок кларета, создавался и поддерживался не только молвой, но и талантливыми писателями — Лермонтов, Давыдов, Толстой охотно писали о пирушках молодых гвардейцев, порой бравируя готовностью нарушать принятые нормы приличия. Строки из Лермонтовкой поэмы даже стали пословицей:

«Но без вина что жизнь улана?
Его душа на дне стакана,
И кто два раза в день не пьян,
Тот, извините! — не улан».

Поэт и гусар Денис Давыдов, вспоминая о генерале Багратионе, особо отмечал его образ жизни, непривычный тогдашним военным: «Сам он довольствовался весьма малым и был чрезмерно трезв. Я не видал, чтобы он когда-либо пил водку или вино, кроме двух рюмок мадеры за обедом».

Впрочем, эпоха великого офицерского пьянства была не столь уж долгой. Начавшись в конце правления матушки Екатерины, она на время приутихла в суровые годы правления её сына Павла и с новой силой разгорелась в либеральное время Александра I, когда военная молодёжь считала умение пить за одно из самых важных офицерских достоинств.

Барон Розен, служивший в последние годы правления Александра I, так описывал офицерское застолье: «В различных углах сели ужинать офицеры разных полков, но особо по полкам. Громко раздавались требования: лафиту, сотерну, рябчиков, шампанского!». На этом фоне багратионовская пара рюмок мадеры выглядела удивительно скромной, ведь обычно речь шла о паре бутылок, а порой и этим могли не ограничиться.

Как экономили

Дорогие иностранные вина пили лишь богачи-гвардейцы, а вот в армии всё было проще. Денис Давыдов описывал жизнь знаменитого храбреца-гусара Якова Кульнева, командовавшего эскадроном в Сумском, а затем в Гродненском гусарских полках: «На водку он был чрезмерно прихотлив и потому сам гнал и подслащивал её весьма искусно. Сам также заготавливал разного рода закуски и был большой мастер мариновать рыбу, грибы и прочее, что делывал даже в продолжение войны».

Император Павел I, наводя порядки в армии, распорядился, чтобы к обеду у штаб-офицеров подавала три блюда. Это стало разумной мерой, которая должна была ограничить гастрономические излишества екатерининских гвардейцев, привыкших к роскошным пирам с множеством перемен блюд. Но одновременно оказалось, что у армейских офицеров часто не было денег даже на три блюда. Вся армия знала анекдот: «Павел I как-то спросил майора Кульнева, соблюдает ли он приказ императора о трёх блюдах к столу. „Конечно, ваше величество“, — ответил офицер. „И какие же это блюда?“ — уточнил император. „Курица плашмя, курица ребром и курица боком“, — ответил находчивый гусар».

Такая экономия была неудивительна, ведь если офицер не получал денег из собственного имения, то ему приходилось жить лишь на жалование, которое дополнялось «рационами» — выплатами на питание. В эпоху наполеоновских войн майор Кульнев получал 464 рубля в год и ещё 156 рублей рационов. На эти деньги он должен был оплачивать квартиру, лошадь, дорогой гусарский мундир и амуницию, а также тратиться на еду. Причём в русской армии очень долгое время существовала традиция, что эскадронный командир держал открытый стол для подчинённых ему офицеров. Всякий из них мог запросто прийти к обеду или к ужину.

Отказать такому гостю было решительным моветоном.

Давыдов вспоминал, что у Кульнева после всех обязательных расходов на пищу и выпивку оставалась лишь треть жалованья.

А алкоголь в то время был очень дорогим. Цена на шампанское — признак роскоши — начиналась от двух рублей за бутылку, хороший портвейн или сладкое токайское могли стоить рубль, а французское сухое вино — 50 копеек. Если вспомнить, что жалование и рационы поручика составляли всего 395 рублей в год, станет ясно, что часто у армейских офицеров находились средства лишь на водку или даже пиво, которое считалось простонародным напитком, но зато стоило очень дёшево.

Фаддей Булгарин, служивший младшим офицером в уланском полку цесаревича Константина, писал в мемуарах: «Эти корнетские обеды не отличались гастрономическим изяществом, но были веселее стотысячных пиров. Щи, каша, биток или жаркое составляли нашу трапезу; стакан французского вина, или рюмка мадеры, а иногда стакан пивца — и более нежели довольно!».

Как пить

В том, как пить, существовала строгая система, неоднократно описанная современниками. Всеволод Крестовский, писатель и военный историограф, служивший в уланах при Александре II, оставил подробное описание этого обычая.

«У нас при этом строгая система есть: если мы сегодня начали, положим, с водки, то водкой продолжаем и ей же и оканчиваем; назавтра, положим, портер — портером начинаем, портером и кончаем; напослезавтра хотя бы мадера — и с ней та же выдержка, и так далее — перебирайте хоть всю карту любого погреба — у нас до всего своя очередь дойдет! Но вы видите, что при самой широкой универсальности у нас введена строгая система: мы последовательнее, и таким образом мы, во-первых, избегаем вредной мешанины, во-вторых, имеем достаточно времени оценить по достоинству вкус и качество каждого напитка, чего при мешанине вы никак не достигнете».

Кирасир полка Её Величества Владимир Трубецкой рассказывал о более высоком классе такого подхода, распространённого среди богатых гвардейцев.

«В сенях раздалось бряцание шпор, и в комнату совсем неожиданно вошёл громкий поручик князь Урусов-старший, сразу плюхнувшийся на диван. „Что я вижу?! — вскричал он, — корнет ещё в постели? Что-о? Болен, ты говоришь?! Какая чепуха! Твоё самочувствие никого не тронет и никому не интересно. Кирасиры Ея Величества не страшатся вин количества! Неужели ты это ещё не усвоил? А потом, душа моя, ты говоришь вздор, голова у тебя не может болеть: в собрании пьют только (шампанское) Moum sec cordonvert. Прекрасная марка! Да, да… и от неё никогда никаких котов не бывает. Пей в своей жизни только Moum, только sec, и только cordonvert — всегда будешь в порядке. Об одном умоляю: никогда не пей никаких demi-sec (полусухое вино)! Верь мне, князь: всякий demi-sec, во-первых, блевантин, а во-вторых, такое же хамство, как и пристежные манжеты или путешествие во втором классе. Итак: Moum sec cordonvert, дошло?.. Ну, вставай, идём в собрание“».

Что пить

С XVIII века среди русского дворянства в моду стремительно вошло шампанское. Красивое игристое вино стоило дорого, отличалось лёгким вкусом и от того стало настоящим воплощением хорошего тона и роскоши. Заказать к обеду в ресторане бутылку шампанского было пропуском в высшее общество гвардейских офицеров Петербурга. Но цена на шампанское «кусалась», поэтому в ход шли и более демократичные напитки. Простые сухие вина охотно пили, но до второй половины XIX века они не пользовались особой популярностью. Больше всего любили сладкие, креплёные и ликёрные вина: токай, херес, мадеру.

Из крепких напитков вне конкуренции шла водка, которой в те времена называли не привычный нам раствор спирта в воде, а разнообразные настойки на травах, кореньях и специях. Чисто хлебное вино в мирное время считалось простонародным напитком, но во время военных походов его пили, не жалуясь. Коньяки и уж тем более виски, кальвадос и другие бренди были редкой экзотикой, которой русские офицеры вдоволь напились только во время Заграничного похода и размещения русского корпуса во Франции.

Любовь к шампанскому и дорогим винам сослужила дурную службу — к моменту вывода войск в Россию многие офицеры были должны поставщикам алкоголя огромные суммы.

«Как сейчас в памяти тёмная комната, посреди которой на полу стоял большой жбан с вином. Сверху жбана на перекрещенных саблях высилась сахарная голова, обильно политая нагретым ромом и подожжённая. Эта пылающая пьяная штука была единственным освещением всей комнаты, где электричество было потушено. Ром горел синим колеблющимся пламенем, причудливо освещая пёстрые мундиры и раскрасневшиеся лица всей компании, восседавшей прямо на полу, на устланных вокруг жбана коврах. Жжёный сахар, расплавляясь на огне, стекал в горевшее вино крупными раскалёнными каплями с зловещим шипением. Когда пламя разгоралось слишком ярко, Танеев, руководивший пиром, заливал его сверху шампанским. Стаканы наполнялись из черпака огненным и пьяным питием, прожигавшим глотки и, казалось, зажигавшим самые мозги».

Остен-Сакен вспоминал, что особой частью обычая, свойственного кавалерии, было наполнение жжёнкой не бокалов, а пистолетов — отличительного оружия гусар и улан.

Впрочем, долго всё это продолжаться не могло. Император Николай I, известный любовью к порядку, повёл решительную борьбу с пьянством, и уже к концу его правления офицерские кутежи стали делом прошлого. Разумеется, никто не мог отобрать у офицеров права хорошенько гульнуть, но «пьянство как доблесть» навсегда ушло в прошлое.

Викторианская эпоха с её добродетельностью и умеренностью требовала людей иного склада — не тех, кем были наследники бурного XVIII столетия.